Летняя королева - Чедвик Элизабет
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рауль сглотнул.
– Я не знаю, что сказать, сир.
– Полагаю, такого с вами раньше не бывало, – неприязненно сказал Роберт де Дрё.
Людовик бросил на брата предостерегающий взгляд.
– Свадьба состоится, как только епископы объявят об аннулировании брака, и так быстро, как только можно будет организовать бракосочетание. А пока ты отправишься с аббатом Сугерием в Сен-Дени, где будешь пребывать в покаянии до дня свадьбы.
У Рауля все внутри сжалось. Он не хотел входить в Сен-Дени, опасаясь, что больше оттуда не выйдет, но разве у него был выбор? Его жизнь все равно была потеряна, и Людовик мог расправиться с ним в любой миг. Старшие мужчины смотрели на него с плохо скрываемым презрением.
– Сир, вы милосердны, – сказал он.
– Это не так, – ответил Людовик. – Я действую из соображений целесообразности и необходимости. В этом скандальном деле нет ничего милосердного.
Рауль покинул покои Людовика в оцепенении, но постепенно к нему вернулась способность мыслить, и он осознал, что означает аннулирование брака. Они с Леонорой почти не виделись, а когда встречались, то редко разговаривали. Вероятно, она была бы рада избавиться от него. Противиться она может лишь из-за потери высокого статуса супруги коннетабля. Он чувствовал легкое беспокойство по этому поводу, но с этим ничего не поделаешь.
Он решил подумать о Петронилле. Он действительно любил ее; помимо физического влечения играло роль и ее происхождение – она была сестрой Алиеноры, и пока Алиенора оставалась бездетной, Петронилла была наследницей Аквитании. Если у него с Петрониллой родятся дети, они смогут претендовать на наследование герцогства. По правде говоря, несмотря на тяжелый путь, который ему недавно пришлось пройти, и трудности, которые еще предстояло преодолеть, все могло сложиться весьма удачно.
Петронилла и Рауль тихо поженились на Святки в часовне Святого Николая в королевском дворце, и бракосочетание совпало с общим празднованием Рождества Христова. Петронилла выступала в платье из темно-красной шерсти, отделанном горностаем. Рауль был очарован юной невестой, что и неудивительно. Придворные гадали, что же особенного увидела невеста в одноглазом мужчине, разменявшем шестой десяток, но она, похоже, была так же счастлива, как и он.
После свадьбы пара удалилась в поместье Рауля к северу от Парижа, чтобы побыть наедине и подождать, пока осядет пыль скандала. Однако неприятности только начинались. Тибо Шампанский пришел в ярость от оскорбления, нанесенного его племяннице, и назвал Рауля блудником, прелюбодеем и соблазнителем юных девушек. Бернард Клервоский вступил с ним в союз, и вместе они обратились к папе римскому. Стремясь отомстить Людовику, Тибо поддержал Пьера де ла Шатра, избранного, но отвергнутого архиепископа Буржа, и предоставил ему безопасное убежище при своем дворе.
Людовик немедленно пригрозил отрубить голову де ла Шатру и выставить ее на шесте на мосту Пти-Пон в Париже, а рядом заодно повесить и голову Тибо. Он публично поклялся перед алтарем в Сен-Дени, что, пока сидит на троне, де ла Шатр не переступит порог Буржского собора. Папа Иннокентий немедленно в ответ отлучил от церкви всю Францию. Людовик ответил яростным письмом, в котором заявил, что всегда почитал Церковь и папу, а мятежное духовенство в Бурже в сговоре с Тибо и есть настоящие злодеи.
Последовавшая за этим тишина была сродни затишью перед бурей. Людовик находился в постоянном напряжении, готовый вспылить по любому поводу, и весь двор вздрагивал, едва услышав его шаги.
Алиенора в своих покоях разбирала шкатулку с кольцами. Некоторые из них она собиралась подарить верным слугам. Одно вдруг сверкнуло со дна шкатулки, и она надела его на палец. Когда-то оно принадлежало ее бабушке Филиппе и было украшено несколькими рубинами, похожими на зерна граната. Эти камни служили символом женщин ее рода, и кольцо передавалось из поколения в поколение.
