Плацдарм непокоренных - Богдан Сушинский

— Упреки здесь неуместны, товарищ майор, война есть война, и все на ней зависит от воли вашего комдива.

— Хорошо, что вы это понимаете, — оживился Урченин. — А потому от лица командования благодарю вас за службу и мужество, и передаю просьбу генерала Мезенцева: «Сделайте все, что в ваших силах, капитан. Любой ваш штык на этом участке будет оцениваться сохраненными жизнями бойцов и успехом всей операции».

Беркут и сам понимал это. Но возникал вопрос: каким образом прорваться до руин домика, если все выходы из катакомб блокированы, а для прорыва боем сил у него как коменданта гарнизона уже нет?

— Мальчевский.

— Младсерж Мальчевский тутычки, лейтенант.

— Хомутов.

— Здеся я.

— Звонарь. Где вы, Звонарь?!

— Да здесь я, здесь, — донеслось откуда-то сверху, и Беркут даже повернул лицо в ту сторону, откуда слышался осипший голос бойца, словно мог разглядеть его. — Полочка тут, под верхним слоем, — на удивление многословно объяснил солдат, — отсюда и пойдем.

— Словом, все в сборе, — завершил эту перекличку лейтенант Кремнев. Он один не вошел в тесную выработку и голос его все еще доносился из штольни.

— Кто ведет? — поинтересовался капитан. — Кто уже прошел этот путь?

— Звонарь, — ответил Мальчевский. — При, Звонарь, душа твоя архиерейская, напропалую. Считай, что тылы у тебя прикрыты.

— Постой, — осадил его капитан. — Звонарь, где ты там? — Андрей все еще не мог привыкнуть к тому, что приходится разговаривать с бойцами, даже не различая их силуэтов. — Ты действительно прошел эту штольню? Какого дьявола молчишь?

— Да не молчу я.

— Так прошел или нет? — еще раз прервал его странную медлительность капитан. Он никак не мог приноровиться к длительным паузам, предшествовавшим каждому ответу этого бойца.

— Не штольня там. Лаз. Гробовой. Ползти нужно подальше друг от друга, а то задохнемся. И глотку… глотку нервами перевязать. Иначе запаникуем, и тогда, считай, погибнем, в глотки друг другу вцепимся.

— Но сам-то ты прошел этот «гробовой лаз» до конца?

— Тебя же спрашивают, архиерей златоустый! — не сдержался Мальчевский. — Время, вон, отмонечивает, ростовщик ты одесский!

— Да в конце там что-то вроде огромной пещеры. По-моему, даже под дно реки уходит, под плавни, или еще черт знает куда.

— Но выход? Нас интересует выход.

— Тоже есть. Прямо под корнями дерева, — вмешался Хомутов. — Так он объяснял.

— Вояка хренов, — пробормотал Кремнев. — Перед каждым словом телится.

— Отставить, лейтенант, — вполголоса осадил его Беркут. И уже совершенно доброжелательно подбодрил Звонаря: — Ну, давай, гренадер, давай, веди! На тебя вся надежда, как на пророка Моисея. Интервал — три шага.

— Лучше скомандуйте: «Три пуза», — просопел Мальчевский, бесцеремонно отталкивая локтем капитана и взбираясь на невидимую полку, с которой Звонарь уже убрался. Капитан даже не заметил, как, сообщив о пещере, Звонарь счел разговор законченным и уполз по ходу.

— Значит, три пуза, — не стал возражать капитан.

— Хомут-главартиллерия, давай за мной. Командиры в этот раз позади.

Метров двадцать они прошли в полусогнутом состоянии, потом пришлось ползти, и, наконец, Андрей почувствовал, что впереди уже не ход, а самый настоящий «лисий лаз», решиться пройти по которому в одиночку в первый раз мог только очень отчаянный человек.

Дышать становилось все труднее. Извилистый лаз то поднимался вверх, очевидно, под самую кромку поверхности, то вдруг резко уводил в глубину и в то же время в сторону, а иногда — как бы поворачивал назад.

— Капитан, слышите, капитан…

— Слушаю. — Андрею показалось, что ответил он очень громко, и только потому, что Кремнев окликнул его еще раз, догадался: лейтенант не расслышал его голоса. — Там кто-то позади меня ползет, — дернул он за сапог Беркута. — Еще кто-то ползет.

— С радистом остались трое.

— Только трое, — подтвердил лейтенант. — Они получили приказ держаться там, отвлекать часть немцев и спасать рацию.

— Значит, кто-то нарушил. Окликни… — Андрей вытер шапкой пот и так и оставил ее в руке. А, вытирая лицо во второй раз, почувствовал, что вся шапка в холодной каменной крошке. Странная вещь: в лазе было довольно холодно, а он обливался потом.

— Эй, кто там?! — услышал окрик теперь уже поотставшего лейтенанта. — Оглох, что ли?! Пальнуть, чтобы вопрос был понятнее?!

— Оставь его в покое. Пусть ползет, потом разберемся, — вмешался капитан. Он ударился головой о выступ, удар пришелся почти в висок, но сдержался, чтобы не вскрикнуть. — Был бы немец — пальнул бы первым.

