Круг обреченных - Ирина Лаврентьева

— Позвольте, но у Дмитрия Валентиновича сегодня приемный день. Он обязан работать с населением! — воскликнула нервная старушка.

— Дмитрий Валентинович занят делами чрезвычайной важности, — подняв на старушку тяжелый взгляд, медленно проговорила Лидочка. — Приехали из Государственной думы. Визит внезапный. Дмитрий Валентинович узнал о нем лишь сегодня утром. Вы понимаете?

— Да… — проблеяла старушка.

В ее понимании дела чрезвычайной важности означали государственный переворот, которых ровесница века пережила немало. Старушка крепко задумалась: уйти ли немедленно и тем самым спасти остатки затянувшейся жизни от неожиданностей или остаться и приобщиться к таинствам перехода власти. Победило природное женское любопытство.

Между тем дело обстояло гораздо менее трагично: депутат давал интервью журналисту одной из весьма уважаемых в городе газет.

— Дмитрий Валентинович, как вы оцениваете растущее в обществе недовольство курсом реформ? Ностальгию по прошлому? По гарантированному праву на работу, социальную защиту?

— Дело не в самом курсе, а в способах его проведения. Постоянные изменения в составе правительства, отсутствие последовательности в его действиях — вот что является гибельным. Попытаться в настоящее время вернуться к административно-командной системе управления — все равно что на большой скорости затормозить на льду. Тормозить на льду нельзя, это знает любой автомобилист: развернет, перевернет, выбросит на встречную полосу, унесет в кювет. Назад пути нет. Наша беда в том, что вместо формирования правительства единомышленников раз за разом формируется правительство коалиционное. Никто не хочет взять на себя личную ответственность. А сложности работы в таких условиях мы ощущаем даже здесь, в городском парламенте. Что уж говорить о масштабах всей страны? Что же касается гарантий нормальной цивилизованной жизни наших сограждан, тут мое мнение однозначно: такие гарантии должны быть.

— Однако до сих пор власть предержащим не очень-то удается вести автомобиль на большой скорости по льду и одновременно обеспечивать хорошее самочувствие пассажиров, — съехидничал журналист.

— Позвольте с вами не согласиться. Не везде дела обстоят одинаково. У нас, в Санкт-Петербурге, положение не так уж плачевно. Я, как член комитета по социальной защите населения, могу говорить об этом с удовлетворением. В городе вовремя выплачиваются детские пособия, исполняются законы, предусмотренные российским законодательством. А ведь далеко не во всех регионах исполняется, скажем, закон о ветеранах. Конечно, надо делать больше. И если избиратели еще раз окажут мне честь и изберут депутатом законодательного собрания следующего созыва, я приложу максимум усилий, чтобы сделать жизнь горожан еще более достойной.

— Кстати, в вашей приемной слышны голоса. Это голоса ваших избирателей?

— Да. Через несколько минут я начну прием граждан, который провожу каждые две недели. Депутат обязан слушать и слышать голос избравших его людей.

Регулярно встречаясь с жителями округа, зная их проблемы, я стараюсь в меру своих скромных сил добиваться от исполнительной власти создания людям нормальной, достойной жизни.

— Дмитрий Валентинович, по профессии вы — врач. Не скучаете по белому халату?

— Скучать не приходится. Время расписано по минутам. Уезжаю из дома рано утром и возвращаюсь поздним вечером. И собственно, разве, занимаясь вопросами социальной защиты населения, я не являюсь своего рода целителем, пусть на другом уровне?

— Возможно. А как ваша семья относится к столь большой загруженности?

— С пониманием.

Виктор Галкин — а это именно он брал интервью у Огибина — нажал кнопку диктофона.

— Все. Ну ты, старик, даешь. Наговорил мне целую кассету. И как гладко чесать научился! В студенческие годы, помню, из тебя слова не вытянуть было.

— Бытие определяет сознание, — хохотнул его собеседник, очкастый мужчина с высокими залысинами на молодом лице. — Знаешь, старый, я тебя ужасно рад видеть. Совершенно ни с кем не общаюсь из прежней жизни.

— Это понятно, — протянул Галкин. — А что, хочется?

— Иногда хочется. Но чаще — нет. Чуть с кем встретишься, начинают деньги выпрашивать.

— А у тебя их как бы нет.

— Как бы есть. Но деревня большая, нищих много. На всех не напасешься.

Я даже на встречи с одноклассниками перестал ходить. Придешь в школу — и начинается: ремонт нужен, компьютеры нужны, лагерь летний организуй…

— Ты ведь служишь народу, не щадя живота своего…

— Ладно тебе. Официальная часть закончена. Кстати, когда интервью появится в печати?

— В понедельник. Это у нас рубрика сейчас пошла в преддверии выборов:

«За кого мы голосуем?» Вот я и хожу по вам, сердешным, слушаю, как вы за народ убиваетесь.

