Магия и пули (СИ) - Дроздов Анатолий Федорович

– Князь! Как считаете, я смогу получить его дар, если заберу амулет? – спросил де Пре.

– У меня однажды получилось, – кивнул Федор. – Но вы знаете, сколько магов отдали богу душу, не справившись?

Француз не ответил. Он поднял взгляд к низким зимним облакам, потом со словами «спаси и сохрани» рванул амулет с цепи… Прижал к груди…

Между пальцев в рваных нитяных перчатках бродяги ударил свет. Потом силуэт маркиза окутало облако мелких искр, запахло озоном. Наконец, от амулета в землю ударила самая настоящая молния, Федор отпрыгнул, а маркиза скрючило судорогой. Он беззвучно рухнул на булыжники.

– Доигрался! – охнул Друг. – Попробуй привести его в чувство. Дай по мордасам, что ли.

После пары пощечин полицейский открыл глаза. Глубоко вздохнув, выдавил из себя только одно слово – короткое и экспрессивное.

– Если вы решили изучать русский язык, месье, то начали с правильного слова. Мои соотечественники с его помощью выражают десятки самых разных чувств, – Федор протянул ему руку. – Я чертовски рад, что вы остались в живых. Только не пробуйте применять магию в первый день. Дайте прижиться дару.

Маркиз утвердился на ногах и рассеянно глянул на артефакт, по-прежнему зажатый в руке, теперь – просто камушек с рисунком молнии. Размахнулся и забросил его в сточную канаву.

– Видите, князь, как вышло, – он глянул в сторону заводских ворот, где его подчиненные суетились возле раненых. – Пулями зацепило одного моего человека и одного русского. На наше счастье, у электромага была слабая защита, и я достал его обычными пулями. Полосни он по нам цепной молнией – легли бы все. Увы, охота на вас будет продолжаться. Остальные боши, похоже, скрылись. Вам надлежит покинуть Париж. Прошу вас – немедленно! Иначе крови прольется гораздо больше.

В этот раз князь почти не таился. К российскому особняку были вызваны два конных экипажа. Кошкин-Юсупов сел внутрь первого, закрытого. Возчик покатил на Монмартр.

Во втором экипаже, открытом фиакре, сидело четверо мужчин. По пути русский приказал кучеру остановиться и вышел к художникам, предлагающим свой товар на улице. Из второго тотчас высыпали пассажиры и окружили князя, красноречиво сунув правые руки в карманы, где, как несложно догадаться, ждали своего часа револьверы.

Русский Осененный сторговал небольшую акварель, очевидно – дешево. Художнику стоять на зимнем ветру и предлагать картины, по меньшей мере, неуютно. Хочется побыстрее в тепло.

С трофеем в руках князь отправился домой Игнатьеву. Через четверть часа русские вышли вдвоем и в сопровождении той же четверки охранников поехали на улицу де Лиль, в банк CDC. Там Федор уже побывал накануне. CDC – не самый крупный в Париже банк, зато Друг слышал – в его мире он благополучно дотянул до XXI века. Так что и здесь не разорится.

Вчера князь открыл в CDC несколько счетов. Чек за пулемет превратился в сумму, принадлежащую Тульскому оружейному заводу, с доверенностью распоряжаться счетом российскому послу в Париже. Еще чек и толстая пачка наличности легли на счет самого Кошкина-Юсупова. Наконец, на эти же счета придут франки, если объем выпуска оружия превысит оговоренные суммы.

Возможно, у вкладчика возникли какие-то дополнительные вопросы к банку, потому что он отсутствовал полчаса. Этого времени хватило, чтобы охрана убедилась – за ними установлена плотная слежка.

К себе князь вернулся к вечеру, отпустив обоих извозчиков.

От наблюдавших за князем укрылась одна немаловажная деталь. В здании российской дипмиссии объект слежки внезапно обзавелся рыжей шевелюрой и принялся переодеваться в форму полиции безопасности. Вышел он затемно и без «хвоста», о чем, вероятно, пожалел. Испытать цепную молнию на немецких шпиках было бы чрезвычайно соблазнительно…

Настоящий князь Юсупов с утра того же дня, пока маркиз, под личиной русского аристократа, дурачил немецких агентов, направился к летному полю Исси-ле-Мулино.

Под невысокими облаками плыл одинокий биплан. До земли доносился стрекот авиационного мотора.

