Круг обреченных - Ирина Лаврентьева

— Какая разница…

— Я боюсь, Санечка! Что с нами будет? Мы же все вместе кололись. А докторица говорит…

— Она-то вообще молчать должна, сука!

— Ну кто здесь будет молчать? Все друг друга знают. Может, шепнула кому из подруг. У нее учителка школьная в подружках. И понеслось. Так врачиха говорит, что в Николаеве эпидемия СПИДа. Значит, это мы привезли? Так, что ли?

Дядя Митя сказал, что, если ты больной, они не знают, как тебя и содержать-то.

Со всеми или ; отдельно. Он мамаше сказал, что лучше бы тебя вообще не было. А мамаша сказала, что лучше бы и меня не было. Вот так. Я боюсь, Санечка.

— Подожди, не вой. Башли взяла?

— Ага. Все при мне. Я боюсь, Санечка!

— Не вой. Ширево взяла?

— Да. Все, что осталось. У нас немного осталось-то, Санечка.

— Давай зайдем куда-нибудь. Хреново мне. Они так и брели по узкой улочке среди цветущих каштанов.

— Вот сюда. — Саня указал на заброшенный сарай. — Нищтяк, — слабым голосом проговорил Саня после укола, прислонясь к двери сарая.

Лелька поднялась с корточек, спрятала шприц в сумке.

— Что мы теперь делать будем, Санечка?

— Нет у нас никакого СПИДа. Мы здоровые совсем. А при СПИДе сначала простуда бывает.

— А помнишь, мы с тобой в Николаеве оба сразу ангиной заболели?

— Ну и что? Что ты, раньше никогда ангиной не болела?

— Ага. Болела. — Ну и все. Хорек уже до нас кололся. Герой. Сам небось и подцепил.

— Мы же все…

— Ну и что? Не все же заражаются. Я читал. Все, заткнись. Давай кольну тебя. Полегчает.

— Давай.

Через несколько минут они вышли из сарая, двинулись дальше по темной уже улице.

— Куда улица ведет? — спросил Саня, приглядываясь к полустертым табличкам на калитках.

— Это Западная улица. Она на трассу выходит. Из города.

— Пошли, — коротко скомандовал он. Через полчаса Санек и Лелька тряслись в кабине дальнобойной фуры. Староподольск остался позади.

Они ехали без остановок всю ночь. Утром водитель-дальнобойщик высадил их на вокзале крупного железнодорожного узла. Ближайший поезд должен был прибыть на станцию через десять минут. Поезд проходной, до Санкт-Петербурга.

— Нам, Лелька, и надо в крупный город, вроде Питера. В большом городе спрятаться легче, — решил Саня. — И чтобы оттуда в Николаев смотаться можно было. Дуй за билетами. Меня, может, ищут уже.

Саня остался на улице, глядя на мир сквозь солнцезащитные очки, купленные тут же, в ближайшем киоске. Темные стекла скрывали багровый синяк под глазом. Лелька, преодолевая страх, направилась к кассе. По почти пустому помещению вокзала лениво прохаживался милиционер, и девушка изо всех сил старалась не смотреть в его сторону. Билеты, к счастью, были. Милиционер бросил на Лельку равнодушный взгляд, прошел мимо.

— Что же мы, Саня, так и будем теперь всю жизнь прятаться? — спросила Лелька уже в тамбуре вагона.

— А ты что предлагаешь? Хочешь, дуй обратно к мамаше. Пока поезд стоит.

Давай, бросай меня! — Саня зло швырнул окурок.

— Нет, я с тобой, — испугалась Лелька.

Поезд наконец тронулся.

— Ты что? Куда я теперь? Мамаша меня в дом не пустит. Машка тоже шарахалась, будто я и не сестра ей. Кому я нужна, кроме тебя? Слушай, я в одной газете прочитала, что в Питере операцию придумали для наркоманов. На мозгах.

Чтобы вылечить. Пока еще испытания проводят. Может, мы с тобой найдем эту клинику, а, Санечка? Может, нас вылечат?

— От чего? — с усмешкой спросил Санек, и голубые Лелъкины глазищи тут же наполнились слезами. — Ладно, чего ты? Шучу я. Нет у нас ничего. Никаких вирусов. Забудь. Можем и искать. Только кто нас бесплатно будет лечить?

— Им же нужны подопытные.

— А не боишься за мозги-то? А то прооперируют — и станешь полной дурой…

— Я, Санечка, теперь всего боюсь. Я вообще не знаю, как мы жить будем… Я все про это думаю, думаю… — Бледное Лелькино личико искривилось, слезы побежали по щекам.

— А ты не думай. Меньше думаешь — крепче спишь. Все, сортир открыли.

Пошли оттянемся.

— Го-ород Никола-а-ев, фарфо-оровый за-авод, — через полчаса напевала Лелька, сидя на жестком плацкартном ложе и глядя пустыми глазищами в окно. Саня лежал напротив, тихо улыбался в сторону подружки.

Санкт-Петербург встретил их неожиданной жарой.