Алиенора вытянула руку, чтобы рассмотреть кольцо на пальце, и задумалась, сможет ли она когда-нибудь передать его своему ребенку. Людовик продолжал время от времени делить с ней ложе, но безуспешно. Красные камни могли бы в равной степени означать ее напрасную кровь, поскольку каждый месяц результат его нечастых ласк не мог закрепиться в ее утробе.
Мысли Алиеноры прервал неистовый стук в дверь покоев. Гизела открыла ее раскрасневшемуся и запыхавшемуся оруженосцу.
– Мадам, вас немедленно вызывают к королю!
Она встала.
– Что-то случилось?
– Пришло письмо от папы. Король просит вас.
По выражению лица молодого человека Алиенора поняла, что новости плохие. Приказав Гизеле идти следом, она направилась за оруженосцем в покои Людовика.
Он сидел за столом, сжимая пергаментный свиток и мрачно глядя на него. Когда Алиенора вошла, Людовик окинул ее гневным взглядом.
– Тибо Шампанский устроил совет в Труа за моей спиной, к ним явился папский легат. Посмотрите, что он теперь натворил! – Он протянул ей пергамент.
Алиенора прочитала свиток, и ее сердце замерло. Папа поддержал протест Тибо, который выступил от имени своей племянницы. Он объявил брак Рауля и Петрониллы недействительным и отстранил епископов, согласившихся на аннулирование первого брака Рауля. Кроме того, папа Иннокентий приказал Раулю и Петронилле расстаться под страхом отлучения от церкви и выразил удивление тем, что Людовик потворствует такому союзу.
– Я не потерплю вмешательства прелатов, – прорычал Людовик. – Их слова исходят не от Господа, и я не потерплю вмешательства ни Тибо Шампанского, ни папы!
– С этим нужно что-то сделать, – сказала Алиенора, размышляя, на кого они могут повлиять в Риме, чтобы тот обратился к папе от их имени.
– Я и сделаю! Разобью это осиное гнездо в Шампани. Если насекомое жалит, то его нужно растоптать!
Позже, в их комнате, Людовик овладел ею со всей силой, которую придавала ему ярость, не заботясь о том, что причиняет ей боль, изливая пыл на ее тело, как будто это была ее вина. Алиенора терпела, потому что знала: когда он выдохнется, его гнев рассеется и она найдет к нему подход. Он был похож на ребенка, который бьется в истерике. Закончив, он оделся и, не говоря ни слова, вышел из комнаты. Она знала, что он собирается молиться: проведет ночь на коленях, каясь и призывая Господа поразить его врагов.
Уязвленная его яростью и обрадованная его уходом, Алиенора обняла подушку и задумалась, что же противопоставить позиции папы, но выхода так и не нашла. Иннокентий был упрямым старым мулом, а если кого и слушал, то только таких злостных смутьянов, как Бернард Клервоский, который защищал Тибо. В конце концов она встала, зажгла свечу и опустилась на колени, чтобы помолиться, но хотя этот ритуал помог ей заснуть, ответов она так и не нашла.
18
Шампань, лето 1142 года
Людовик набрал полный рот вина, погонял от щеки к щеке и наклонился к холке своего боевого коня, чтобы сплюнуть. Проглотить он не мог, опасаясь неизбежной тошноты. Уже несколько дней его мучили спазмы в животе, однако верхом он пока сидеть мог, и его вторжение и разрушение Шампани продолжалось полным ходом. Он перешел границы как географические, так и моральные. С тех пор как монахи Буржа вопреки его желанию избрали собственного архиепископа, в его груди копились разочарование и гнев, усугубляя уже собравшуюся там грязь – все недоумение маленького мальчика, отнятого у кормилицы и отданного на воспитание Церкви, всю боль, которую причиняло неодобрение холодной и строгой матери, для которой он никогда не бывал достаточно хорош, всю ярость на вероломство и ложь тех, кому он доверял. Его голову будто набили темно-красной шерстью. Ему снились страшные сны, в которых демоны хватали его за ноги и тянули вниз, в бездну, а он безуспешно цеплялся за гладкий край пропасти. Даже сон при горящих свечах не давал ему достаточно света, и он приказал стоять у своей постели капеллану и рыцарю-тамплиеру, которые бдели до рассвета у его постели.