Убийство церемониймейстера - Николай Свечин

– Ну нет, не я.

– Тогда вам нечего опасаться.

Дуткин облегченно вздохнул, но тут же снова расстроился:

– Говорят, государь не любит министерство финансов! Он считает, что мы сдерживаем развитие производительных сил России.

– В МИДе тоже жаловались, что Его Величество их не любит. А судья мне говорил, что государь ненавидит всех судейских. Не обращайте на это внимания.

– Правда? Ну хорошо. Ой! А если у меня в формуляре будет записано, что я находился под следствием? Это же пятно на всю жизнь! Меня никогда не возьмут к Высочайшему Двору!

– Следствие по этому делу пусть вас не пугает. Дознание обнаружит виновных и сразу передаст улики в юстицию. Подозреваемых, чья невиновность подтвердится, это никак не затронет.

– Спасибо! – с чувством произнес Дуткин и ушел довольный. Единственный довольный из всей троицы…

Закончив с допросами, Алексей взялся было за конфискованную корреспонденцию. Но пришел посыльный и принес запечатанный конверт. На нем стояла подпись Эффенбаха. Вот молодец! Уже прислал данные на Снулого.

Сыщик сломал печати и извлек два листа бумаги. Где же фотокарточка? Ее не оказалось, и Алексей стал читать письмо своего приятеля:

«Приветствую тебя, о Великий! Приехал бы в гости, а?

Теперь о деле. Человека, которого ты ищешь, зовут Спиридон Агейчев. Он шесть лет служил под моим началом. Из вольнонаемных – самый лучший. Натура приметная. Как говорят французы, он имел шаг над всеми остальными. Другие агенты подчинялись ему беспрекословно, а кто не хотел, того Агейчев выживал. Физически неимоверно крепок, почти как ты. Храбрый. Не то чтобы умный, но хитрый и сообразительный, решения принимает мгновенно. Фартовые на Москве его боялись. Жестокий до бессердечия. А поскольку для нашего сыскного дела это бывает полезно, мы с обер-полицмейстером терпели. И даже, если честно, поощряли. Начнет арестованный запираться, мы отдаем его Спиридону – у того сразу заговорит.

Посклизнулся Агейчев на том, что не сдавал конфискованное. А что сдавал, потом часто «терялось». Когда мы нашли его тайник, добра в нем оказалось на десять тысяч!

Что еще сказать? Поймать его будет очень трудно. У меня не получилось. Почуял, сволочь, неладное и в последнюю минуту исчез. Как ловят, все секретные инструкции Спиридон знает наизусть. Слабостей каких-то, на которых можно ухватить, у него нет. В карты не играет, пьет умеренно, бабы для него ничего не значат. Вот разве что жадный. Умеет подчинять себе людей. Все вокруг для него дешевле навоза.

Когда выследишь его, будь осторожен. И силен, и смел, и ловок, и опыта не занимать ему. Не раз схватывался с уголовными и всегда одерживал верх.

Описывать наружность Агейчева бесполезно – он ее легко меняет. Рост два аршина десять с половиною вершков[31]. Глаза серые, чуть ввалившиеся, голос с хрипотцой. В повадке какая-то вялость, словно его мамка в детстве облила мертвой водой. Но это маска.

Что еще? Карточки мы не нашли. Успел ее забрать и даже негативы, что в архиве, разбил. Формуляры на вольнонаемных не ведутся. Агейчев должен иметь при себе средства. В тайнике были тяжести: шубы, мануфактура, часов пятьдесят с лишним штук. А ликвидное он унес с собой.

Успехов тебе.

Твой Анатолий.

Извини, повторюсь: будь осторожен!»

Лыков вздохнул, отложил письмо и пробежал глазами характеристику бывшего агента. Ишь ты! Образованный человек Спиридон Агейчев! Почти окончил Комиссаровское училище[32]. Но недоучился последний год и подался в сыщики. Деньги на занятия кончились или призвание почувствовал? Других полезных сведений Алексей не нашел и вернулся к письму Эффенбаха. Да, сподобил Господь… Вот из-за таких, как Агейчев-Снулый, и ненавидят в народе полицию. Убийства на Руси, слава Богу, редки. Основные силы сыщиков отнимает раскрытие краж. И здесь представляется нечистоплотным людям большое поле для махинаций. Часто агент приходит к потерпевшему и прямо спрашивает: сколько мне дашь, если я отыщу похищенное? Умные сразу соглашаются. А конфискация имущества как вещественных доказательств? Бывает, что следствие длится годами. И все это время обворованный человек ждет… Уж сам не рад, что обратился в полицию. У кого есть деньги, приходят и потихоньку выкупают свое же кровное. Иногда платят до трети стоимости! А начальство делает вид, что ничего не знает…

Алексей подозвал помощника и вручил ему пакет. Велел приготовить описание Снулого и раздать тем же околоточным. А потом скататься в Мокруши и найти там молодую вдову Марию Евдокимовну, что сдает в аренду лабазы. С самой дамочкой не встречаться, а собрать о ней справки: адрес, фамилия, знакомства и что о ней говорят люди.

