Заговор - Джонатан Рабб

— Это не то, что я разыскиваю, — сказал он. Акцент выдавал в нем северного европейца. Голландец, швед, немец — Ксандр определить не мог.

— Жаль.

— Да. — Мужчина закрыл книгу, поставил ее на полку. Прошелся рукой по волосам. — Не та секция, наверное.

— Да.

Опять взгляды их встретились. В глазах — пустота: никакого ответа.

— Извините, что побеспокоил вас. — Мужчина направился к двери, обернувшись, отвесил прощальный поклон и шагнул в коридор. Дверь за ним закрылась.

Ксандр, прислушиваясь к удалявшимся шагам, не мог сдержать дрожи в руках: подействовала, он знал, не столько внешность мужчины, сколько знакомая обстановка. Он позволил себе снизойти к собственным прихотям. Знал: Сара такого никогда бы не позволила.

Он сходил по ступенькам на первый этаж, а мозг уже занимали сведения, которые он добыл, разбираясь в записях Карло. Когда Ксандр шел через колоннаду, навстречу резко метнулся ветер, его порывы давали организму столь необходимую встряску. Упрячь подальше, оставь все это в той комнате. Вновь навалилось оцепенение, слишком знакомое, слишком напоминающее о той же отстраненности, какую он видел только вчера. У Сары в глазах.

Чикаго. 4 марта, 5.14

Джанет Грант, как ей было велено, сомкнула безжизненные пальцы мужчины на рукоятке пистолета, уложила его руку на подушку. Сама она еще никогда никого не лишала жизни, гибель людей в Вашингтоне разумом воспринималась как нечто ей не подвластное. Того же, что сделано сегодня утром, так легко со счетов не скинешь. Старец назвал это «ее епитимьей». За Эггарта.

Она оглядела комнату: компьютер все еще урчал, на экране один за другим появлялись списки файлов, которые тут же таяли, уходя в небытие. Ей не объясняли, зачем нужно все стереть: не ее ума это дело.

Сидя в кресле, она рассматривала безжизненное тело Чэпманна на кровати. Явное самоубийство. Человек, который усомнился в ходе всего дела, в процессе.

То был урок, который Джанет Грант позабудет не скоро.

Из Лондона Сара прилетела накануне поздно вечером, но уже к 6.45 утра успела сделать многое. Отыскать в «Олд Эббит Грилл» своего старого приятеля Томми Карлисла, начальника управления уголовного делопроизводства в министерстве юстиции, было легко. Завтрак в 6.00: копченая рыба и крепкий черный кофе, который в столь ранний час в «Грилл» готовили только для особой клиентуры, — был частью его ежедневного распорядка. Как и отлично сшитый костюм и жесткий галстук-бабочка, хорошо известный в определенных вашингтонских кругах. Выбор неминуемо должен был пасть на Томми, если учесть, что задумала Сара.

— Мне нужно заглянуть в некоторые папки, — начала она.

— И естественно, допуска от госдепа у тебя нет.

— Томми, — Сара улыбнулась, — я же сказала: это одолжение, а не услуга по делу.

Он помолчал, затем кивнул:

— Понятно. И что же это за папки?

— Старые.

— Насколько старые?

— Из тех, что не вводятся в компьютеры. — Теперь уже она помолчала. — Из тех, что хранятся в Д-5.

Глаза выдали его мгновенную реакцию.

— Д-5. — Улыбка Томми была явно вымученной. — И откуда тебе об этом известно?

Сара ничего не отвечала и не сводила с него глаз.

Прошло еще несколько секунд, и Томми отрицательно покачал головой:

— Извини, дорогая. Это несколько за пределами юрисдикции одолжения. Не говоря уже о сумятице всю эту неделю: служба безопасности весь город прочесывает, всюду рыщет. Нам всем стоит быть поосторожнее.

— Томми, я обещаю, что ничего не возьму. Мне всего-то и нужен уровень семь…

— Я полагаю, этого разговора мы с тобой не ведем.

— У тебя есть допуск, ведь так? — Сара ждала, изучая его лицо. Потом заговорила, очень четко выговаривая слова: — Он у тебя сейчас справа.

Их долгие прощальные объятия предоставили ей полную возможность вытащить у него из кармана пропуск и заменить его мастерской подделкой. При том что Томми в городе несколько дней не будет (ее источник сведений о Карлисле работает первоклассно, во всяком случае, заслуживает лишней тысячи), пользоваться пропуском ему незачем, стало быть, и подделку никто не обнаружит. Она того и гляди нарушит закон о государственной тайне, но это уже другое дело. Ребята из Минюста, несомненно, потребовали бы объяснений: она рассчитывала на то, что последствия первой попытки Эйзенрейха на некоторое время отвлекут их. Впрочем, в какой-то момент, догадывалась она, к ней послали бы кого-нибудь из друзей-приятелей, дабы… убедить зайти на пару слов. Это усложнило бы дело, а рискнуть стоило.

И вот она стоит перед ничем не примечательной дверью: их, дверей, всего две в этом длинном изолированном коридоре, упрятанном в глубине четвертого подземного этажа подвалов министерства юстиции. Стеклянная табличка с надписью: «Д-5». До сих пор пропуск Карлисла провел ее через три раздельных поста, на каждом из которых стоял во всеоружии морской пехотинец — недавнее нововведение. Ни один из молодцев ни слова не проронил, полагаясь на всевозможные электронные приборы, подтверждавшие ее допуск. Еще до прихода сюда Сара знала, как ей повезло: минюст немного отставал от времени и датчиками идентификации по сетчатке глаз обзавестись не успел. С другой стороны, она представить не могла, кому еще могли понадобиться материалы по Темпстену или, говоря точнее, кто стал бы терять время на то, чтобы отыскать их здесь. Секретно, но устарело. Так выразился Томми. Такое сочетание, очевидно, и помогло ей проскочить.

Сара приложила пропуск к окошечку электронного стража, через шесть секунд дверь, клацнув, отворилась, и она переступила порог, едва не налетев на полку, находившуюся всего в двух футах от двери. Тут же над головой зажглись лампы дневного света, и таинственный Д-5 оказался всего-навсего очень длинным проходом с полками до потолка, которые были забиты папками и тянулись по всей длине коридора. Закрыв дверь, Сара сверилась с небольшой схемой, висевшей на стене, где стрелочками и квадратиками обозначались все полки по годам хранения. Тысяча девятьсот шестьдесят девятый находился на третьей от конца.

Минут пять пришлось потратить на поиски двух тоненьких папок по Темпстену, в каждой из которых содержалось по пять-шесть листов — некоторые написаны от руки, другие торопливо отстуканы на машинке, повсюду пятна грязи. Ясно, что в эти папки давным-давно никто не заглядывал.

Объяснение того, почему материалы помещены в Д-5, давалось в нескольких коротеньких предложениях внизу на первой страничке. Сара прочла:

«Трагедия, известная под названием „Темпстеновский проект“, остается не до конца выясненной. Возраст пострадавших в ней от восьми до восемнадцати лет; дальнейшие гласные обследования или официальные следственные действия в их отношении, несомненно, вызвали бы у детей серьезные осложнения. Исходя из этого и на основании имеющихся полномочий комиссия приняла решение изъять из обращения все сведения об именах, датах, а также иные данные личного характера на срок не менее пятидесяти лет».

Впрочем, лишь несколько последующих строчек давали истинное представление о том, что столь явно беспокоило комиссию.

«Комиссия также считает необходимым пристально следить за тем, как протекает развитие этих детей. Для чего время от времени материалы должны пополняться обновленными данными и сведениями, имеющими отношение к данному делу».

Слежка под маской заботы. Классическое ухищрение. Остальные материалы в папке содержали подробное описание событий, имевших место в 1969 году.

«Восемнадцатого августа приблизительно в три часа утра в участок шерифа Темпстена прибыли двое детей (предположительный возраст десять и двенадцать лет), окровавленные и избитые. В течение нескольких часов ни один из них не говорил, не представил объяснений, почему выглядит таким образом. Принимая меры, шериф направил трех своих помощников по следам мальчиков. Пройдя три мили в глубь Хайриджского леса, помощники вышли на огражденный лагерь, где стояли четыре хижины и небольшой дом. Прибывший туда после полудня шериф описал увиденное как „нечто невообразимое: ребятишки носились, как свирепые звереныши, с ножами, дубинами, с чем угодно, что могли пустить в ход как оружие“. Это подтвердили еще несколько человек, бывших на месте. К шести утра все дети были собраны. Двое оказались мертвыми, смерть наступила, очевидно, в результате ушибов головы, полученных до прибытия кого-либо из помощников шерифа.

Осмотр местности показал, что хижины пусты. Только в единственном доме найдено нечто существенное. Внутри обнаружены тела двоих взрослых, заколотых до смерти. Обнаружены также документы, приобщенные к делу».

Сара пролистала несколько страниц. Что бы на них ни сообщалось, к делу это имело мало отношения: ничего, что объясняло, как вообще дети оказались в лесном лагере или что могло стать причиной их жестокости. Вместо этого материалы содержали простую детализацию событий следующих нескольких недель, последовавшей госпитализации детей и попыток разыскать Антона Вотапека, чье имя значилось на некоторых обнаруженных документах. После неудачи в розыске Вотапека комиссии ничего не оставалось, как придать своим усилиям статус «продолжающегося расследования». Последняя страница, датированная 9 января 1970 года, скреплялась несколькими подписями.