Собака, которая выла - Эрл Гарднер

Клинтон Форбс делал пристройку к гаражу. Оставались только цементные работы — предстояло залить пол. Я пошел в гараж, отыскал кирку и лопату. Я выкопал грунт, там, где должны были сделать пол, захоронил тело жены в неглубокой могиле, а оставшуюся землю покидал в тачку, отвез на зады участка и там высыпал. Я хотел дождаться Клинтона Форбса, но не посмел. То, что я совершил, напрочь выбило меня из колеи. Я дрожал как лист. До меня дошло, что из-за вспыльчивого моего характера я убил женщину, которую любил. Однако я понимал, что разоблачение мне не грозит. Строители вот-вот должны были залить пол в пристройке цементом, а это уничтожит следы преступления. Я отправился в другую часть города, снял комнату под чужим именем, сменил внешность и с тех пор так и живу.

Я пишу это признание, потому что к этому меня побуждает чувство чести. Я убил жену. Я не убивал Клинтона Форбса — и жаль, что не убил. Он заслужил смерть, но я его не убил.

Опознание мне не грозит. Никто никогда не проникнет в тайну моей новой личности.

С искренним уважением».

Перри Мейсон дождался, пока Делла Стрит кончит печатать, извлек лист из портативной машинки и внимательно прочел текст.

— То, что надо, — заметил он.

Она побледнела, губы у нее задрожали.

— Как вы собираетесь с этим поступить? — спросила она, посмотрев на него широко раскрытыми глазами.

— Собираюсь взять завещание Артура Картрайта за образец и подделать под признанием его подпись.

Она наградила его долгим взглядом, затем молча прошла к столу, где находились чернила и ручка, обмакнула ручку в чернильницу и подала Мейсону. Все так же без единого слова она подошла к сейфу, набрала комбинацию, открыла дверцу, вынула завещание Артура Картрайта и принесла адвокату.

Перри Мейсон в сосредоточенном молчании уселся за стол, несколько раз расписался для пробы на листочке бумаги и старательно вывел под признанием подпись Артура Картрайта. Он сложил документ и вручил Делле Стрит конверт с маркой.

— Напечатайте адрес, — сказал он. — «Заведующему отделом новостей «Кроникл».

Он закрыл футляр пишущей машинки.

— Что вы намерены делать? — спросила она.

— Отправлю письмо и позабочусь о том, чтобы портативная машинка оказалась там, где полиции никогда ее не найти; а вы садитесь в такси и поезжайте домой.

Она внимательно на него посмотрела и пошла к двери. Взявшись за ручку, она остановилась, постояла и, повернувшись, снова подошла к Перри Мейсону.

— Шеф, — сказала она, — лучше бы вы этого не делали.

— Чего именно?

— Не рисковали.

— Приходится.

— Это неправильно, — возразила она.

— Правильно, если даст правильный результат.

— Какого результата вы добиваетесь?

— Я хочу, — объяснил он, — чтобы в пристройке к гаражу взломали цементный пол и тщательно проверили, что под ним.

— Почему в таком случае не попросить об этом власти?

Он язвительно рассмеялся.

— От них дождешься, держи карман шире. Они меня на дух не переносят. Они хотят осудить Бесси Форбс и не станут делать ничего такого, что может ослабить позиции обвинения в глазах присяжных. Они исходят из того, что она виновна, и на том стоят. Ни о чем другом они не желают и слышать, так что попроси я их о чем — они, понятно, решат, что я пытаюсь их обвести.

— Что случится, когда вы пошлете это в «Кроникл»?

— Тут и думать нечего — взломают цемент.

— Но как им это удастся?

— Никак, взломают, и все.

— Кто-то им даст разрешение? — спросила она.

— Не будьте глупенькой, — ответил он. — Форбс купил дом и является его хозяином. Он мертв. Бесси Форбс — его жена. Если ее оправдают, она наследует недвижимость.

— А если не оправдают? — возразила Делла Стрит.

— Обязательно оправдают, — решительно произнес он.

— А почему вы считаете, что под цементом окажется тело? — спросила она.

— Вот что, — ответил он, — давайте посмотрим на это с точки зрения здравого смысла и перестанем идти на поводу у многочисленных фактов, которые ровным счетом ничего не значат. Помните, когда Артур Картрайт впервые к нам обратился?

— Конечно, помню.

— Помните, что он сказал? Он хотел составить завещание, причем такое, чтобы его имущество отошло к женщине, которая в то время проживала как жена Клинтона Фоули в доме на Милпас-драйв.

— Ну да.

— Прекрасно. Потом он написал завещание и переправил его мне, но условия были уже другие.

— Почему? — спросила она.

