Алмон - Галина Полынская

Прошел час, другой, веки Сократа стали слипаться. Идти в свои покои он ленился, поэтому решил поспать прямо в эркере. Он дотянулся до шнура полога у входа в эркер и дернул его. Полог опустился, и толстяк оказался в небольшой уютной комнатке. Смачно зевнув, Сократ устроился поудобнее, как вдруг услышал чьи-то осторожные шаги. Некто крался, не желая выдавать своего присутствия. Сон с толстяка моментально слетел. Во дворце Аргона не водилось людей, которым понадобилось бы от кого-то скрываться, а значит, крался кто-то чужой… Сократ поднялся и сел на краю дивана. Шаги приближались, легким шелестом звуча в ночной тишине. С противной дрожью в коленках, Сократ тихонько встал, отошел в самый дальний темный угол, взял длинную тонкую вилку для фруктов и приоткрыл ею край полога. Шаги послышались совсем рядом, и толстяк затаил дыхание. Из высокого стрельчатого окна напротив падала широкая полоса золотистого света луны Сатурна. В полосу ступил человек. Луна осветила тонкий кинжал в его руке, с лезвия все еще срывались тяжелые капли… От неожиданность Сократ отпрянул, случайно толкнув столик. Зазвенели бокалы. Человек резко обернулся, и сердце толстяка оборвалось. В полосе лунного света стоял Леброн.

— Как ты думаешь, смерть в воде — это не очень уродливо?..

— Смолкни! Или отправишься проверять на себе!

Глаза вампира угрожающе сверкали, но где-то глубоко, на самом дне, метался страх. За прозрачными стенами лифтовой кабины стремительно проносились грязно-серые воды, казалось, лифт не опускается, а стремительно падает и вот-вот врежется в дно.

— Ну, когда же это кончится? — пробормотал Палач, закрывая глаза.

— Могу сказать, с чего все это началось!

Внезапно бурлящая муть оборвалась, и кабина вошла в спокойную, неожиданно ярко-прозрачную воду. Всю эту безмятежную природу пронизывали тончайшие лучи света, которым, по всем законам, совершенно неоткуда было взяться. Бесшумно, будто призраки, проплывали удивительной красоты рыбы, «водяные птицы» — как их называли жители Нептуна.

Позабыв о страхах, пришельцы воззрились на эту феерическую панораму. Стены лифта были невидимы, казалось, плывут они сами по себе, безо всякой кабины.

Вскоре открылось дно Океана. Его на самом деле усеивали сокровища. Они блистали повсюду, насколько хватало взгляда: кубки, монеты, короны, просто камни без оправ — все, что только можно было себе вообразить. Лифт завис в паре метров от сверкающих предметов и стал плавно двигаться вперед, дабы ошеломленные зрители могли как следует насладиться захватывающей картиной.

— А-а-а-а… — то ли простонал, то ли прошептал Палач.

— Что же это такое?! — взвыл старый вампир, увидав несметные богатства. — Это что, никому не нужно? Просто так лежит?! Ты только посмотри, что творится!

— Успокойся, может, это все и не настоящее, так, для привлечения туристов…

— Нет, ну ты подумай, — не унимался Дракула, — чтоб я на их месте жил в моросящем болоте, ходил в сером мешке, жрал одну только рыбу и знал, что у меня под носом такая благодать!

— Не расстраивайся ты так, помнишь, что этот лупоглазый говорил? Мы можем взять себе что-нибудь…

— Хочу все! — неожиданно разрыдался Дракула. — Все, все хочу! Я себе планету куплю!

— Все сразу не получится, придется приехать еще пару раз. Давай-ка что-нибудь пока присмотрим.

Но старый вампир уже бормотал что-то невразумительное, дико вращая глазами. Палач слегка занервничал — пребывание в столь тесном помещении вместе с обезумевшим вампиром не сулило никакого счастья в жизни. Несмотря на крепкое телосложение и хорошую физическую силу, молодой человек не был уверен, что сможет справиться с вампиром, пускай даже этот вампир преклонных годов.

Хорошо, что в следующий миг лифтовая кабина перестала двигаться и устремилась вверх.

Леброн замер, вглядываясь в сумрак эркера, затем демонстративно вытер стилет о портьеру и вдруг исчез, будто растворился в воздухе.

Пару мгновений толстяк не мог пошевелиться и справиться с охватившей его паникой. Переведя дух, он выбрался из эркера и прислушался. Ничто не нарушало дворцовой тишины, кроме тихого пения полуночных птиц в притихшем саду.

Патриций ступил в золотистую кабинетную тишину. Солнечные лучи наискось прошивали хрустальное окно. На столе лежала стопка нерассмотренных бумаг и документов. Георг посмотрел на них и отвернулся, подходя к окну. Ослепительно яркий день клонился к вечеру. «Сейчас на Сатурне ночь, — подумал Патриций, — прекрасная ночь, удивительно красивые ночи на Сатурне, теплые, тихие…» В двери кабинета постучали.

— Владыка, вы…

— Я занят! — отрезал Георг, не оборачиваясь. — И не сметь меня сегодня беспокоить!

Дракулу с Палачом срочно доставили в гостиницу. Там взбесившемуся вампиру что-то укололи, и он благополучно уснул. Добур заботливо подоткнул ему одеяло, и они с Палачом вышли в гостиную комнату, где молодому человеку почтительно поднесли поднос с бокалом вина.

— Что это с ним такое? — Палач взял бокал и выпил слабенькое беленькое винцо в три глотка и безо всякого удовольствия. — Мозгами помрачился?

— Нет, нет, что вы! У многих бывает подобная реакция, все зависит от степени жад… от тонкости душевной организации. Чем тоньше организация, тем острее реакция. Когда он проснется, с ним все будет в порядке, уверяю вас!

— Ну, смотрите мне, а то все получите: и вы, и ваш разлюбезный Океан, — Палач протянул Добуру пустой бокал. — Кстати, что вы там говорили насчет предметов со дна, которые мы можем взять с собой?

— Конечно, конечно! Что именно вы хотите? Назовите и опишите эту вещь и вам ее тотчас же достанут!

— А… — задумался Палач, — э-э-э-э…

Как он не силился, как не напрягался, ничего вспомнить не получалось, вся красота и многообразие подводных сокровищ слилась в единое золотое сияние. От напряженной работы мысли у молодого человека даже пот на лбу выступил.

— Не переживайте, — с сочувствием произнес большеглазый Добур, — вы всё равно не уедете без подарка на память. Вот, возьмите, — он вынул из кармана и протянул Палачу пару позолоченных монеток, на одной стороне был выдавлен профиль короля Нептуна, на другой — эмблема планеты. — Одна вам, а другая вашему достойнейшему другу. Правда, прелесть?

Выскочив из эркера, Сократ помчался к покоям Аргона и Олавии. Распахнув двери, он замер на пороге спальни, всматриваясь в темноту.

— Аргон! — негромко позвал он, опасаясь напугать их внезапным вторжением. — Олавия!

Когда глаза толстяка привыкли к темноте, он тихонько вошел в спальню, приблизился к королевскому ложу и замер. В холодном оцепенении Сократ смотрел на супругов. Зияющие раны на груди, вырванные сердца брошены рядом, на подушки… Умерли короли так и не проснувшись — на их лицах навсегда застыло выражение спокойно спящих людей.