Озадачив Валевачева, Алексей взялся за просмотр конфискованных бумаг. Больше всего их оказалось у Лерхе, да еще на трех языках! Если французский сыщик кое-как понимал, то немецкого не знал вовсе. Поэтому он поручил разбор Гольтгойеру, временно приданному Особенной части. Молодой человек, еще один «русский немец белокурый», рьяно приступил к делу.

Лыков быстро изучил немногочисленную корреспонденцию Арабаджева и не нашел ничего стоящего. Что интересно, никаких связей с родней! Коллежский асессор словно отрезал себя от собственных корней. Два-три приятеля по Одессе, переписка с Экспедицией церемониальных дел, и все.

Закончив с Арабаджевым, надворный советник взялся за Дуткина. В его бумагах преобладала коммерческая переписка: годовые отчеты, паи, дивиденды… Пухлый конверт был набит приглашениями в Зимний дворец на балы и большие выходы. Похоже, Илиодор Иванович не выбрасывал ничего, украшенного вензелем императора. Алексей перебирал билеты рассеянно и хотел уже отложить конверт, как вдруг обнаружил между ними необычный листок-четвертушку. На нем почерком Дуткина было написано:

«Устин Алексеевич! Нам надобно все-таки переговорить. Поступок Ваш не может остаться безнаказанным, самый Господь Вседержитель такого не потерпит. Однако, поскольку дуэль между нами невозможна, остаются другие средства. Опомнитесь, пока не поздно! Иначе мне придется наказать Вас за бесчестные оскорбительные выходки.

Я приду завтра к вечеру. Разговор наш будет серьезный. Обращаюсь к Вам как к обладателю придворного звания: не позорьте его. Дайте мне удовлетворение, деньги – бог бы с ними, но удовлетворение надо дать. Мне хватит простых устных Ваших извинений. Слышите ли? Извинений всего-навсего.

Иначе Всевышний всему судья, а я за себя не ручаюсь.

Состоящий в должности церемониймейстера Высочайшего Двора

Илиодор Дуткин.

4 июня 1892 года, собственная квартира».

Лыков был ошеломлен. Хотелось протереть глаза. Он перечитал записку еще раз. Вот так удача! И заодно приговор Простаку… Бегемотик с нелепыми усами не только угрожал Дашевскому местью. Он приходил к нему в ночь убийства! Стало быть, явился не один, а с ангелом мщения Спиридоном Агейчевым. И тот грамотно все провернул. Уловку с лакеем наверняка предложил убийца – заказчику такое было не по умственным силам. Зато денег много! Так они и сговорились. Все обнаружилось до смешного просто, а он, Лыков, огород городил. Впрочем, в сыске так часто бывает, удивляться нечему. Дуткин – слабый человек, ему не устоять под тяжестью вновь открытых доказательств.

Надворный советник отложил записку, осмотрелся. В кабинете Особенной части кипела работа. Валевачев составлял портрет Снулого, Гольтгойер шуршал бумажками на немецком языке, Шустов что-то строчил с невероятной быстротой. Порадовать, что ли, артель?

После некоторых раздумий Лыков решил пока промолчать. Нужно сначала получить признание незадачливого мстителя. Как же он не уничтожил такое письмо? Действительно, глуп как баран. Ведь знает, что Департамент полиции открыл дознание по убийству Дашевского. И не сжег черновик с угрозами.

«А почему черновик, – немедленно спросил сам у себя сыщик. – Помарок в нем нет. В бумагах Дуткина нашлось немало проб пера: тот был аккуратист и переписывал текст при любом исправлении. А тут все чисто, разве что буквы вразнос. Волновался, ясное дело… Может быть, он не отослал письмо? Грозное предостережение, и одновременно крик души оскорбленного человека. Написал в приступе умоисступления, а когда остыл, передумал. Надо срочно повторить допрос».

– Юрий Ильич, – окликнул Алексей своего помощника, – вы инструкцию околоточным составили?

– Доканчиваю, Алексей Николаевич, – ответил тот.

– Как завершите, езжайте на Офицерскую. Сосредоточьтесь на поисках Снулого, и пусть люди Вощинина тоже помогают. А вдову с Мокруш искать не нужно.

– Это почему? – удивился Валевачев. Шустов тоже заинтересованно поднял голову. Ишь, туда же, старый холостяк! Подавай ему дамочек на расправу…