Говорить Беркут тоже старался предельно спокойно.

«Еще чуть-чуть, — успокаивал себя. — Плато небольшое. Значит, скоро должна быть эта чертова пещера. Там, в подземелье возле дота "Беркут", было куда труднее. Там гибель шла по пятам. Но ты выбрался. И вывел людей. Еще чуть-чуть мужества. Мужества и терпения».

— Что случилось, Хомутов?

— Назад надо, товарищ капитан.

— Не понял! — уперся теменем в сапог ползущего впереди ефрейтора.

— Нужно назад. Не пройдем мы здесь, — капитан явственно ощутил, что один каблук Хомутова начал врезаться ему в темя, а другой — проходить мимо щеки, обдирая ее своим шершавым ребром. Ефрейтор явно пятился.

— Двигайся, двигайся, Хомутов, — пытался подбодрить бойца Беркут. — Еще немного — и мы под чистым небом.

— Надо назад! — уже закричал Хомутов, явно запаниковав и не воспринимая слов командира. — Нельзя туда! Задохнемся! Нельзя! Не могу я! Назад ползти надо.

— Куда назад?! — с силой ударил его Андрей ребром ладони по ноге чуть выше голенища. — Только вперед! Звонарь и Мальчевский, вон, прошли. Значит, ты тоже пройдешь. Главное, выдержка.

— Не могу. Пропустите меня! — почти истерически заорал Хомутов. — Выпустите, товарищ капитан, Христом-Богом молю! Не могу я здесь, страшно мне!

— Не паниковать. Не паниковать! — как можно тише, но в то же время резко проговорил Беркут. Он боялся, как бы эта волна паники не передалась Мальчевскому и лейтенанту. — Осталось совсем немного. Пошел, пошел!

— Не могу, задыхаюсь. Да выпустите же меня отсюда, я задыхаюсь! — еще отчаяннее заорал Хомутов, и Андрей почувствовал, что ефрейтор каким-то образом изловчился и почти повернулся к нему лицом.

— Только вперед, Хомутов, — сделал он еще одну попытку успокоить бойца. — Не паниковать. Я приказываю: вперед!

— Уйди, командир, — нервно, лихорадочно бормотал Хомутов, не слушая его. — Уйди, могу пальнуть. Выпусти меня. Я буду стрелять, выпусти!

— Да заткните ему глотку, капитан! — рявкнул вновь приблизившийся к командиру Кремнев. — Мы действительно задохнемся, если будем топтаться здесь.

Слышишь, ты, трус с ефрейторскими лычками, ты перекрыл воздух! Тот идиот сзади прется и молчит, этот спереди артачится!

— Замолчал, замолчал, лейтенант, — вновь подал голос Беркут. — Сейчас разберемся.

— Да поздно будет разбираться, — еще сильнее занервничал лейтенант, и Беркут ощутил, как он руками уперся в его сапоги, пытаясь подтолкнуть вперед, на Хомутова. — Пристрелите его к чертям, и двигаемся дальше.

— Прекратить панику, лейтенант, — как можно спокойнее произнес комендант. — Ничего страшного не произошло, сейчас все уладим. Успокойся, Хомутов. Где Мальчевский? Развернись и позови его. Сейчас решим. Ты, наверное, прав, следует вернуться. Но для этого нужно доползти до ближайшей выработки, чтобы развернуться и передохнуть. Ты понял меня, ефрейтор: ползем до ближайшей выработки, отдыхаем и принимаем решение, что делать дальше? Договорились?

Какое-то время Хомутов все еще дышал прямо в лицо Андрею, потом, как-то жалобно заскулив, снова начал разворачиваться, продолжая приговаривать при этом: «Выпустите меня. Лучше уж там, на снегу, под пулями… Не могу я, задыхаюсь».

— Мальчевский! — во всю мощь своих легких позвал капитан, подталкивая Хомутова. — Сержант!

— Здесь я, командир!

— Как ты там?

— Как всегда: блаженствую. Кажется, там кто-то запаниковал. Неужто Хомут-главартиллерия?

— Паники нет, но есть вопрос: нам бы поскорее в какую-нибудь выработку или пещерку.

— Так я уже, считай, в пещере, командир. Вон она, рядышком. Огромная, как спальня короля Людовика, уж не помню какого там по счету.

— Ну, понял, Хомутов? — обрадованно спросил Беркут. — Там уже пещера. В ней не задохнемся. Вперед. Слушать приказ командира: только вперед!

— Давай, Хомут-главартиллерия, давай! — поддержал его Мальчевский. — Под Францией, считай, проползли. Впереди Ла-Манш!

Но по голосу, приглушенному, «подвальному» голосу его, Андрей определил: врет младсерж Мальчевский, никакой пещеры тот еще не достиг. Слова доносились откуда-то сверху, очевидно, ход опять уводил на верхние этажи каменного лабиринта.

Впрочем, это уже не имело значения. Главное, что, все еще скуля, Хомут-главартиллерия вновь медленно двинулся вперед. Ефрейтор действительно перекрывал своим телом даже тот мизерный поток воздуха, который поступал в лаз, поэтому, когда он начал удаляться, дышать сразу же стало легче.