Плоть и кровь - Иэн Рэнкин

Он пошел вслед за маршем и оказался в одном из пабов попроще на Каугейт по другую сторону Грассмаркета — там, где Кэндлмейкер-роу. В прежние времена на Грассмаркете вешали еретиков. Теперь здесь не так мрачно, хотя, посетив бар «Мерчантс», вам, вероятно, так бы не показалось; здесь каждый вечер в десять часов пинтовые стаканы заменяли на хлипкие одноразовые — из соображений безопасности. Таким уж было это заведение.

Внутри стояла духота и запах тел, висел густой дым, излучали тепло телевизоры. Сюда приходили не для того, чтобы хорошо провести время, — сюда приходили по необходимости. Постоянные клиенты, как драконы, могли изрыгать пламя. Войдя в бар, Ребус не увидел ни одного знакомого лица, даже лицо бармена было ему незнакомо. Бармен был новенький и молоденький, едва ли за двадцать. Он разливал пинты с презрительной миной на лице, а деньги принимал брезгливо, как взятку. По звукам нестройного пения Ребус понял, что демонстранты отправились наверх и бару может не хватить запасов.

Ребус взял свою пинту — пока еще в стеклянном стакане — и направился в танцзал. Конечно, почти все демонстранты были там. Они постепенно снимали пиджаки и галстуки, раскрепощались, хором пели под дисгармоничную музыку флейт, опустошали пинты и шорты.[87] Покупка выпивки превратилась в логистический кошмар, а в зал входили все новые и новые демонстранты.

Ребус набрал в грудь побольше воздуха, натянул улыбку на лицо и попытался завязать разговор.

— Поздравляю, ребята.

— Да, и тебя тоже.

— Правда, уж как-то слишком тихо, а?

— Да нет, братишка, нормально.

— Там у вас все в порядке, ребята?

— Да, все отлично. Полный порядок.

Гэвин Макмарри еще не появился. Может, он был где-то в другом месте. С генералами. Но его сын был на сцене, делал вид, что завладел микрофонной стойкой и вниманием собравшихся. Еще один парень забрался на сцену и принялся изображать, что играет на гитаре, не выпуская при этом из рук пинты. Он расплескал лагер на свои джинсы, но и бровью не повел. Что значит профессионал.

Ребус смотрел с прежней улыбкой на лице. Наконец, за отсутствием аудитории, парни, как и предполагал Ребус, сдались и спрыгнули со сцены. Джеймси приземлился как раз напротив Ребуса, и тот широко распростер руки.

— Поздравляю. Просто блеск.

Джеймси ухмыльнулся:

— Спасибо.

Ребус хлопнул его по плечу:

— Поставить тебе?

— Не, мне, кажется, уже хватит, спасибо.

— Ну, тебе виднее. — Ребус оглянулся, потом подался к Джеймси поближе и шепнул ему в ухо: — Я смотрю, ты один из нас. — Он подмигнул.

— Как-как?

Хотя татуировка была закрыта кожаной курткой, Ребус кивнул на нее.

— «Щит», — хитровато сказал Ребус. Потом снова кивнул, поймал взгляд Джеймси и пошел прочь.

Он спустился, заказал две пинты. В баре было шумно и тесно, орали телевизор и музыкальный автомат, участники двух-трех ссор перекрикивали рев динамиков. Полминуты спустя Джеймси стоял рядом с ним. Парнишка звезд с неба не хватал, и Ребус прикидывал, сколько удастся из него вытащить.

— Откуда вы знаете? — спросил Джеймси.

— Я много чего знаю, сынок.

— Но я вас не знаю.

Ребус улыбнулся в стакан:

— Лучше тебе и не знать.

— Тогда откуда вы знаете меня?

Ребус повернулся к нему:

— Просто знаю — и все.

Джеймси оглядел его, облизнул губы. Ребус протянул ему одну из своих двух пинт:

— На-ка, выпей.

— Спасибо.

Ребус понизил голос:

— Так ты, значит, в «Щите»?

Теперь улыбнулся Джеймси:

— С чего вы это взяли?

— Кстати, как поживает Дейви?

— Дейви?

— Дейви Саутар, — сказал Ребус. — Вы ведь знакомы?

— Я знаю Дейви. — Он моргнул. — Вы говорите, что вы в «Щите». Постойте, я видел вас на параде?

— Очень на это надеюсь.

Теперь Джеймси неторопливо кивнул:

— Да, мне помнится, что я вас видел.

— Ты наблюдательный парень, Джеймси. Видать, в отца пошел.

Джеймси вздрогнул, услышав это:

— Он будет здесь через пять минут. Он не должен видеть нас вместе…

— Ты прав. Он ведь не знает о «Щите»?

— Конечно не знает, — обиженно проговорил Джеймси.

— Правда, иногда дети говорят кое-что своим отцам.

— Но не я.

