Седьмая жертва - Алан Джекобсон

– Заткнись, заткнись, заткнись! – Он нажал кнопку выключения звука, и ей ничего не оставалось, как повиноваться ему. – Ого, кажется, мне пришла в голову замечательная мысль. Пульт дистанционного управления, чтобы все сучки-шлюхи моментально затыкались по моей команде!

Сумасшедший, она назвала меня сумасшедшим. Но я не сошел с ума! Я могу быть зол, очень зол, но я не сумасшедший. Только собака бывает бешеной, а человек – нет. Глупая сука!

Он нажал кнопку на пульте дистанционного управления, и голос сенатора вновь заполнил комнату.

– Полиция и ФБР уже отрабатывают определенные версии. Я рассчитываю, что прорыв в расследовании этого дела может произойти в любую минуту.

– Определенные версии… прорыв… – Почему люди не могут сказать правду? У них нет ничего, только от мертвого осла уши. – Признайтесь же в этом! Вы и не подозреваете, с чем столкнулись! Вам никогда не найти меня!

Карен вошла в помещение штаб-квартиры оперативной группы и сразу же расслышала приглушенный звук работающего на кухне телевизора. Она чувствовала невероятную усталость, но напряжение не отпускало. Это все последствия стычки с Диконом. Она завезла учебник Джонатану в школу, а потом поехала домой, чтобы привести себя в порядок, перед тем как отправиться в оперативный центр.

Положив сумочку на импровизированный письменный стол, