Не теряя времени. Книжник - Режис Морейра

И в свете собственного представления он иногда переставал читать и представлял себе жизнь после смерти, в которую он верит, чтобы потом, после смерти, так и жить.

Ему совсем не улыбалось после смерти получить такую жизнь, которая ему не по нутру, а все из-за того, что он при жизни не удосужился придумать что-нибудь получше.

Вообразить. Обмозговать. Всерьез. И, главное, поверить.

Сначала Книжник просто представлял себе своих трех женщин в едином образе утраченной любви, но постепенно стал рисовать картины той, грядущей, жизни в деталях, как художник.

Мало-помалу Книжник создал целый мир, в котором будет жить, когда умрет, и каждый раз вносил в него то камень, то цветок, то зверя. То человека. То невиданное существо.

Он впитал столько книг, прочитанных и перечитанных, что располагал богатейшей палитрой, к которой добавлялось богатейшее воображение, вобравшее в себя сокровища чужих воображений.

Он выбирал, прикидывал, то добавлял, то убирал нюанс, касался кистью там и тут. Картина веры, что ни день, то делалась все краше.

Воображаемое полотно грядущей жизни было еще не закончено.

Он все трудился, не торопясь, не жалея себя, и результат его все больше радовал.

Но вот по картине скользнула какая-то тень.

Книжник протер глаза и увидел прямо перед собой пожилую даму. Она глядела на него и улыбалась.

— Мадам?

— Баронесса, — поправила она высоким и певучим голосом.

— Простите, баронесса. — Книжник поспешно встал. — Чем могу служить, баронесса?

— Я хочу купить книжку для двух своих внуков.

Книжник подставил баронессе руку, она оперлась на нее, и они тихим шагом пошли вдоль стеллажей, разглядывая книги.

— Что они любят, ваши внуки? — спросил хозяин лавки.

— Трудно сказать… Ну, один обожает загадки… А другой… Ну, другой… Ах, да! Он обожает подземелья.

— У меня есть как раз то, что вам надо, — оживился Книжник, но сдержался, чтобы не ускорить шаг и тем не потревожить баронессу.

Они дошли до нужной полки, Книжник снял с нее нужную книжку и протянул баронессе.

«Липа и розмарин», — уже прикинул он, сообразуясь с баронессиным лицом.

Она надела очки и прочитала вслух своим певучим голосом:

— «Загадка подземелья». Отлично! — прибавила она, подняв глаза на Книжника, и улыбнулась.

Спускаясь вниз по лестнице с чашкой травяного чая в руках, Книжник увидел вопрос.

Тот проскользнул под дверью без всякого пудупуду и искал по всей лавке хозяина.

Время от времени вопрос вот так и возникал, внезапно, без предупреждения.

Книжник замер на предпоследней ступеньке, сжимая чашку, и ни гугу.

Вопрос пошел вдоль стеллажей, принюхиваясь и ощупывая книги.

Он обошел всю лавку, помедлил у столика с креслом, еще немного потоптался и двинулся назад, к дверям.

Но вдруг из чашки Книжника упала капля и разбилась о ступеньку.

Вопрос застыл.

А Книжник затаил дыхание.

Вопрос тихонько повернулся и шаг за шагом начал подходить к нему и подошел почти вплотную.

Тот не дышал. А этот обошел вокруг него, не видя и не прикасаясь. Тот обратился в камень. А этот перестал искать и вышел, как вошел, скользнув под дверь.

И Книжник наконец вздохнул свободно.

Уселся в кресло, с облегчением хлебнул из чашки.

Случалось, по неловкости он выдавал себя, тогда вопрос набрасывался на него и начинал терзать.

Часами, сутками, неделями несчастный Книжник не вставал из-за стола.

Книги старались, помогали, как могли, но и им тоже было не под силу справиться с вопросом. И оставалось только ждать, пока он сам собою отпадет и удалится восвояси.

Книжник умел распознавать клиентов, терзаемых вопросом, потому что ему самому приходилось бывать на их месте. А еще потому, что каждый второй клиент, или двое из трех, или трое из четырех были носителями вопросов.

Не все они знали о бессилии книг, а у Книжника не хватало духу сказать им. И он предоставлял им тешиться надеждой, искать, не находить, учиться на ошибках, сомневаться.

А что же оставалось делать?

Уж не закрыть ли лавку?

Когда-то, когда его уж очень донимал вопрос, он и впрямь об этом подумывал. Но бросить книги не решался, несмотря на их беспомощность или именно из-за нее.

