Молчи о нас (СИ) - Савицкая Элла

Поднимаю глаза, встречаясь с его бездонными, черными, затянутыми радужкой омутами. Внутри все накаляется.

Делаю легкое движение губами, наслаждаясь таким концентрированным запахом любимого мужчины, а потом несмело кладу руку на покрытую щетиной щеку. Собственный стук сердца оглушает. Приоткрываю губы и неожиданно лечу в бездну, когда Дамир вдруг грубо опалив мой рот рассерженным "Машка", сгребает меня в охапку. Надавливает на мои губы своими, открывает их языком, и глубоко целует, превращая меня в сгусток восторженной энергии.

Облегченный выдох летит ему в горло.

Сильные руки оказываются на моей спине, путаются в волосах и ненасытно сгребают футболку на плече. Господи…

Оказывается, воспоминания были жалким подобием тем ощущениям, которые властвуют сейчас в моём теле благодаря Дамиру.

Меня как будто опустили в чан с кипятком, но выбираться я бы не стала оттуда ни за какие деньги. Этот кипяток не приносит боли. Он сжигает гораздо более чувственным огнём.

Наши языки сплетаются, слышу собственный стон, который Дамир проглатывает и словно безумный съезжает губами мне на шею. Неумолимое возбуждение простреливает каждую клетку. Жёсткая щетина царапает кожу в грубой ласке, а я впиваюсь пальцами в мужской затылок лишь бы быть к Дамиру ещё ближе.

Он не ушёл. Он хочет меня так же, как и я его. Это чувствуется в каждом рваном движении, лихорадочном скольжении языка по моей коже, дыхании одном на двоих.

Если бы можно было сойти с ума от счастья, я бы так и сделала.

36

Меня тянет к Маше с невероятной силой. Нежная, напористая, неугомонная! Что творит только, ненормальная? С таким упорством рушит барьеры, ограждающие меня от нее.

Рваный выдох, на котором на мягких губах шелестит мое имя, заставляет меня дуреть. Губами по нежной разгоряченной коже, предплечью, ключице. Маша выгибается, подставляя себя под мои терзающие губы. Готова отдать мне себя прямо сейчас.

Твою ж мать! Все словно перевернулось с ног на голову. Выдержка, запертая на семь замков, рванула и сносит напрочь.

Я хочу Машку. Хочу с такой силой, что готов раздавить, сожрать всю, потому что таких как она еще не встречал. Мозги мне напрочь вышибает своей искренностью. Девичьи руки елозят по моим волосам, сгребая их пальцами и распаляя еще сильнее. Мы будто две вспышки, готовые рвануть к чертям, потому что напряжение достигает практически максимальной отметки.

Воля качается словно на краю обрыва. Вот-вот и сорвусь.

Снова нахожу ее губы и едва не рычу, когда теплые пальцы ныряют мне под футболку. Током прошибает до костей.

– Дамир, – простреливает мне в горло надрывный шепот.

Меня трясет как в лихорадке от желания содрать с нее футболку, сжать небольшую грудь ладонями, попробовать на вкус соски. Член наливается и болезненно упирается в штаны.

– Маш, – невменяемо шепчу, а когда большим пальцем задеваю острый сосок под тонкой материей, понимаю, что не остановлюсь. Еще пара мгновений и пути назад не будет. С адским усилием отрываю губы от тяжело дышащего рта и, обхватив алое лицо ладонями, упираюсь в Машин лоб своим. – Маш, стой, остановись.

Но эта строптивая девчонка как специально проезжается ногтями по моему торсу, вбрызгивая в кровь токсичный яд. Подрываюсь и, запустив подрагивающую пятерню в волосы, отшагиваю от кровати на безопасное расстояние. Дыхание с трудом вырывается из легких, мышцы звенят. Чувствую себя гранатой, готовой вот-вот взорваться.

– Дамир, почему?

Синие океаны топят в непонимании. Маша выглядит чертовски соблазнительно в этой футболке, съехавшей с одного плеча, с взлохмаченными волосами и приоткрытыми вспухшими после поцелуев губами. Шумно вдыхаю. Ну какого черта, а?

– Потому что нельзя тебе. Нельзя! – рявкаю негрубо.

– Почему нельзя? – непонимающе смотрит прямо в лоб девочка, поправляя на плече кофту. – Только не ври больше, что ничего не испытываешь. Ты секунду назад доказал обратное.

