Кто готовил Тайную вечерю? Женская история мира - Розалин Майлз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отказываясь от брака, монахини отказывались и от связанных с ним ролей матери и хозяйки дома. Оценивая это «жертвоприношение», стоит вспомнить зарисовку XIII века о жене, которая, «войдя в дом, слышит крик ребенка, видит кота на потолочных брусьях и собаку в конуре, чует, как подгорает на огне пирог, видит, как горшок летит в огонь, слышит, как мычит недоенная корова и как бранится ее мужлан»[198]. Освободившись от всех этих забот, женщина могла наконец сосредоточиться на себе – пусть и после долгих лет традиционного труда, посвященного заботе о других (многие замужние женщины уходили в монастырь, поставив на ноги детей – нечто вроде эквивалента нашего развода по обоюдному согласию). Выбрав единственный дозволенный путь бегства от брака, какой можно было отыскать по эту сторону могилы, дальше сестры наслаждались независимостью и могли достигать успеха не только в уединении своих занятий, но и в большом мире.
Дело в том, что жизнь монастырей не была замкнутой: каждый такой «женский дом» имел важное значение для общества. Представительницы монастыря имели право действовать в публичном поле, брать на себя ответственность, инициировать перемены. От Бригитты (V век), основательницы первого женского монастыря в Ирландии, и до ее шведской тезки, создавшей в 1370 году орден «бригиттинок», мы видим непрерывную цепь женщин поразительной энергии и организационных дарований, сумевших в полной мере использовать свою свободу и привилегии. Некоторым сообразительным дамам удавалось даже занимать в религиозных организациях места, предназначенные для мужчин: так поступила Радегунда, королева франков (VI век), которая, основав в Пуатье Аббатство Святого Креста, затем заставила архиепископа посвятить ее в диаконисы.
Руководство женской общиной открывало дорогу к значительной политической власти: так, средневековая аббатиса Килдара в Ирландии, по изящному выражению летописи, «повернула вспять потоки войны», сумев примирить воюющие королевства[199], а Екатерина Сиенская в 1375 году лично добилась возвращения папского престола в Рим. Мэри Риттер Берд отмечает, что монахини были не только политическими фигурами:
[Это] были опытные деловые женщины. Выдающиеся врачи и хирурги. Великие преподавательницы. Как феодальные властительницы они управляли своими поместьями; как предпринимательницы руководили самыми разными производствами; как юристы и судьи улаживали споры; словом, участвовали во всех сторонах общественной жизни и везде занимали руководящее положение[200].
В реальности, разумеется, не все женские монастыри и их обитательницы были столь талантливы, предприимчивы и решительны, как можно подумать по этому обобщению. Картина жизни европейского монастыря на протяжении тысячи лет сложна, и в ней немало темных, безысходных страниц. Некоторое представление о спертой атмосфере подавляемой, но не до конца подавленной чувственности, характерной для монастырского быта, дают эти откровенные наставления святого Иеронима юной послушнице: «Пусть Жених твой всегда находится с тобою в спальне… Когда сон одолеет тебя, Он подойдет сзади и положит руку Свою на замочную скважину… и ты восстанешь и скажешь: “Я томлюсь от любви”»[201]. Неудивительно, что женские общины были постоянно окружены сексуальными скандалами; о последствиях такого перевозбуждения можно судить по одному из лучше всего задокументированных скандалов, связанному с душераздирающей историей сестры Бенедетты Карлини. Эта аббатиса эпохи Возрождения, в тридцать три года осужденная за насильственную лесбийскую связь с одной из младших сестер, в ходе которой она изображала ангела мужского пола, «Сплендителло», последние сорок лет своей жизни провела в одиночном заключении в келье у себя в аббатстве, на хлебе и воде, который приносили ей «несколько раз в неделю»; из кельи ее выводили лишь на богослужения и для наказания кнутом[202].
История Карлини – необходимое напоминание о том, что столь высоко ценимая безмятежность «невест Христовых» нелегко достигалась: в замкнутом пространстве монастыря страсти могли доходить до убийственной ярости. Так, после смерти Радегунды одна из ее монахинь была так разъярена тем, что аббатисой избрали не ее, что предприняла на монастырь вооруженное нападение, взяла новую аббатису в плен и убила нескольких ее последовательниц. На помощь аббатисе местный сеньор выслал вооруженный отряд; но и после этого обиженная монахиня не оставляла соперницу в покое, забрасывала ее ложными обвинениями в прелюбодеянии, колдовстве и убийстве и успокоилась, лишь когда ей пригрозили казнью[203].