По перрону ходили женщины с навешенными на грудь плакатами: «Сдается комната» или «Сдается квартира». Пока Санек приглядывался, к ним подскочила низенькая грудастая тетка:

— Вам, миленькие, жилье нужно?

— Да, — слабым голосом ответила Лелька. Ей нездоровилось.

— У меня тут комната неподалеку. Три остановки на трамвае. Считай, квартира целая. Потому что коммунальная, а никто не живет из соседей. А возьму как за комнату. И вся квартира ваша. Я сама у дочери живу.

— Сколько? — спросил Саня.

— Да даром почти… — Тетка назвала цену. — Только деньги вперед.

— Ничего себе даром, — присвистнул Санек.

— А ты у других спроси. Дешевле, чем у меня, нет. И квартира-то отдельная! С телефоном.

Застревать на вокзале не хотелось. Милиции ходило туда-сюда немерено.

— Рядом, говоришь? — переспросил Саня, с тревогой поглядывая по сторонам. — Ну, вези, показывай.

— Вам надолго жилье-то? — спросила тетка уже на трамвайной остановке.

— На месяц пока. А там поглядим, — откликнулся Саня.

Лелька молчала. Сегодня с утра она жаловалась Сане на боль в руке. На месте вчерашнего укола кожа на Лелькином плече была красной, напряженной.

Мужчина, продвигавшийся по трамваю к выходу, едва задел девушку за руку, как она вскрикнула, дернулась в сторону.

— Чего это она у тебя? — спросила тетка.

— Порезалась, — буркнул Саня. — Где твоя третья остановка-то? Вон уж четвертая.

— А нам на следующей как раз, — запела женщина. — Там и метро рядом. Не место — золото.

Дверь за хозяйкой захлопнулась. Саня еще раз обошел огромную квартиру.

На кухне воняло какой-то вековой запущенностью. Ржавая раковина. Дощатый щелястый пол. Коридор с обшарпанными обоями и прямо-таки корабельными канатами проводки. Тусклая голая лампочка и прилепленный под нею телефон. Ванной нет.

— А и зачем вам ванная? — пела тетка, показывая жилье. — Здесь баня рядом. А летом все равно горячую воду отключают.

Конечно, зачем им ванная? А взяла, стерва, как за отдельную квартиру со всеми удобствами. Впрочем, кто его знает, сколько здесь отдельные хаты стоят?

Саня дошел до последней, метров в двенадцать, комнатки. На раздолбанной тахте, служившей, судя по всему, брачным ложем не одному десятку странников, свернувшись калачиком, лежала Лелька.

— Ну что, старуха, как ты?

— Знобит меня, Санечка, — слабым голосом откликнулась подружка.

— Это тебя продуло в поезде. Ништяк. Пробьемся. Давай-ка башли подсчитаем.

Саня извлек наличность. После покупки билетов в Питер и расчета с хозяйкой комнаты толстенькая пачка, заработанная на пороках староподольского юношества, изрядно похудела.

— Соломки тоже с гулькин хрен осталось, — изящным слогом констатировал Саня. — Вот что. Мне придется в Николаев смотаться. За сырьем. Это мне на билеты и там на жизнь. — Он отложил несколько бумажек в сторону.

— Ты же, наверное, в розыске, Саня. Как ты поедешь?

— Ништяк. У нас полстраны в розыске. Так. Еще две сотни. Это тебе на жизнь. Недельку перебьешся. Я вернусь, будем ширево пристраивать. Ты бы пока по рынкам здешним прогулялась, присмотрелась. Наверняка точки есть.

— Ага, — слабым голосом отозвалась Лелька.

— Ну чего ты раскисла, старуха? Знаешь что, давай в баньку сходим. С дороги — самое то. Говорю же, тебя просквозило в поезде. Пропаришься — будешь как новая. Потом ширево сбодяжим. У нас с тобой теперь кухня отдельная…

Лелька тихо заплакала.

— Чего ты ревешь? — рассвирепел вдруг Саня. — Чего теперь реветь-то?

Что есть, то и есть. Со СПИДом тоже живут, не сразу помирают. Может, от наркоты раньше загнемся. Хватит, не вой, убью!

Лелька уткнулась в подушку, давясь рыданиями.

— А ты чего хотела? Думала, так все, ля-ля? Я тебя, что ли, на иглу посадил? Сама села, еще до меня. А теперь воешь. Заткнись, самому тошно!

Саня схватил стоявший на столе керамический кувшинчик, швырнул его об пол.

— Ладно, Саня, пойдем в баню, — всхлипнула Лелька, отрываясь от подушки.

Саня остервенело топтал черепки.

Глава 24

НЕ ЩАДЯ ЖИВОТА СВОЕГО

Приемная депутата законодательного собрания Санкт-Петербурга Дмитрия Валентиновича Огибина состояла из двух помещений: собственно приемной, где в обществе компьютера, факса и ксерокса царствовала секретарь депутата Лидочка, и обширного депутатского кабинета. В настоящий момент депутат был занят, о чем секретарь оповещала всех страждущих попасть на прием. Скопилась очередь.

— Позвольте, но у Дмитрия Валентиновича сегодня приемный день. Он обязан работать с населением! — воскликнула нервная старушка.