Король Давид - Давид Малкин

Подбежала собака. Ашхур, не вставая, погладил её, и та хотела сесть рядом, но тут Иоав заговорил, и собака, услышав его голос, убежала.

– Давид смеялся над моими словами, а я будто чувствовал, добром там не кончится. И точно. Один сын обесчестил Малютку-Тамар, другой его за это зарезал… А чего и ждать-то от них! Теперь, по нашим законам, должна быть кровная месть за смерть Амнона. Но ведь наш король – отец и убийцы, и убитого. Вот и поди разберись, кто должен отомстить Авшалому за убитого Амнона. Мне легче умереть, – Иоав положил руку на плечо Ашхура бен-Хэцро, – чем смотреть, как мучается Давид.

– Слушай, Рыжий, ругался бы ты, как всегда, – посоветовал Ашхур бен-Хэцро.

Иоав покачал головой, потом сказал:

– Я тебя вот зачем позвал. Как-то в нашем стане под Кир-Моавом я услышал, как Ира бен-Икеш, твой земляк, рассказывал солдатам, будто у вас в Текоа живёт волшебница.

– Вдова лекаря, что ли? Которая умеет квохтать по-куриному и блеет овцой так, что прибегают шакалы?

– Наверное, она. А в другого человека превратиться может?

– Даже в ребёнка! Но особенно в старуху – не отличишь. Однажды пришла на рынок, просила подаяние, сказала, что она издалека. Верили, подавали.

– Говори, где она живёт? – загорелся Иоав. – Или лучше, я с тобой поеду.

На следующее утро Иоав бен-Цруя и Ашхур бен-Хэцро в сопровождении отряда солдат въехали в селение Текоа и направились к дому вдовы местного лекаря.

Соседка жарила зёрна, и дым из кухни, проникая в комнату, стелился по земляному полу, где сидела вдова лекаря. От дыма у неё разболелась голова. Отложив в сторону пряжу, она хотела было подняться и пойти к колодцу попить холодной воды, но услышала скрип песка под ногами и громкие голоса. Тут же выход из комнаты загородила фигура командующего армией. Она знала, что все в Земле Израиля называют его Рыжим. Ни для кого, кроме Давида, Божьего помазанника, у Рыжего не было доброго слова, он вечно ругался и пускал в ход кулаки. Солдаты верили, будто кожаные ножны Иоава смазаны изнутри смесью овечьего жира со змеиной кровью, и меч вылетает из них по окрику Рыжего прямо ему в руку.

– Вот она, – сказал Ашхур бен-Хэцро за спиной у Иоава. – Прикажи ей состариться лет на тридцать, и…

– Ты мне больше не нужен, – прервал его командующий.

Послышались шаги уходящих воинов, и в доме остались только вдова лекаря и Иоав бен-Цруя. Не поднимая глаз, она знала, что Рыжий в упор разглядывает её. Что ему нужно, зачем приехал в Текоа? Почему, войдя, кинул на землю целый ворох рубах, платков, поясов, бус?

– Ты поможешь мне, – объявил Иоав.

Он грузно опустился на пол рядом с вдовой и заговорил так, будто был её соседом, заглянувшим по какому-то пустяку.

– Ты когда-нибудь видела Красавчика? Так у нас солдаты прозвали сына Давида.

– Авшалома? Конечно, видела, – засмеялась она.

– Где? Расскажи.

– Авшалом бен Давид заезжал к нам в Текоа. Колесница сияет, лошади в красной сбруе, впереди бегут скороходы – человек, может, пятьдесят. Всё наше селение сбежалось смотреть – дети, взрослые. Он хорошо так поговорил с людьми, потом пошёл с нашими старейшинами принести жертвы.

– А через месяц ножом по горлу брата – чик! – и сбежал за Кинерет. Ладно. Я хочу, чтобы ты помогла Давиду.

– Я? Чтобы помогла королю?

– Ты, – подтвердил Иоав. – Давай-ка примерь рубахи, я посмотрю, какая тебе подойдёт.

Она поднялась, поворошила одежду и рассмеялась

– Иоав, я, конечно, не молодая девушка, но эти наряды – для старухи. И думаешь, в такой рубахе я смогу понравиться королю?

– Понравиться? Кто тебя просит ему нравиться! Надень-ка вон ту серую рубаху и костяные бусы.

Пока вдова переодевалась у него за спиной, Иоав рассказывал ей, как Бог бережёт своего помазанника, как не берут его ни стрела, ни камень.

Вдова появилась перед ним улыбающаяся, красивая, руки Рыжего сами потянулись к женщине.

– Ты зачем приехал? – рассмеялась она.– Мне одеваться или раздеваться?

Иоав неохотно выпустил её из объятий.

Вдова сходила за водой и налила гостю и себе. Не сводя с неё глаз, Иоав выхлебал воду и протянул чашку вновь. Напившись, он отёр руками бороду, подумал и начал:

– Король обещал наказать смертью всякого, кто заговорит с ним об Авшаломе.

