Круг обреченных - Ирина Лаврентьева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Але, это вирусология? Меня собака укусила. Можно у вас на бешенство обследоваться?
— Какая собака? — устало поинтересовалась женщина-регистратор с простым именем Наталия и библейским отчеством Лотовна, неведомо как приклеившимся к ее симпатичному славянскому лицу.
— Моя собака. Собственная.
— Она что у вас, бешеная?
— Откуда я знаю? Чего она кусается?
— А вы ее когда кормили в последний раз?
— Какое ваше дело? — рявкнул мужчина.
«Тебя самого от бешенства привить надо», — подумала Наталия Лотовна.
— Звоните в антирабическую службу. Запишите номер, — вежливо ответила она в трубку. Но едва повесила ее — опять звонок.
— Але, вирусология? — спросил нервный женский голос. — У меня нет иммунитета! Что мне делать?
— Что значит — нет? Какого именно?
— Никакого! Мне участковый врач сказал, что у меня нет никакого иммунитета! Что мне делать?
«По башке дать этому врачу участковому, который людей пугает», — хотела посоветовать Наталия Лотовна.
— Этого быть не может, женщина! Если бы у вас никакого иммунитета не было, вы бы со мной не разговаривали. Вас бы уже похоронили. Надо проверить иммунологический статус. Звоните…
— Але, — вздохнул в трубку бархатный, опять-таки женский голос. — У вас на СПИД обследуют?
— Обследуют.
— У меня такая неприятность… Понимаете, меня пытались изнасиловать, — с придыханием дроговорил голос. —В рот, понимаете? Два раза им это не удалось, а на третий… Понимаете?
«О господи!» — мысленно взмолилась Наталия Лотовна.
— Не понимаю. Что значит — два раза не удалось, а на третий…
— Самое страшное, что я проглотила эту гадость!
— Ну почему же гадость? — почти озверела регистратор. — Полезная жидкость. Гормоны, витамины. Вам это пойдет на пользу.
— Думаете? — задумчиво спросил голос. — Но я ведь о них, в сущности, ничего не знаю… Об этих мужчинах. А если они были больны?
— Выпейте водки.
— Вы думаете? — оживился голос. — Это поможет?
— Определенно. Продезинфицируетесь.
— Благодарю вас. Вы очень любезны.
— Але. Куда я попал? — спросил пьяный мужской голос.
— В вирусологический центр.
— А-а… Ну все равно. Вам почка не нужна?
— Что-о?
— Я почку хочу продать.
— Чью?
— Свою, раз-змется.
— Не нужна, — рявкнула Наталия Лотовна.
— Ш-што ткое? Куда ни позвоню — никому не нужна. Почек, что ли, много?
— Ага. На днях завоз был. Гуманитарная помощь. — Наталия Лотовна брякнула трубку на рычаг.
Пока регистратор вела переговоры с горожанами, на экране центрального компьютера появилась сводная таблица результатов проведенных нынче исследований. Женщина лет за сорок, сидевшая возле, изучала таблицу. Вот.
Положительный анализ на ВИЧ-инфекцию. Сыворотка под номером тридцать два.
Отыскав среди направлений нужный листок, доктор внимательно его изучила.
Молодая женщина. Иногородняя. Доктор поднялась, прошла в комнату к регистратору.
— Наташенька, мне позвонить нужно.
— Ой, пожалуйста. Я пойду чаю выпью. А то меня этими звонками идиотскими достали уже.
Наталия Лотовна вышла, оставив доктора в одиночестве. Врач сняла трубку.
— Это Рябинина. Есть сообщение.
Она осталась сидеть у телефона, включив автоответчик и внимательно слушая голоса звонивших. Дело в том, что два месяца тому назад врач вирусологического центра Рябинина получила некое предложение…
Как раз начинался весенний призыв, и, Рябинина просто с ума сходила: ее единственного сына, ее единственную любовь и радость, ее Сережу должны были забрать. Она готова была продать все имущество, все, что было за душой, да и саму душу продать дьяволу, лишь бы этого не случилось. И дьявол не замедлил явиться. В те дни, когда она обзванивала знакомых, пытаясь найти хоть какую-то лазейку, чтобы ее мальчик, ее кровиночка, остался с нею, не был поглощен жутким чудовищем под названием Российская армия, — в те дни ей позвонил незнакомый мужчина, сказав, что может помочь. Они встретились в скверике возле дома Рябининой. Мужчина был высок, с выправкой военного и шикарной шевелюрой полурусых, полуседых волос.
