Шестой прокуратор Иудеи - Владимир Паутов

– Всё, конечно, было хорошо! Горожане внимали каждому моему слову. Как, однако, я вдохновенно призывал их не подчиняться римлянам, да вот только весьма опасная эта штука, оказывается, быть бунтовщиком, – усмехнулся Искариот, морщась, но не от боли, ибо рука уже заживала, а от воспоминаний, которые были горьки и печальны.

Он совершенно случайно увидел, как под покровом утренних сумерек, большой отряд римских всадников подъехал к городу. Иуда бросился, было, предупредить местного священника, который и поднял горожан на мятеж, но не успел, ибо легионеры быстро перекрыли все дороги, ведущие к центру. Он и сам чуть не попался в руки римлян, но вовремя заметил солдат и, ловко прыгнув в придорожные кусты, пробрался в большую рощу, где и спрятался, затаившись среди зарослей колючего терновника. Не предполагал тогда Иуда, что, выбирая для своего укрытия место более безопасное, и подальше от римлян, он, наоборот, окажется внутри их лагеря. Из своего убежища ему хорошо было видно, как легионеры притащили пятерых связанных заложников. Иуда знал их всех. Они первыми по наущению священника стали бросать камни в сборщика налогов и охрану.

«Надо отсюда как-то уходить!? А то ещё…» – только и успел подумать Искариот, как неожиданно сильные руки крепко схватили его за шиворот и вытащили из колючих кустов на открытое пространство. Он не успел даже глазом моргнуть, как его сбили с ног и, грубо протащив по земле несколько шагов, поставили в один ряд с заложниками. Всё произошло для Иуды столь быстро и стремительно, что он ничего не понял, а потому никак не мог согласиться с тем, что внезапно оказался пленником.

Иуда постарался отодвинуться от заложников немного в сторону, как бы демонстрируя своё особое положение и непричастность ко всему происходившему, но, получив сзади сильный удар по спине тупым концом копья, тут же вернулся на место, куда его поставили с самого начала. Сопротивляться было бесполезно, и тогда он решил осмотреться, дабы разобраться в ситуации и понять, как вести себя с римлянами. Воины тем временем ушли, и на поляне остались всего несколько легионеров, один из которых в накинутом на плечи белоснежном плаще сидел на камне. Правда, на груди того римлянина на серебряной цепочке висел медальон римского генерала, но Иуда не разбирался в воинских знаках отличия, а поэтому и не обратил особого внимания на человека, вершившего судьбами людей в Иудее и Самарии.

Все римляне вели себя довольно мирно, и такое поведение легионеров даже немного успокоило Иуду.

«Если вдруг спросят, что я здесь делаю, скажу, мол, оказался случайно, и никого не знаю!» – придумал он ответ, показавшийся ему весьма удачным. Правда, сидевший немного поодаль римлянин вызывал некое беспокойство Иуды и какую-то внутреннюю тревогу, уж слишком пристально тот смотрел на заложников, но особенно внимательно, не мигая, наблюдал за ним, Искариотом. Угрозы во взгляде римлянина не читалось, но зато чувствовалось проницательность. Он как бы видел Иуду насквозь. Пленник тогда даже отвёл свои глаза в сторону, дабы скрыть истинные мысли, но не надолго, ибо чуть прищуренный взгляд римлянина притягивал к себе, заставляя вновь волноваться и переживать.

Начались же все беды для Искариота весьма неожиданно. Иуда боковым зрением заметил, как римлянин встал с камня, на котором сидел, и двинулся в сторону пленников. Он был довольно высокого роста, крепкий, но более всего Иуде запомнился пурпурный шарф на фоне белого плаща, который багровым полотнищем развевался на ветру, завораживая и пугая. Ничего другого уроженец Кериота запомнить не смог, ибо дальнейшие события начали развиваться столь быстро и стремительно и казались до того невероятными, что он даже потом долго удивлялся, происходили ли они вообще на самом деле.

Когда римлянин прошёл мимо Иуды, пленник облегчённо вздохнул, полагая, что все невзгоды уже позади. Но тем неожиданнее для него прозвучал вопрос, который словно камень с горы обрушился на голову Искариота. Узнав, что перед ним прокуратор Иудеи, уроженец Кериота, чуть не лишился чувств. Он даже не мог предположить, что на подавление мятежа в столь маленьком городке, как Ивлеам, прибудет сам прокуратор.

