Рассекреченные страницы истории Второй мировой войны - Георгий Куманев

12 октября ГКО принял постановление о создании вокруг столицы Московской зоны обороны, состоявшей из двух оборонительных рубежей. В тот же день Ставка Верховного Главнокомандования приказала «всем зенитным батареям корпуса Московской ПВО, расположенным к западу, юго-западу и югу от Москвы, кроме основной задачи отражения воздушного противника, быть готовыми к отражению и истреблению прорывающихся танковых частей и живой силы противника…».

13 октября состоялось собрание актива Московской городской партийной организации, на котором с докладом «О текущем моменте» выступил А. С. Щербаков. Он сообщил, что за истекшую неделю военное положение ухудшилось, и остановился на практических мероприятиях, которые в сложившейся обстановке должны были провести коммунисты столицы. Выполняя решение собрания партийного актива, московские парторганизации и органы местного военного управления дополнительно сформировали четыре стрелковых дивизии общей численностью свыше 40 тыс. человек.

Между тем обстановка ухудшалась буквально с каждым часом. Враг рвался к столице, предвкушая скорую победу.

14 октября немецко-фашистское командование группы армий «Центр» отдало приказ о продолжении операций, в котором говорилось:

«4-я танковая группа и 4-я армия без промедления наносят удар в направлении Москвы, имеющий целью разбить находящиеся перед Москвой силы противника и прочно окружить город. 2-я танковая армия с этой целью должна выйти в район юго-восточнее Москвы с таким расчетом, чтобы она, прикрываясь с востока, охватила Москву с юго-востока, а в дальнейшем также и с востока. Имеющие важное значение для снабжения Москвы промышленные районы Сталиногорска, Тулы и Каширы должны быть захвачены как можно быстрее и прочно прикрыты»[167].

В другом приказе по группе армий «Центр», направленном в войска 15 октября, падение Москвы преподносилось как неизбежный факт:

«Капитуляция Москвы не должна быть принята, если она будет предложена противником. До захвата она должна быть измотана артиллерийским обстрелом и воздушными налетами, а ее население — обращено в бегство».

Упорные и ожесточенные бои развернулись на Волоколамском, Молсайском, Малоярославецком и Калужском направлениях. И вот наступила, пожалуй, самая критическая ситуация. В вечернем сообщении Совинформбюро 15 октября говорилось: «В течение ночи с 14 на 15 октября положение на западном направлении фронта ухудшилось. Немецко-фашистские войска бросили против наших частей большое количество танков, мотопехоты и на одном участке прорвали нашу оборону»[168] (выделение наше. — Г. К.)

15 октября ГКО под грифом «Совершенно секретно» выносит постановление «Об эвакуации столицы СССР г. Москвы» за № 801 сс. В нем говорилось:

«Ввиду неблагополучного положения в районе Можайской оборонительной линии Государственный Комитет Обороны постановил:

1. Поручить т. Молотову заявить иностранным миссиям, чтобы они сегодня же эвакуировались в г. Куйбышев (НКПС — т. Каганович обеспечивает своевременную подачу составов для миссий, а НКВД — т. Берия организует их охрану).

2. Сегодня же эвакуировать Президиум Верховного Совета, а также правительство во главе с заместителем председателя СНК т. Молотовым (т. Сталин эвакуируется завтра или позднее, смотря по обстановке).

3. Немедленно эвакуироваться органам Наркомата обороны и Наркомвоенмора в г. Куйбышев, а основной группе Генштаба — в Арзамас.

4. В случае появления войск противника у ворот Москвы поручить НКВД — т. Берия и т. Щербакову произвести взрыв предприятий, складов и учреждений, которые нельзя будет эвакуировать, а также все электрооборудование метро (исключая водопровод и канализацию).

Председатель Государственного Комитета Обороны И. Сталин»[169].

Несмотря на ограничительный гриф документа, об этом решении, подтверждающем вечернюю сводку Совинформбюро от 15 октября, узнала вся Москва, и в городе началась паника. Она сопровождалась нарушениями общественного порядка, грабежами складов, банков, сберегательных касс и магазинов… Огромный поток москвичей устремился к вокзалам и пристаням, куда были поданы железнодорожные составы и речные суда. Шоссейные дороги восточного направления оказались забитыми грузовиками, легковыми автомашинами и повозками. Многие покидали Москву пешком. Уже к вечеру почти все торговые и финансовые объекты, склады и госучреждения были взяты под контроль рабочих отрядов, патрулей НКВД и истребительных батальонов. Грабители и мародеры расстреливались на месте. 16 октября со всякими проявлениями хаоса и паники было покончено.