— Не нравимся? — рассмеялся депутат.

— А вы сами-то себе нравитесь?

— Тут закономерность такая: каждый нравится себе и не нравится остальным.

— Вот видишь.

— Слушай, Витек, давай рванем в пивбар, как в старые добрые времена?

— Если как в старые добрые — так это надо идти на Владимирский. Только тебя от разбавленного пива затошнит. И от тараканов. Да и контингент там такой… Как раз для социальной защиты. В смысле — бомжатник. Неужели рискнешь?

— Ну зачем нам крайности? — поморщился депутат. — Есть вполне приличные места. Я приглашаю.

— Подкупаешь прессу?

— Ну а разве она не продажна?

Виктор хмыкнул:

— Молодец. Удар держишь. Что ж, я свое отработал. А ты, как зафиксировала лента моего диктофона, возвращаешься домой поздним вечером.

— Но я ведь не сказал, откуда возвращаюсь, верно?

— Верно. — Галкин снова хмыкнул. — Что ж, поехали. Любопытен ты мне.

— Давай пока по пятнадцать капель?

— Давай, — согласился Галкин.

— Секунду. Дам указания. Лидочка, — проговорил Дмитрий Валентинович в селектор, — я через пятнадцать минут выезжаю. Всех, кто записан, перенеси на следующий прием. Распорядись насчет машины. Сегодня уже не вернусь.

— Хорошо, Дмитрий Валентинович, — проворковала в ответ секретарь и тут же оповестила приемную:

— Граждане, сегодня Дмитрий Валентинович прием вести не будет. Все, кто записан, автоматически переносятся на пятницу.

— Так у тебя сегодня приемный день? Как же ты уедешь? Красиво ли это? — с усмешкой осведомился Галкин.

— А-а-а, ничего страшного. Наверняка старухи какие-нибудь полоумные сидят. Обожают со всякой ерундой по кабинетам таскаться. Один день — по врачам, второй — по депутатам. Скрашивают себе старость.

Словно в подтверждение слов Огибина, из приемной заголосила старушка.

Тонкий пронзительный голосок пробивался даже сквозь плотно закрытую дверь кабинета:

— Как же это, как? Я записана! У меня срочный вопрос!

— Какой у вас вопрос, гражданка? — сурово осведомилась секретарь депутата.

Старушка помолчала и скорбно выговорила:

— Ремонт в квартире ЖЭК не делает, хотя нас с крыши заливает уж не первый год. Сын сидит без работы, а невестка меня не уважает…

* * *

В пивном ресторанчике «Чешская пивница» было уютно и пустынно.

Ресторанные цены на пиво отсеивали значительную часть посетителей: те, кто любит хватить пивка после работы, скорее обойдутся парой бутылок «Балтики» к домашнему ужину. Те же, кто ужинает в ресторанах, вряд ли предпочитают любимый напиток Йозефа Швейка Другим видам алкоголя.

Заняв место за деревянным столом с художественными подтеками и подпалинами и сделав заказ, мужчины закурили. Как это часто бывает между людьми, давно разошедшимися по жизни и встретившимися случайно, прерванный разговор возобновлялся с трудом. Собеседники отметили особый шарм ресторанчика, обсудили меню и замолчали. Каждый думал о своем, прихлебывая из высоких бокалов замечательное пльзеньское пиво.

Виктор Галкин невольно вспоминал те времена, когда нынешний господин депутат был милым застенчивым юношей с легкими кудрявыми волосами (как быстро они отлетели). Вспомнил знакомство с Димочкой Огибиным на археологических раскопках в Крыму. Так уж получалось, что экспедиционные знакомства во многом определили последующую жизнь журналиста. А и что удивительного? Люди-то там собирались замечательные. В основном. А не замечательные просеивались сквозь решето трудностей экспедиционных будней. Вот и законная супруга Алена — с тех же самых раскопок. И ее первый муж, не к ночи будет помянут, московский доктор Станицкий, — оттуда же. Надо сказать, с врачами экспедиции хронически не везло.

Поначалу никаких врачей вообще не было. Предполагалось, что экспедиционный люд здоров и в услугах медиков не нуждается. Но после того как у одного из археологов случился приступ острого аппендицита, а остальные, желая облегчить страдания товарища, то вливали ему в рот рюмку водки, то впихивали кусок слипшихся до железобетонной твердости макарон, чем едва не привели бедолагу прямиком к летальному исходу, — после этого необходимость присутствия квалифицированного медика была осознана. Димочка Огибин и был первым экспедиционным врачом, а в обычной жизни — студентом-пятикурсником медицинского института. И проявил себя вполне приличным человеком. Днем вкалывал на раскопе, вечером врачевал раны, по ночам сидел вместе со всеми на берегу моря и пел экспедиционные песни. Но уже на следующий год Димочка был соблазнен кем-то из демократов и с головой ушел в пламя революционных демократических преобразований.