Другое оружие - Ариша

Огромные резные двери медленно открылись под первые аккорды нового гимна Империи. Гвардейский караул, все это время бдевший у трона Палпатина, церемониально отсалютовав, разошелся, формируя коридор к Императору, и в зал вошёл Лорд Вейдер в чёрном камзоле с защитными пластинами на груди и на плечах: за ним строем в четыре ряда шли адмиралы в парадной форме, затем капитаны первого и второго ранга.

Чёткий шаг строя совпадал с такими же чёткими звуками фанфар – новый гимн галактики был маршем…

По телу пробежали мурашки, сердце замирало, но Падме не сводила взгляда с мужа: казалось, что эта музыка была написана для него, под его жёсткий шаг, под его манеру держаться. Лицо Лорда ничего не выражало, казалось, он не имел возраста, став живой статуей, застыв перед Императором.

Она уже видела завтрашние заголовки газет, где на первой полосе будет именно Дарт Вейдер, стоявший на три ступени ниже императорского трона, а за ним строй высшего состава флота. Вся галактика наблюдала за их торжественным маршем по красной дорожке к трону Императора, они олицетворяли собой силу и мощь молодой Империи, они внушали страх и восхищение.

Амидала непроизвольно откопировала любимую позу мужа, заложив руки за спину, и вытянула шею, чтобы лучше видеть Лорда. Сейчас её захлёстывал не только восторг, вызванный звуковым и эмоциональным эффектом, её захлёстывала гордость за мужа, за Лорда Вейдера. Это его час! Восхищение миллиардов существ по всей Галактике!

Император продолжил свою пафосную речь, и Падме сжала руки в надежде, что Император не станет заставлять произносить что-нибудь такое же пафосное Скайуокера.

Она была полностью уверена, что сейчас, в свой звёздный час, Лорд мечтает поскорей убраться с этого ковра подальше: он любил внимание и был падок на похвалы, особенно когда они были заслужены, но то, что творилась в зале, явно было за пределами его тщеславия.

— …Прощу начать праздничный бал!

С разрешения Императора, офицеры, таким же ровным строем растворились в толпе, а Лорд поднялся на площадку около трона и статуей застыл подле Императора, который уже уместился на своём месте.

Падме посмотрела на мужа: несмотря на разделяющее их расстояние в несколько метров, она надеялась, что он наградит её хотя бы взглядом, но Лорд, как и красные гвардейцы, смотрел прямо перед собой, не обращая ни на что внимания.

Двухнедельные мечты о первом бале, проведённом вместе, разбились, как стекло о камень. За всё время подготовки к сегодняшнему событию, они вместе не провели и пяти часов, а за последнюю неделю, он ночевал дома всего лишь один раз – когда Падме пришла, он уже спал, а когда проснулась – он уже ушёл, не разбудив её.

Она глубоко вздохнула, поворачиваясь к очередному собеседнику, стараясь, чтобы улыбка была искренней.

«Ничего, переживу. Учения же закончились.» — представив продолжения празднования дома, настроение поднялось и чужие комплименты стали более терпимы.

Леди Вейдер с лёгкостью завела разговор с невысоким адмиралом Вариара, с которым уже была знакома с визита на «Истец».

— Должен признаться, Леди Вейдер, я был настроен крайне скептически к появлению во флоте такого человека, как ваш муж, — адмирал, как и большинство военных в этом зале, отличался сдержанностью, некоторой потерянностью и неумением вести пустую светскую беседу, тем самым вызывая больший интерес как собеседник у Амидалы. Адмирал, человек прошедший Войну Клонов, побывавший в сотне сражений, он знал цену и словам, и времени. — Однако, не могу не отметить что его методы, хоть и очень жёсткие на мой субъективный взгляд, крайне действенны.

— Адмирал, а можно поподробнее? Мне крайне интересна деятельность супруга: в последние пару месяцев, он проводил больше времени с вами, чем со мной, — Амидала с адмиралом сдержанно, но искренне рассмеялись.

— Обсуждать начальство не принято во флоте, но, миледи, сочувствую вашему положению… Я сам женат, и моя супруга до войны даже хотела развестись, мол, мужа хочу дома видеть, а не голокартинку с медалями!

— И война спасла ваш брак? — в этом вопросе и в этой интонации было всё. Все годы ужаса кровопролитной войны, все страхи Галактики, вся боль утраты и искреннее удивление, что война могла сделать хоть что-то полезное.

Вариар с улыбкой посмотрел на маленькую женщину напротив. Они обменялись понимающим взглядом, так как могут только бывалые вояки – адмирал прекрасно знал, что за милым личиком и искренними карими глазами, скрывается стальная сила воли и бесстрашие, граничившее с безумием: сенатор Амидала много раз участвовала в военных конфликтах той ужасной войны, которая, наконец, закончилась. И она не могла не вызывать уважения у адмирала, ведь были только единицы сенаторов, которые осмеливались вступать в такие опасные переговоры и боевые действия, которые проходили на внешней территории Галактики.

— Как ни странно, но да. Армана уже заявление подала, оставалось только мне прилететь и подпись поставить – у нас на Малостаре свои особенности. А в это время сепаратисты на Торгриен напали, — увидев понимание в глазах хрупкой женщины, адмирал расслабился, позволив себе дружеский тон. — Я тогда ещё кавторангом был, и нас перекинули туда. Думал не выберемся… Тогда я действительно понял, что война началась, но после победы нам дали неделю на перегруппировку и меня отпустили на пару дней в увольнение – развод подписать. Не успел я с трапа сойти, она мне на шею кинулась, и как давай реветь! — от эмоциональности момента адмирал, широко улыбаясь, закрыл лицо руками. — Я аж испугался! Потом уже отошел, а она всё ревёт и ревёт! Я её успокаивать! А она: никому не отдам, никуда не пущу!

Падме смущённо опустила глаза, вспомнив, как сама первый раз встретила Энакина с войны.

…Ранее утро, ещё туман над городом стоял, только-только светать начало, её разбудил сигнал комлинка. Как чувствовала – мгновенно проснулась.

— Ты сейчас где, родная? — раздался звонкий голос. Она даже растерялась, пытаясь правильно подобрать слова, невнятно ответила…

— Сейчас буду… — и связь оборвалась. Ей показалось, что всё это сон, но она соскочила с кровати и выбежала на холодный балкон. Синяя дымка в холодных утренних сумерках. Падме смотрела на огни города в ожидании чуда и молилась, чтобы это был не сон, но спящий город молчал, а тело начало трясти дрожью от холода…

— Ты такая красивая…

Она обернулась на голос, кинулась в раскрытые объятья, и тоже заплакала, прижимаясь к нему. Она тоже думала, что никуда не отпустит и никому не отдаст, и сквозь слёзы что-то бормотала, о любви и страхах его потерять. Всего пару часов вдвоём, а затем ненавистное солнце встало, и он ушёл.