«Бог мой! – вопрошал пленник к всевышнему, – и зачем я только примкнул к бунтовщикам? Жадность подвела! Богатым захотел быть? Вот же глупец!?» – обречёно подумал Иуда, всё ещё надеясь на благоприятный исход. Когда же к его ногам рухнуло обезглавленное тело одного из заложников, пленник понял, что…

Иуда из Кериота вспоминал всё те события как жуткий сон, как дикий и нереальный кошмар. Он не хотел думать о них, но воспоминания те страшные помимо его воли сами настойчиво возвращались и возвращались к нему, как ни старался он забыть свою неожиданную драму. И вот уже в который раз перед глазами Иуды вставала бросавшая его в дрожь картина, как прокуратор доставал свой меч, резкий взмах и …

Дикая боль и кровь, ручьём хлынувшая из обрубков, где мгновение назад ещё находились пальцы, чуть было не свела его с ума. Иуда с тихими проклятиями, без оглядки бросился бежать с того страшного места. Он хорошо помнил, что бежал долго-долго, не разбирая дороги и не понимая, куда и зачем бежит, пока в изнеможении не повалился на землю, сухую и каменистую, изодрав при падении до крови всё лицо. Сколько времени он так пролежал, Иуда не ведал, но, придя немного в себя, поднялся на ноги и весь оставшийся день шёл строго на север, подальше от Иерусалима, подальше от Ивлеама, подальше от грозного и жестокого римского прокуратора.

Дорога была извилистой и трудной, она то поднималась в горы, то резко шла вниз. К тому же время приближалось к вечеру. В воздухе уже начинала чувствоваться прохлада. А Иуда всё брёл и брёл, словно во сне, пошатываясь от усталости и теряя направление движения. Он находился недалеко от какого-то города, он почти дошёл до его окрестностей, которые уже можно было хорошо рассмотреть с вершины горы. Искариоту оставалось теперь только дойти до городской окраины по начавшемуся пологому спуску, когда он вдруг жутко занемог. Иуда остановился, более не в силах идти дальше, ибо каждый сделанный шаг причинял ему неимоверную боль. Рука с отрубленными пальцами, до того только чуть беспокоившая ноющей и немного дёргающей болью, вдруг сильно воспалилась, покраснела и распухла. Из ран начал обильно вытекать зловонный жёлто-зелёный гной, и боль раскалённым железом от кончиков пальцев, которых не было, медленно и неумолимо стала ползти вверх, подбираясь к самому плечу. Рука горела огнём, и кожа её стала ярко-красной, постепенно приобретая черноватый оттенок. Иуда хотел идти вперёд, но перед его глазами вдруг всё закружилось, земля и небо смешались между собой, поплыли в медленном хороводе вместе с облаками и деревьями, воронкой стали подниматься в небо и затем уже где-то в высоте превратились в маленькую еле заметную точку. Он плохо соображал, так как в голове его что-то вдруг зазвенело, застучало, заухало, и более не в состоянии передвигать ноги Иуда рухнул, словно подкошенный, на пыльную землю в придорожные кусты. Сильный озноб, переходящий в дикую лихорадку, то доводил его до полного изнеможения, то отпускал, чтобы короткое время спустя вновь вернуться, но уже другими, более долгим припадком и дикими мучениями. Нестерпимые приступы накатывающей волнами дёргающей изнуряющей боли заставляли Иуду кататься по пыли и скрести землю ногтями, грызть её и скрипеть зубами, кричать до хрипоты и выть, словно побитая собака. Вскоре у него уже начало болеть всё тело, а не только рука с отрубленными пальцами. Иуда кусал губы, истощённо вопил и в кровь царапал лицо оттого, что голова буквально раскалывалась надвое от звенящей внутри неё боли. По-видимому гной, проникнув в кровь, медленно и неумолимо продвигался к мозгу, постепенно отравляя его, а потому неся с собой нестерпимые мучения и медленную смерть. Вскоре Иуда потерял сознание. Он лежал в придорожной канаве, мимо него проходили многочисленные паломники, шедшие на праздник в Иерусалим, но никто не обращал внимания на неподвижное человеческое тело, видимо, полагая, что путник уже мёртв. Иуда так умер бы в грязной яме, куда упал, катаясь по земле в болезненном припадке, если бы не случайная встреча, о которой он не знал…

«Но как всё-таки я попал в этот дом?» – стараясь отогнать тяжелые воспоминания, спрашивал себя Иуда. Он постарался переключиться на другие мысли. Правая рука его немного ещё побаливала, и никак нельзя было привыкнуть к тому, что пальцев на ней нет, хотя несчастный Искариот чувствовал их, и даже казалось, что мог ими пошевелить. Необычный запах, исходивший от чистой повязки на ране, приятно кружил голову. Здоровой рукой Иуда провёл по лицу, но, когда дошёл до шеи, сердце его вдруг похолодело. Он быстро пошарил у себя на груди, однако ничего не обнаружил.

– Кошелёк??? Где мой кошелёк с золотом, полученным от прокуратора? Украли?! Господи! Вот же напасть… ограбили!!!..