Вот как описывал автору ту критическую обстановку А. И. Микоян:

«15 октября в 8 часов утра вдруг меня будит сотрудник охраны и сообщает, что Сталин просит в 9 часов зайти к нему… Как я помню, вместе со мной пришли В. М. Молотов, Г. М. Маленков, Л. П. Берия, Н. А. Вознесенский, А. С. Щербаков, Л. М. Каганович. Сталин внешне держался спокойно. Коротко изложил обстановку, сказав при этом, что до подхода наших войск немцы попытаются раньше подбросить свои резервы и фронт под Москвой может быть прорван. Он предложил срочно, сегодня же, эвакуировать правительство и важнейшие учреждения, видных политических и государственных деятелей, подготовить город на случай прорыва фронта противником и вторжения его в Москву. Сталин приказал заминировать важнейшие машиностроительные заводы и другие предприятия, которые в случае занятия столицы могут быть использованы неприятелем для военных нужд и производства боеприпасов… Кроме того, он приказал командующему войсками Московского военного округа, генералу П. А. Артемьеву, солидному, серьезному человеку, подготовить план обороны столицы, имея в виду удержать если не весь город, то хотя бы большую его часть до подхода главных резервов из Сибири и с Дальнего Востока. Это даст возможность организовать контрнаступление и изгнать немцев из-под Москвы.

Сталин сказал, что правительство надо эвакуировать в Куйбышев, туда же направить иностранные посольства, а наркоматы — в другие города. Молотову и мне было предложено вызывать всех наркомов и объяснить им, что необходимо срочно, в течение суток, организовать эвакуацию всех наркоматов.

Тут же я пошел в комнату А. Н. Поскребышева и позвонил управляющему делами Сов-наркома Я. Е. Чадаеву, чтобы он срочно вызвал наркомов по неотложному вопросу.

Сталин предложил всем членам Политбюро и ГКО выехать сегодня же, “а я выеду завтра утром”, — сказал он.

Я по своей вспыльчивости спросил: «Почему ты можешь ехать завтра, а мы должны сегодня? Мы тоже можем поехать завтра. Вот, например, Щербаков и Берия должны покинуть город последними». Далее я сказал: «Мне тоже нечего сегодня ехать, я останусь и завтра вместе с тобой поеду». Другие молчали. Вообще постановка этого вопроса была так неожиданна, что не вызвала даже споров…

…Через несколько часов я зашел к Сталину в кабинет. Там был Молотов. На столе лежала рельефная карта западной части Москвы, включая Бородинский мост через Москву-реку, где были обозначены оборонительные рубежи. Молотов указкой показал Сталину, как будут отходить войска…»[170]

16 октября в газете «Правда» была напечатана статья: «Враг продолжает наступать — все силы на отпор врагу». В этот день продолжалась массовая эвакуация населения, предприятий и учреждений столицы. В подавляющем большинстве москвичи, несмотря на тяжелейшую обстановку, были убеждены, что враг не пройдет в Москву. Продолжался выпуск продукции, необходимой для фронта. Люди шли в партийные комитеты и военкоматы с требованием направить их на передовые рубежи защитников столицы, формировались коммунистические батальоны (позже их стали называть рабочими). Еще в ночь с 15 на 16 октября в Красном зале Моссовета были собраны командиры и комиссары добровольческих подразделений. Здесь им зачитали приказ о переходе батальонов на боевые позиции на ближних подступах к столице. Приказ требовал превратить город в неприступную для врага крепость. К 16 октября формирование рабочих батальонов во всех районах Москвы в основном завершилось, и они заняли наиболее важные рубежи обороны.

По решению Государственного Комитета Обороны с 20 октября в столице и прилегающих к ней районах было введено осадное положение. Оборона столицы на рубежах 100–120 километров западнее города возлагалась на командующего Западным фронтом генерала армии Г. К. Жукова, а на ее ближайших подступах — на начальника гарнизона г. Москвы генерал-лейтенанта П. А. Артемьева.