Скоро он произвел спуск и пробежался по полю с пожухлой травой, подернутой инеем. Мотор заглох. К аэроплану кинулась четверка механиков. Впятером с пилотом они затолкали машину ближе к ангарам.

– Федя, отличия видишь? Совершенно не похож на «Фарман». Это новое поколение, гораздо более совершенное, согласен?

В отличие от летучих этажерок, где пилот восседал на скамейке, похожей на насест водителей «Рено», а конструкция выглядела переплетением реек, этот аппарат нес цельную обшивку и смотрелся пропорционально и стремительно. Две кабины полностью погружены в фюзеляж, над бортом в полете торчала голова авиатора и пассажира, защищенная от набегающего потока небольшим стеклянным козырьком.

Федор подошел поближе. Механики тем временем раскрыли мотор, вызвав у Друга еще одну волну красноречия.

– То, что нам надо! Рядный двигатель жидкостного охлаждения с верхним расположением газораспределительного механизма! Федя, поверь мне, даже через сотню лет почти все автомобильные моторы останутся именно такими! – засмеявшись, он добавил: – Я покупаю самолет! Заверните в бумажку![2]

Вслух произносить этого Федор не стал. Судя по хмурому лицу с обвисшими черными усами, на которых проступила проседь, летчик не был настроен шутить и без всякой приязни посмотрел на Федора, протянувшего рекомендательное письмо от Игнатьева.

– Граф Сципио дель Кампо? Михаил Тадеушевич? – начал Федор, когда пилот его прочел. – Я – князь Федор Иванович Юсупов-Кошкин. Прибыл по протекции одного очень хорошо нам знакомого полковника. Если вы не возражаете, то составлю вам компанию в перелете через Альпы. К слову, я пилот, получил «бреве» от Аэроклуба Франции.

Федор не соврал – «бреве» он и правда получил, даже без экзамена. Руководство Аэроклуба впечатлилось спасением баронессы де Ларош, и проголосовало за выдачу документа. На аэродром Федор прибыл соответствующе экипированным: одет в грубую куртку на меху, теплые штаны и сапоги – тоже утепленные, словно решил присоединиться к арктической экспедиции.

Граф с кислой миной глянул на «полярника», ни в малейшей степени не похожего на титулованную персону, и хмыкнул:

– Смерти моей хотите?

– Отчего же сразу смерти? – удивился Федор. – Я ведь с вами лечу. И отнюдь не спешу в покойники.

– Сами посудите, милостивый государь. Здесь аэроплан обслужат мои механики. Ну, а дальше? Кто проверит мой «Авиатик» в Милане перед обратным вылетом в Париж? Человек, разок-другой полетавший на «Фармане»?

– Я вам больше скажу, граф, – наседал Федор. – Моя миссия крайне важна для России. Поэтому из Милана летим в Белград. Оттуда – в Киев и в Москву.

Пилот начал смеяться, и смех тот был горький. Шлем с очками-консервами дель Кампо стянул с головы, словно заранее обнажил ее в трауре в связи с неизбежной собственной гибелью.

– Федор Иванович, вы не понимаете, о чем просите. Ресурс мотора моего Авиатика – не менее двадцати часов, по уверениям немцев. Но вот, вы же слышали? Всего третий вылет, даже десяти часов не набежало. А он уже стучит, дымит, тяга пропеллера падает. Думал – пусть переберут мотор. Возьму с собой Люка, он в Милане и посмотрит. Нужно – так переберет, заменит поршневую. Бог даст, вернемся в Париж на честном слове. А вы мне про Белград! Аккурат в зимнем море и искупаемся. Нет! Хоть я и российский подданный, но решительно отказываюсь. Лететь с вами – это верная смерть. Надеюсь, что Игнатьев поймет меня верно.

– Федор, тебя упрекнули в безрукости? – едко подколол Друг.

– Вообще-то, я не моторист. Но – не боги горшки обжигают, а ты подскажешь, – и вслух спросил авиатора: – Что вообще больше всего изнашивается в моторе?

– Поршневые кольца. Компрессия падает, из движка масло гонит, дым идет. Еще поршневой палец, бывает, стучит. И не только…

– Вот что, Михаил Тадеушевич. Позвольте мне разобрать мотор. Авось что-то придумаем. Не смотрите на меня, словно призрака узрели. Я – бастард, усыновленный князем Юсуповым. До того работал на заводе Мальцева мастеровым. Вышел в инженеры. И сейчас служу на Тульском оружейном заводе.