Однако, несмотря на подобные истории (которые позже активно распространяли и приукрашивали в духе «желтой прессы» протестантские пропагандисты), женские общины всегда больше значили для интеллектуального развития женщин, чем для их сексуальной жизни. Конечно, не все были одинаково одарены. Однако монастыри, по самой их сути (это относилось и к мужским монастырям), оставались хранителями знаний, часто единственными огоньками во мгле «Темных веков», когда по всей Европе угасли светильники образования. Знания, хранимые монахами и монахинями, включали в себя элементы всех известных наук и искусств. Часто на высоком уровне стояло изучение языков: после трагической развязки своего обреченного романа Абеляр с горькой иронией поздравлял сестер монастыря Святого Духа с обретением в Элоизе сестры, знакомой «не только с латинской, но и с греческой и еврейской литературой… единственной ныне живущей женщиной, достигшей такого знания этих трех языков, которое блаженный Иероним превозносит над всем прочим, называя бесподобной благодатью»[204].
«Прекрасная Элоиза», быть может, исключительный случай – но, несомненно, она не была единственной женщиной, достигшей больших успехов в избранной ей области. Еще одна аббатиса XII века, Геррада Ландсбергская, оставила после себя несравненные миниатюры на 324 листах пергамента, а двумя столетиями раньше изумительная Хротсвита Гандерсгеймская, ведя тихую жизнь в учении и трудах, вошла в историю как первая немецкая поэтесса, первая женщина-писательница и первый в Европе драматург. Еще более потрясают достижения Хильдегарды Бингенской: запертая в стенах монастыря в 1105 году, в возрасте всего семи лет, Хильдегарда не только выжила, но и стала аббатисой, основала еще несколько женских монастырей, давала советы по политическим вопросам Генриху II, Фридриху Барбароссе и папе. Кроме того, она была мистиком и визионером, серьезно занималась медициной, естественной историей, минералогией, космологией и богословием. Одаренная талантом к музыке, она писала гимны и стала автором первой европейской оперы; одно лишь ее музыкальное наследие состоит из семидесяти четырех пьес. Также она писала стихи, биографии и драматические мистерии. Хильдегарда дожила до восьмидесяти с лишним лет, и смерть застала ее за работой.
Впрочем, достижения отдельных женщин вроде Хильдегарды мало помогали интеллектуальным перспективам прочих ее сестер. Унизительно дурное мнение о женском интеллекте – любимом предмете шуток и насмешек даже самых тупых мужчин во всех культурах – едва ли менялось со временем. Даже напротив, широко распространенный сексуальный террор против женщин и сойдя на нет оставил по себе еще один вредный миф: якобы мозги у женщин так же слабы и немощны, как и тела. Идея не новая – в сущности, это логическое дополнение и завершение представления о женщине как о сосуде для вынашивания детей. К чему инкубатору сила мысли?
Эти желчные атаки на «врожденную умственную неполноценность» женщин мы встречаем уже в самых ранних патриархальных источниках – например, в таких наставлениях умирающего Будды своему верному ученику:
– Господин, как нам вести себя с женщинами?
– Женщины полны страстей, Ананда; женщины завистливы, Ананда; женщины глупы, Ананда. Вот причина, Ананда, вот объяснение тому, что женщины не участвуют в общественных собраниях, не ведут дела, не имеют профессий для заработка[205].
Столь древний предрассудок нелегко опровергнуть. К началу II тысячелетия он получил новую жизнь, оброс объяснениями и доказательствами: у женщин, мол, «совсем мало мозга», их мозги не «плотные», как у мужчин, а «полужидкие», образование сушит их внутренности, а женщина, которая много думает, рискует сойти с ума. Некоторые из этих идей – неприятные предвестники «научных» суждений о женщинах в более близкие к нам времена – коренятся в историческом возрождении интереса к медицине, химии, хирургии: отсюда мнения, что у женщин блуждающая матка, меньше объем черепа, не так