Вдова выразительно посмотрела на Рыжего.

– Но ты и не должна говорить с ним о Красавчике. Притворись скорбящей и надень траурную одежду. Елеем не умащайся, будь, как женщина, много дней скорбящая по умершему. И войди к королю, и скажи ему такое слово <…>

И вложил Иоав слова те в уста её.

В первый день нового месяца в воротах Мулов король Давид принимал жалобщиков со всей Земли Израиля и вершил суд. За стеной, пересекавшей склон горы Мориа, начиналась земля ивусея Арваны, занятая под гумно. На вершине гора оголилась, открыв место, священное для всех племён Кнаана. Они приносили здесь жертвы, веря, что именно отсюда Господь взял землю, чтобы вылепить из неё первого человека.

Король Давид восседал в каменном кресле. Он был без оружия, из всех знаков высшей власти виднелся только венец поверх уже седых кудрей. Рубаха из козьей шерсти, прошитая серебряными нитями, сверкала даже в тени. Толпа жалась поближе к стене, чтобы посмотреть на короля и его Героев, послушать чужие истории и попереживать за тех, кому Давид присудит наказание, или порадовать за тех, кому – награду. Кроме любопытных и посланцев старейшин из селений Земли Израиля, в толпе были и те, кто искал должности или предлагал новые законы. Были и ученики из Города Давида: в такие дни уроки отменялись, ибо учителя полагали, что детям полезнее побывать на суде короля Давида.

Тёмно-серые камни стены были столь огромны, что солнце не успевало их прогреть, и люди проталкивались к ним, чтобы, если не опереться, то хотя бы приложить ладони. Все, кроме короля, стояли – так было установлено, чтобы просители не задерживали суд.

Красноватая земля на спускавшихся с Офела террасах была уставлена глиняными блюдами с сегодняшним сбором голубого и белого винограда, душистых маслин и отмытых от земли овощей. Урожай этой осени оказался обильным, ручей Кидрон не пересыхал и в самые жаркие дни, а в яме с водой возле источника дети устроили купальню.

Иоав бен-Цруя покачивался с пяток на носки, стоя по правую руку от короля. Он всматривался в просителей и, не видя там вдовы лекаря, злился на себя за то, что не послал за ней солдата. Потом взгляд командующего сосредоточился на красивом, обрамлённом ровно подрезанной и расчёсанной бородой, лице Ахитофеля Мудрейшего. Рыжий не любил Ахитофеля, часто спорил с ним и не понимал, зачем Давид приблизил к себе человека, при каждом случае убеждавшего его возвратиться с двором и жёнами обратно в Хеврон. Иоав, как и все, восхищался ясностью ума Ахитофеля, его замечательной памятью, но не верил ему. Ахитофель был назначен учителем Авшалома, и тот к нему очень привязался, поверял секреты, советовался. «А что если мудрейший знал, что Красавчик хочет зарезать брата? – мелькнуло у Иоава.– Как же я не надоумил Давида допросить Ахитофеля, после того, как Красавчик удрал в Гешур!»

– Вдова лекаря из Текоа, – объявил Ира бен-Икеш, и Иоав с изумлением увидел, как из группки просительниц вышла сгорбленная старушка и направилась к Давиду. Командующий вытянул шею и прикрикнул на разговаривающих рядом Героев.

Подойдя к Давиду, старушка пала лицом своим на землю и, поклонившись, сказала:

– Помоги, король!

И спросил он:

– Что с тобой?

И сказала она:

– Я – вдова, умер муж мой. И было у рабы твоей два сына. И поссорились они в поле, и некому было разнять их. И поразил один другого, и убил его.

У ворот Мулов наступила тишина. Люди ждали, вдова моргала и глотала воздух.

– Говори, – улыбнулся ей Давид.

 – И вот восстало всё семейство на рабу твою, и говорят они: «Выдай нам убийцу, и мы умертвим его за душу брата его, которого он убил.

Она на минуту умолкла, а потом зарыдала и запричитала:

– И погасят они оставшийся у меня уголёк! И не останется от мужа моего ни имени, ни потомства на всей земле!

– Ступай в дом свой, я дам приказание, чтобы не умертвили твоего сына.

Вдова хотела было уйти, но вдруг обернулась и заговорила:

– Спасибо тебе, король Давид, но пусть на мне будет грех за неотмщённую кровь, а ты и престол твой будете неповинны.

– Пусть будет так, – согласился Давид. – Твои сыновья, твоя и месть. Тебе решать, а не родственникам твоим. Обещаю, что никто из них не тронет тебя.

– Король! – громко сказала вдова.– Да запомнит народ слово твоё, именем Господа, Бога твоего. Пусть не преумножит гибели кровный мститель, пусть не погубят сына моего!