Дикое сердце - Вирджиния Браун

Но он не успел. Рафаэль пересек холм и в тот же момент увидел, как она падает с края скалы и исчезает. Он бросился вниз с холма, не думая о себе, не обращая внимания на то, что острые камни разрывают его одежду и кожу. Ни разу за все эти годы он не чувствовал такого всепоглощающего страха, и осознание этого потрясло его до глубины души.

Аманда… снова и снова он повторял это имя, пока оно не стало звучать как молитва. Всего несколько секунд пролетело с момента, как он услышал ее крик, — и целая вечность. Время не имело значения, не имело границ. Секунды стали минутами, а минуты — часами.

Оказавшись на краю обрыва, Рафаэль посмотрел вниз. Тошнота подступила к горлу, когда он увидел последствия безжалостного камнепада. Никто не может выжить в таком обвале, особенно хрупкая девушка.

— Аманда! — Слово исторглось из него как крик раненой пантеры, а он даже не заметил этого. Dios! Он никогда не говорил ей, что любит. До этого момента он не признавался в этом даже самому себе.

Еще один рокочущий звук, и, инстинктивно оглянувшись через плечо, Рафаэль успел броситься на землю прежде, чем град камней снова обрушился со скалы.

Несколько случайных камней попали в его лежащее ничком тело и руки, защищающие голову, а когда он сел, его внимание привлекло белое пятно примерно в двадцати футах внизу. Рафаэль подполз к краю и, заглянув вниз, увидел небольшую площадку на склоне горы, защищенную выступом. Каким-то образом Аманде удалось приземлиться на этот уступ. Он увидел ее, распростертую, как сломанная кукла, на груде камней. Жива ли она еще, или камнепад убил ее?

Надежда, как цветок, побитый последней зимней бурей, снова подняла свою израненную голову, и Рафаэль торопливо принялся за работу. Он срезал спутанные лианы с ближайших деревьев и связывал в подобие веревки, надеясь, что она выдержит вес их двоих. Рафаэлю понадобилось больше часа, чтобы сделать веревку достаточной для двадцатифутового спуска длины. По крайней мере, дождь наконец прекратился: значит, камни быстро высохнут и не будут такими скользкими.

Вместе с готовой веревкой появилась проблема, как закрепить ее. Рядом с обрывом не росло ни одного дерева, а чтобы привязать к большому камню, веревки не хватало. Не зная, что делать, Рафаэль с нарастающим отчаянием смотрел на упавший ствол, когда-то росший в расщелине скалы.

— Черт, почему оно не может все еще торчать там? — пробормотал он, глядя на бревно и широкую гранитную расщелину. Пристально вглядываясь в нее, он увидел решение проблемы. Понадобилось всего несколько минут, чтобы накрепко обвязать веревкой крепкий ствол, положить его над расщелиной и, пропустив веревку в щель, опустить конец к каменному уступу внизу. Все же, не веря, что бревно останется на месте, Рафаэль вбил большой плоский камень перед ним, чтобы оно не скатилось вперед, к краю скалы.

На мгновение он остановился, обессиленный работой, и, сделав глубокий вдох, снова взглянул с обрыва на Аманду. Она по-прежнему не двигалась.

— Проклятие! Она должна жить! — тихонько пробормотал он по-испански, по-английски и даже по-французски, и его проклятия прозвучали почти как молитвы.

Схватив скрученные лианы обеими руками, Рафаэль проверил их на прочность и, наконец, спустился по каменному склону. Длины веревки не хватало, чтобы обвязать ее вокруг талии, и, если его хватка ослабнет, он рухнет на острые камни внизу. От силы его рук теперь зависела жизнь и его и Аманды.

Гроза прошла, и теперь солнце нещадно палило его спину и плечи. Не было слышно ни одного звука, кроме стука сапог по граниту и его тяжелого дыхания. Рафаэлю казалось, что он висит на краю мира перед лицом бесконечности, один на гигантской ладони, которая в любой момент может наклониться и сбросить его в небытие.

«Толкай и прыгай, толкай и прыгай; не дергай веревку слишком сильно, а то она может оборваться; не позволяй влажным ладоням скользить, а то упадешь», — снова и снова повторял он себе эти простые правила выживания.

Наконец под ногами оказалась твердая почва; жгучий пот заливал глаза, и он с трудом дышал.

На четвереньках, не замечая острых камней, нещадно вонзающихся в тело, Рафаэль пополз к Аманде.

Проклятие, она была такая белая и неподвижная! Закрытые глаза казались фиолетовыми синяками на фоне бледной кожи, кровь струилась из порезов и царапин. Он обнял ее, баюкал в своих руках, убирал волосы с лица, постоянно повторяя ее имя.

— Аманда… querida… поговори со мной. — Его голос прерывался от эмоций, и он, нетерпеливо откашлявшись, заставлял ее очнуться. В конце концов, Аманда застонала, ее голова чуть повернулась, и ресницы дрогнули. Это чудо, но она пережила камнепад.

Рафаэль проверил, не сломаны ли у нее руки и ноги, потом легонько пробежал руками по бокам. Ничего? Это больше чем чудо, решил он. Его пальцы нежно ощупали ее голову и обнаружили большую шишку — когда он дотронулся до нее, Аманда застонала. Не слишком высокая цена за выживание в падении на камни с двадцатифутовой высоты.

Немного успокоившись, Рафаэль удобнее устроился на камне, чтобы отдохнуть и дать Аманде возможность прийти в себя. Он не будет спешить, он подождет. Какое-то предчувствие беды тревожило его, какое-то шестое чувство говорило, что нужно остаться на месте; но неопределенность мучила его только до того момента, когда он увидел отблеск солнца на ружейном стволе. Крик Аманды, должно быть, привлек внимание французов. Теперь ему придется держаться подальше от лагеря, пока он не удостоверится, что французы ушли из этой местности, и надеяться, что они не обнаружат их с Амандой.

Лучи полуденного солнца играли над ними, высушивая одежду и заставляя Рафаэля мечтать о воде, даже об еще одном коротком ливне. Сбросив рубашку, он обернул ее вокруг головы Аманды, чтобы защитить от солнца. Ее кожа была не так привычна к солнцу, как его, и она легко могла получить ожоги. Небо было синим, таким же потрясающе синим, как глаза Аманды, и пушистые облака лениво плыли по его бескрайним просторам — по прекрасному летнему небу.

Время неторопливо тянулось, и Рафаэль забылся беспокойным сном, часто просыпаясь, чтобы оглядеться, и снова погружаясь в сон. Когда он проснулся, стало прохладнее, свежий вечерний ветер холодил его обнаженную грудь. Теперь пора будить Аманду, решил он, иначе скоро станет слишком темно для подъема. Французам сейчас трудно разглядеть их, так что они не станут доступными мишенями на фоне склона горы.

Аманда слабо запротестовала в ответ на его настойчивые попытки разбудить ее.

— Оставь меня в покое, — пробормотала она, раздраженно отмахиваясь. — Я сплю.

— Это очень плохо, — пробормотал Рафаэль, и Аманда как сквозь туман узнала насмешку в его тоне, — потому что сейчас ты должна проснуться. — Он поднял ее, понимая, что у нее болит каждый дюйм тела, а избитые мышцы протестующе кричат в ответ на такое насилие. — Я знаю, что тебе больно, — посочувствовал он, когда она громко застонала, — но сейчас я ничего не могу с этим поделать.