— Дарья Ильинична, я могу вам помочь. У вас есть основания для того, чтобы Сергей не был призван. Я ведь не ошибся, вашего сына зовут Сергеем? Так вот. Вы вдова, вырастили сына самостоятельно. У вас на руках парализованная мать. Она лежит уже два года, и неизвестно, сколько еще пролежит. Вы подали в военкомат заявление с просьбой отсрочить призыв вашего сына по семейным обстоятельствам. Военкомат может эти обстоятельства учесть, а может и пренебречь ими, имея в виду невыполнение плана по призыву. Решение будет зависеть от меня и людей, которые стоят за мной. А наше решение зависит от вашего согласия оказать нам пустяковую, в сущности, услугу.
Мужчина говорил медленно, меряя длинными ногами песчаные дорожки.
Рябинина семенила рядом.
— Какую услугу? — испуганно спросила она.
— Пустяковую, я же сказал. Насколько мне известно, вы работаете в вирусологической лаборатории, где проводят практически все городские исследования на ВИЧ-инфекцию. В ваших руках ежедневно собираются все итоговые результаты анализов. Меня интересуют ВИЧ-инфицированные лица. Молодые люди.
Желательно иногородние. Фамилии этих лиц, а также данные об учреждении, направившем кровь на исследование. Эту информацию вы и должны мне передавать. В срочном порядке — сразу, как только положительный диагноз высветится на планшете: Еще до того, как результаты будут разосланы по учреждениям. Я дам вам номер пейджера. Вы передаете информацию на пейджер и ждете у телефона звонка.
Вот и все.
— Но… Я не имею права… Это должностное преступление.
— А укрывать здорового парня от выполнения гражданского долга — не преступление? Давайте без демагогии. Я вам предлагаю сделку. Если мы договоримся, ваш сын завтра же получит извещение об отсрочке до осеннего призыва. В качестве аванса. Заметьте, я не предлагаю вам денег. Мое предложение стоит дороже. Потому что отмазать его за деньги — на это не хватит и годовой вашей зарплаты. Вполне приличной для работника бюджетной сферы. А как только мы найдем необходимый экземпляр ВИЧ-инфицированного, военкомат забудет о Сергее навсегда. Если же мы не договоримся, ваш сын автоматически попадет в зону повышенного внимания и уклониться от службы ему вряд ли удастся, — мерно ронял слова мужчина.
— Кто вы? — не на шутку испугалась Рябинина.
— Не волнуйтесь, я не вражеский агент, — одними губами улыбнулся собеседник. — Впрочем, кто я, вас не должно интересовать. У вас своих забот достаточно. Так мы договорились?
На следующий день Сергей Рябинин получил извещение об отсрочке прохождения службы в армии до осеннего призыва.
К ночи температура опять поползла вверх. Лелька металась по узкой больничной койке.
Лена позвала сестру, та с неодобрением оглядела белокурое создание.
— Своих нам мало, еще с чужими возиться должны. Чаю выпить некогда.
Сейчас укол сделаю. Быстрее бы в хирургию ее забирали. Как поступления пойдут, я ее переправлю. Пусть там в коридоре лежит.
— Что вы так? Ей же плохо, — вступилась за соседку Лена. — Жалко ее.
— Жалко? Чего ее жалеть, наркоманку? Сама себя до такого состояния довела. Оля, давай подставляй задницу-то, — прикрикнула она на девушку. — Все.
Я ей анальгин с димедролом ввела. Должна заснуть. А то и вам спать не дает. Я в сестринской буду, если что. Чаю попьем. А то дело к ночи. Сейчас начнется массовый завоз. Поножовщина всякая.
Сестра исчезла. Лелька затихла, и Лена опять погрузилась в дрему. Ее разбудил яркий свет люминесцентной лампы, бивший в глаза. В палате находились двое молодых мужчин в белых халатах и надвинутых на брови шапочках. За ними виднелась больничная каталка.
— Кто здесь Герасимова Ольга? — спросил один.
Лелька молчала, тараща сонные глазищи.
— Я, — наконец вспомнила она.
Это она, придя в себя, в приемном покое на всякий случай назвала вымышленный адрес и другую фамилию.
— Перекатывайся на каталку. Быстро.
— А куда меня?
— Куда надо.
Ошалевшая со сна Лелька послушно выполняла команды.
— До свидания, — сказала она Лене, уже выезжая из палаты на скрипучем транспортном средстве.
— До свидания, — откликнулась Лена.
— Вы куда ее? В хирургию? — послышался из коридора голос медсестры.
— В хирургию, — откликнулся один из парней.
— У вас же мест не было.
— Освободилось одно.
— Историю болезни возьмите.
— Мы ее отвезем сначала. Потом вернемся и возьмем.
— Ну глядите.
Глядеть, как выяснилось позже, было некому и некуда. Кровь поступившей накануне больной Герасимовой была отправлена на исследование по форме пятьдесят, поскольку поступившая девушка была наркоманкой и нуждалась в хирургическом вмешательстве.