— Потому, — объяснил Мейсон, — что он знал: бессмысленно завещать имущество человеку, которого нет на свете. Каким-то образом он выяснил, что она умерла.

— Значит, он ее не убивал?

— Я этого не утверждаю, но думаю, что убил не он.

— Так не преступно ли подделывать признания такого рода?

— В определенных обстоятельствах — преступно, — согласился Перри Мейсон.

— Не представляю, в каких обстоятельствах это не было бы преступно, — возразила она.

— Об этом подумаем, когда придет время.

— Так, по-вашему, Артур Картрайт знал, что его жена мертва?

— Да, он ее очень любил. Десять месяцев ее разыскивал и два месяца жил рядом, пытаясь выяснить, счастлива она или нет. Он решился убить Клинтона Форбса и догадывался, что заплатит за это жизнью. Он хотел, чтобы его имущество отошло жене — не жене Клинтона Форбса, но Пауле Картрайт, однако опасался написать завещание в ее пользу до того, как убьет Клинтона Форбса, потому что считал, что это повлечет судебное расследование. Поэтому он составил завещание, вернее, хотел составить таким образом, чтобы отказать имущество женщине по имени Эвелин Фоули.

Можно понять, на что он рассчитывал. Он хотел притушить любой возможный скандал. Он намеревался прикончить Фоули, признать себя виновным в убийстве и пойти на казнь. Он хотел, чтобы его собственность отошла той, кто, по всей видимости, становилась вдовой убитого им человека, причем хотел обставить это так, чтобы не возникло никаких вопросов и никто не узнал, кто она на самом деле. И делал это, чтобы избавить ее от позора, которым для нее обернулось бы обнародование разного рода фактов.

Делла Стрит стояла как статуя, уставившись на кончики своих туфель.

— Да, — сказала она, — по-моему, я понимаю.

— Но тут, — продолжал Перри Мейсон, — что-то случилось, и Артур Картрайт передумал. Он выяснил, что бессмысленно завещать имущество жене Пауле, и захотел оставить его другому лицу, так как не чаял остаться в живых. Конечно, он поддерживал связь с Бесси Форбс и знал, что она в городе, поэтому и сделал ее наследницей.

— Почему вы решили, что он поддерживал связь с Бесси Форбс? — спросила Делла Стрит.

— Потому что таксист говорит, что Бесси Форбс просила его позвонить по номеру Паркрест, 62945, а это номер Картрайта, и передать Артуру, чтобы тот пришел в соседний дом к Клинтону. Это доказывает, что она знала, как найти Картрайта, а Картрайт знал, что она знает о его месте жительства.

— Понимаю, — сказала Делла Стрит, помолчала и добавила: — Вы уверены в том, что миссис Картрайт не сбежала с Артуром Картрайтом, бросив Клинтона Форбса, как она бросила Картрайта в Санта-Барбаре?

— Да, — ответил он, — почти наверняка.

— Почему?

— Ту записку, — ответил он, — писала не Паула Картрайт.

— Вы и в этом уверены?

— Почти наверняка. Почерк примерно тот же, каким заполнили бланк телеграммы, отправленной из Мидвика. Мне прислали из Санта-Барбары образцы почерка миссис Картрайт, и одно с другим не сходится.

— В окружной прокуратуре об этом знают? — спросила она.

— Не думаю.

Делла Стрит внимательно посмотрела на Перри Мейсона.

— Это почерк Тельмы Бентон? — поинтересовалась она.

— У меня несколько образцов почерка Тельмы Бентон, но ни один даже отдаленно не напоминает почерка на записке и на телеграфном бланке.

— Тогда миссис Форбс?

— Нет, это не ее рука. Я устроил, чтобы она написала мне из тюрьмы.

— Вы читали редакционную в «Кроникл»? — спросила она.

— Нет. О чем она?

— В ней утверждается, что в свете драматического и неожиданного поворота событий, ставящего под сомнение свидетельство водителя такси, ваш святой долг — предложить обвиняемой выступить с показаниями, чтобы объяснить свою причастность к этому делу. Редакция заявляет, что подобное интригующее молчание правомерно, когда речь идет о закоренелом преступнике, которого судят за преступление, совершенное именно им, о чем всем прекрасно известно, и который пытается сыграть на своих конституционных правах, но совершенно неприемлемо в отношении такой женщины, как миссис Форбс.

— Я передовицы не читал, — заметил Перри Мейсон.

— Она как-то скажется на ваших планах?

— Разумеется, нет, — заявил он. — Я защитник на этом процессе и ставлю свои суждения и оценки на службу жизненным интересам клиентки; до суждений редактора какой-то газеты мне дела нет.