Ребус кивнул:

— Ты понятливый парень, Джеймси. Мы за тобой присматриваем.

— Правда?

— Можешь не сомневаться.

Ребус отхлебнул из своей пинты.

— Жаль, что с Билли вышла накладка.

Джеймси замер со стаканом в дюйме от губ. С усилием заставил себя произнести:

— Что-что?

— Правильно, парень. Лучше молчать.

Ребус отхлебнул еще пива.

— Хороший был парад, правда?

— О да, супер.

— Бывал когда-нибудь в Белфасте?

Вид у Джеймси был такой, словно он кол проглотил. Ребус надеялся, что так оно и есть.

— Не-а, — сказал он наконец.

— Я там был на днях, Джеймси. Это гордый город. Там много нормальных людей, наших людей.

«Сколько еще мне удастся разводить эту бодягу?» — подумал Ребус. Два подростка, у которых нос не дорос покупать спиртное, спустились вниз в поисках Джеймси.

— Точно, — сказал Джеймси.

— Мы не можем их подвести.

— Ни в коем случае.

— Помни Билли Каннингема.

Джеймси поставил свой стакан.

— Это что… — Голос его потерял уверенность. — Это что — типа предупреждение?

Ребус похлопал парня по руке:

— Нет-нет, с тобой-то все в порядке, Джеймси. Просто фараоны тут ходят — разнюхивают.

Ребус сам удивлялся тому, какой результат может дать самоуверенное вранье.

— Я не какой-нибудь стукач, — проговорил Джеймси.

По тому, как он это сказал, Ребус все понял.

— Не такой, как Билли?

— Нет, честное слово.

Ребус задумчиво кивал сам себе, когда дверь распахнулась и в паб с важным видом вошел Гэвин Макмарри, следом за ним в дверь протиснулись два его генерала. Ребус превратился в обычного клиента бара, когда Макмарри положил тяжелую руку на шею сына.

— Все в порядке, Джеймси, сынок?

— В полном, па. Я заплачу.

— Тогда давай три экспорта. Принеси наверх.

— Нет проблем, па.

Джеймси смотрел, как трое новоприбывших поднялись по лестнице. Он повернулся к своему собеседнику. Но Джон Ребус уже покинул бар.

17

В каждой цепи, какой бы прочной она ни была, найдется слабое звено. Удаляясь от «Мерчантса», Ребус возлагал надежды на Джеймси Макмарри. Он прошел полпути до своей машины, когда увидел идущую ему навстречу Каро Рэттрей.

— Вы собирались мне позвонить, — сказала она.

— Работы было невпроворот.

Она посмотрела в сторону паба, из которого он вышел:

— Это у вас работой называется?

Он улыбнулся:

— Вы здесь живете?

— На Кэнонгейт. Я выгуливала свою собачку.

— Собачку?

Ни поводка, ни уж тем более животного при ней не было. Она пожала плечами:

— Я, вообще-то, не люблю собак. Мне просто нравится сама мысль — выгуливать собаку. Поэтому у меня воображаемая собачка.

— И как ее зовут?

— Сэнди.

Ребус посмотрел ей под ноги:

— Хороший мальчик, Сэнди.

— Вообще-то, Сэнди — девочка.

— Ну, с такого расстояния трудно определить.

— И я с ней не разговариваю. — Она улыбнулась. — Я ведь не сумасшедшая.

— Да, вы просто выгуливаете несуществующую собачку. Так чем вы с Сэнди в настоящий момент заняты?

— Возвращаемся домой, чтобы выпить. Не хотите к нам присоединиться?

Ребус задумался на секунду.

— Хочу, — сказал он. — Пешком или на машине?

— Давайте пешком, — сказала Каролина Рэттрей. — Ни к чему, чтобы Сэнди наследила у вас на сиденье.

Жила она в хорошо обставленной квартире, аккуратной, но как-то уж слишком. В холле стояли напольные часы — фамильная ценность. На медном циферблате было выгравировано ее имя.

Перегородка была снята, и теперь окна гостиной выходили на две противоположные стороны. На диване лежала открытая книга, рядом с ней — полупустая коробочка с печеньем. «Радости одинокой жизни», — подумал Ребус.

— Вы не замужем? — спросил он.

— Боже мой, нет.

— Бойфренд?

Она снова улыбнулась:

— Смешное словечко, правда? В особенности для женщины моего возраста. Я хочу сказать, что бойфренду должно быть восемнадцать. Ну, двадцать два.

— Тогда солидный друг?

— Но у этого словосочетания совсем другой смысл, разве нет?

Ребус тяжко вздохнул.

— Я знаю, знаю, — сказала она. — Никогда не спорь с юристом.

Ребус выглянул в окно на засохшую лужайку. Наверху несколько облачков грелись в небольшом пространстве между домов.

— Сэнди раскапывает вашу клумбу.

— Что будете пить?

— Чай.

— Вы уверены? У меня есть только декофеинизированный.