Упираясь руками в бока, опускаю голову вниз. Мне нужно несколько минут, чтобы вернуть себе адекватное состояние. А еще лучше ледяной душ, все равно ни черта не способный помочь. Прошлой ночью не помог.

– Именно поэтому и нельзя, – выдыхаю, возвращая взгляд на Машу. – Маш, тебе ведь не нужна интрижка, правда?

Упрямо смотря прямо на меня, девочка отрицательно качает головой. Как я и думал.

– И мне не нужна, – говорю как есть. – С тобой не нужна. Ты не из женщин на одну ночь. Ты – это больше. Глубже. Ты – постоянство. А я не хочу делать тебе больно.

– Я не понимаю, – растерянно говорит Маша, вставая с кровати и подходя ко мне. Поднимает голову. – Для тебя я не постоянство?

– Ты не поняла. Если бы я хотел просто переспать с тобой – это была бы не проблема. Но я не хочу. Как и не хочу обрекать тебя на то, что последует за тем, если мы будем вместе.

– О чем ты?

– Маш, во-первых, я старше тебя. Десять лет – это не два года.

– Никогда не считала возраст помехой чувствам.

Кто бы сомневался?

– А во-вторых, твой отец заменил мне моего, когда его убили. Благодаря ему, его вниманию, помощи я смог выбраться из той ямы, а моя мать – нет. Она до сих пор там. По прошествии многих лет она так и не нашла себя снова. Жизнь со мной та еще дрянь. Я не бываю дома иногда сутками, могу уехать ночью, в выходные. На месяц, два, полгода. Опасность – моя вторая спутница, с которой ты не сможешь конкурировать.

– Меня все это не волнует, – произносит Маша, теснее прижимаясь ко мне. Глупая.

– Неправда, – опускаю на нее глаза, заставляя свои руки оставаться на месте и не рваться вперед, чтобы прикоснуться к ней. – Сегодня, когда ты услышала, что мне нужно срочно уехать, ты испугалась. Скажешь не волновалась?

– Волновалась, – признает после секундного молчания.

– А это был детский лепет. Стандартная ситуация. Я не хочу, чтобы ты жила в постоянном ожидании. Я не смогу так поступить с тобой. Иван подарил мне жизнь, а ты хочешь, чтобы я отнял твою? Ты заслуживаешь лучшей жизни. Заслуживаешь быть счастливой.

Тишина после моих слов оглушает. Маша долгих несколько мгновений смотрит прямо перед собой мне в грудь, и в том месте начинает беспощадно жечь. Знаю, что рушу девичьи ожидания, но по-другому не могу.

– Я была счастлива, когда мы сегодня ужинали, – искренний голос полосует кожу, – и пять минут назад тоже. А на протяжении трех лет – нет.

Трогательное признание заставляет меня почувствовать себя последним подонком. Впервые в жизни в подсознании мне хочется забить на свои же принципы и послать все к чертям.

– Твое счастье впереди, – вместо этого отвечаю, заставляя себя отойти подальше, – а сейчас мы оставим все как есть и больше к этой теме не вернемся. Спокойной ночи, Маша.

Выхожу в коридор, по пути складывая кулаки. Желание заехать в стену дробит кости. Вроде сделал все правильно, а ощущение, что сам себя лишил единственного, чего по-настоящему когда-либо хотел.

Мне, черт возьми, никогда ужин не готовили. Точнее, готовили конечно. Но со свечами и в чулках. Ужин, за которым обязательно шел ничего не значащий секс. А вот так, как сегодня – по-домашнему… когда меня ждали просто с работы – впервые.

И меня это до трясучки поразило. Прийти в дом, пропитанный уютными ароматами пищи, а на кухне вся такая теплая и домашняя – Маша. Даже прострелило за грудиной, когда увидел ее в этих розовых домашних тапочках. Словно моя уже. Для меня старалась.

Вхожу в зал и тут же отправляюсь на балкон курить. Все равно сегодня снова ни черта не посплю.

Утром Маша только едва здоровается. На ней, как и пару дней назад, восковая маска, которую на этот раз я снимать не собираюсь. Пусть так. Зато никаких ожиданий.

Мы практически не общаясь доезжаем до ее работы, а потом я еду в участок. На улице снова валит снег. Дети веселятся, бросаясь им и катаясь на санках, а меня он раздражает. Сегодня меня раздражает буквально все. Даже на красном стою по-бесячему долго.