Он выбрал книги, лавка не закрылась.

Она открыта для него и для любого покупателя, с вопросом или без, неважно.

Итак, он дул на чай и чувствовал себя ужасно гордым и ужасно смелым.

ПУДУПУДУПУДУ.

Вошла пара.

Книжник вздрогнул и в панике забился под столик.

Лавка Книжника была открыта для мужчин и женщин, что относилось в равной мере к авторам и посетителям; за день мужчин и женщин приходило примерно поровну.

Книжник не придавал этому значения и не делал различия. Пока они являлись порознь.

Но одиночных посетителей и пары он явно, даже слишком явно, различал.

О эти пары!

Как только раздавалось ПУДУПУДУПУДУ входящей пары, Книжник терял все свое хладнокровие. Смотря по настроению и по быстроте реакции, он либо взлетал по винтовой лестнице наверх, чтоб даже и не видеть пару, либо нырял под столик, либо готовился хамить, что было не в его привычках, а пары не смущало абсолютно.

Забившись под столик, он ждал, пока ПУДУПУДУПУДУ возвестит о том, что пара вышла. И лишь тогда выныривал.

Книжник никогда не видел фильмов и знал о них лишь из афиш, которые вывешивал на стенах лавки.

А выбирал их просто: сначала глядя на название, потом на саму афишу.

Разглядывал и размышлял: на что похожи фильмы, вообще и в частности?

Иной раз кто-нибудь из особо любимых посетителей при взгляде на афишу приходил в восторг или в ужас, и Книжник мог судить о фильме по его реакции.

А то и напрямик просил пересказать ему фильм и, пока посетитель силился припомнить: «Как же там было дело… ах да, закручивается все на пляже… там был такой шериф… как его звали?.. не то Барди, не то Борди… нет, Броди!.. и вот он заявляет мэру, что пляж надо закрыть… А тот, мерзавец, не желает слушать, ему важны туристы, прибыль, на остальное наплевать… Он посылает шерифа куда подальше, и пляж остается как был. Ну вот… И вдруг однажды, когда на берегу полно народу, какой-то мальчик заплывает в море…». Книжник слушал его и пытался вообразить звуки, краски, предметы, движения, цвет, вкус и даже запах.

По рассказу — а значит, думал Книжник, и по фильму, — это было не так уж трудно сделать.

Он поблагодарил посетителя и потихонечку вытащил ногу из глубокого подстолья.

Пу… ду… пу… ду… пу… ду…

Больше всего он любил посетителей, которые никогда не читали книг.

Или почти никогда.

По счастливой случайности, рано или поздно такие люди забредали именно к нему.

То ли из-за того, что в его лавке, где было не так много книг, как в других, они не так робели. То ли из-за того, что в ней было не видно хозяина. То ли из-за чего-то еще, совсем не случайного, что витало в воздухе и говорило, что таким, как они, в этой лавке особенно рады.

Как бы то ни было, они в нее входили.

Больше всего он любил посетителей, которые сами не знали, что искали.

Потому-то он их и любил.

Они ужасно стеснялись и чаще всего задавали вопросы, не имеющие отношения к книгам.

— Как вы думаете, будет дождь?

— Где здесь ближайшее кино?

— Можно от вас позвонить по телефону?

Книжник не всегда мог дать ответ на эти вопросы, а телефон, за неимением, не мог дать и подавно, но он старался угадать, какие книги в них замаскированы.

— Не знаете ли вы, где найти хорошую парикмахерскую? — спросил как-то раз один такой посетитель.

Книжник на минуту задумался, пригляделся к его волосам и принес ему нужную книгу.

— Спасибо, — сказал тот, слегка опешив.

— До свидания и приятного чтения.

— До свидания, — сказал посетитель и направился к выходу.

Пуду-пуду-пуду?

Но со временем любимцы становились все начитаннее и формулировали запросы точнее и определеннее. Робость их сменялась требовательностью, а непосредственность, за которую Книжник их так любил, оставалась и часто подвергала испытанию его профессиональную компетентность.

За это он любил их еще больше.

— У вас есть книга про двух женщин, четверых мужчин и троих детей?..

— У вас есть книга, где все происходит в лесу?..

— У вас есть книга про принцессу, которая ищет смерти, а находит любовь?..

— У вас есть книга, где героиню звать Терезой?..

— У вас есть книга, в которой часто встречается слово «снисходительность»?..