ПереКРЕСТок одиночества 4 - Руслан Алексеевич Михайлов

— Нет у меня слез! А вот ярость — да! И она не утихает.

— Идеально — кивнул я.

— Для чего идеально-то?!

— Для уставших от монотонной серой жизни людей — пояснил я, продолжая смотреть в глаза кипящего от злости и непонимания старика — Мысли чуть масштабней, Сергей. Нам надо, чтобы жизнь в Бункере была яркой, но без стресса. Интересной и порой даже пугающей — но, чтобы страх исходил не изнутри, а сочился снаружи. Протекал внутрь стылой такой новостной ниточкой… А еще лучше, если вместе с новостями придет и что-то куда более материальное чем слова — скажем один из виновников поганой истории. Как только мы привезем Евгения в Бункер, проведем через Холл к лестнице, затем через Центр, давая людям посмотреть на него, а затем поясним про случившуюся здесь трагедию…

— Да Бункер полыхнет! Холл так точно!

— Ну… — я покачал головой — Не полыхнет. Ведь часть новостей мы постараемся передать в каждую часть Бункера заранее, чтобы люди успели переварить, обсудить и чуть успокоиться. Я сам позабочусь об этом при участии нашего радиста и Замка. Так что Евгеша станет подгнившей вишенкой на новостном торте… Люди увидят его воочию, вглядятся в его лицо. Следом начнут обсуждать, ругать, желать ему смерти или справедливого суда, а заодно будут вспоминать свои тоже порой далеко неидеальные и порой с какой-то гнилинкой жизни и им станет легче — мол из-за мелких ошибок прошлого корили себя как дураки, а тут вон какая гнида… И им станет легче.

— Провести эту сволочь мимо десятков осуждающих взглядов — медленно произнес Сергей и отпустил мое плечо — И чтобы все желали ему смерти… Чтобы плевали ему вслед… Я был неправ, Охотник. Ты куда жестче и злее меня. И наказывать умеешь куда хлеще…

— Мне плевать на переживания Евгения и я не собираюсь его наказывать — возразил я — Мне надо зажечь бодрящую искру негодования в замедлившихся от старости сердцах жителей Бункера.

Но Блат меня не слышал, продолжая мечтать:

— А там в Замке эту гниду скорей всего его расспросят, а потом осудят…

— Осудят публично и где-нибудь в Центре — добавил я — И чтобы было жюри присяжных, набранных со всех частей Бункера, и чтобы в конце кто-нибудь толкнул громкую обличающую речь…

— Вынесут смертный приговор…

— Одиночное заключение — поправил я — Нам невыгодно пускать такую карту в расход. Пусть судачат о том сколько еще лет он проживет, раскается ли, обратится ли к Богу и придет ли к нему настоятель…

— М-да — пробормотал Сергей — Впредь буду умнее и торопиться с выводами не стану.

Я улыбнулся.

— И во врагах тебя иметь уж точно не пожелаю, Охотник. Опасный ты.

— Я? Да ну брось. Я человек мирный.

— Ну да… ну да…

— Начнем осмотр?

— Самое время — кивнул окончательно успокоившийся старик, протягивая мне связку ключей — С какой двери начнем?

Вопрос был вполне уместен. Миновав тут вторую тамбурную дверь, мы оказались в крайне интересном и необычном коридоре — он тянулся метров на семь вперед, там резко расширяясь в некое вроде как просторное помещение. В коридор выходило шесть дверей — по три с каждой стороны. И все двери были заперты навесными замками. Большая их часть была явно самодельной и представляла собой что-то вроде амбарных замков. Конструкции массивные, дужки тоже солидные — такую конструкцию и ломом не своротить. Двери были им под стать, но удивляли материалом — дерево с железом. Плотно пригнанные вертикальные доски, по три железные полосы. Одного взгляда на эти двери было достаточно, чтобы понять — все они вышли из рук одного крайне умелого мастера, что не пожалел сил и времени. Имей я где-нибудь в личном владении средневековый замок или хотя бы старое шато, не пожалел бы денег, чтобы выкупить эти сокровища и перенести их к себе. Можно даже вместе с замками, хотя те изрядно портили строгость и красоту дверей.

Понятно откуда древесина и металл — добыты из-под льда и снега. Здесь бревна расшиты на доски. Значит, когда-то бункер жил полной жизни, отправлял наружу бригады охотников и сборщиков, строил планы на будущее… А затем случилось упомянутое простудное заболевание, унесшее многих, оставшихся же добило внезапное пищевое отравление.

Для начала я расстегнул верхнюю одежду, стащил шапку с взопревшей головы — тут было тепло. Двинувшись вперед, дернул первый такой знакомый железный рычаг, торчащий сразу за первой дверью слева. Миновав коридор, я первым вошел в большое помещение и, как и предполагал, оно оказалось достаточно просторным общим пространством, заставленным столами с лавками и стульями, с украшенными различными предметами стенами и красивыми резными деревянными панелями тянущимися по периметру, хотя замкнут он не был — на дальней от меня стене не хватало всего одно панелей, а последняя выглядела незаконченной. Это гостиная, совмещенная со столовой и кухней. Низкий каменный потолок давил достаточно сильно, но теплая продуманная обстановка разбавляла и умаляло это давление, позволяя чувствовать себя более чем комфортно. Имелась еще одна дверь в правой стене — с навесным замком.

Постояв у входа, покивав, я взял у Сергей половину ключей из тяжелой связки и вернулся в коридор. Если ключ подходил, я размыкал замок и шел дальше. Если ключи не подходили — тоже шел дальше. Действуя на пару, мы вскоре отперли каждую дверь и приступили к осмотру скрывающихся за ними помещений.

Первая от входа комната слева — пустая, достаточно просторная, обжитая, с единственной узкой кроватью, аккуратно накрытой медвежьей шкурой. Еще две шкуры на полу, на небольшой полочке ровно горит шар какой-то лампы, от которой медная на вид трубка уходит в стену — но вряд ли в трубке светильный газ. На единственной картине изображена старая барыня в кресле, а рядом сидит ее служанка. Картину я узнал сразу, хотя это не слишком умелая ее копия. «Все в прошлом». Художник Василий Максимов. Мотив картины удивительно сильно перекликался с рассказом Евгения… Из немногочисленных личных мужских вещей стало ясно, что это его комната. Скудно, но спокойно и сытно. Мы пошли дальше.

Следующие четыре комнаты некогда были жилыми. Но их превратили в узкоспециализированные склады. Постельное белье, медвежьи шкуры, различная верхняя теплая одежда — напротив комнаты Евгения. Идущие дальше два помещения плотно заставлены перенесенной сюда мебелью — кровати, скамьи и все прочее подобное. Четвертая комната была заперта на самый хитрый и крепкий с виду замок, а хранилось здесь различное оружие, пара небольших книжных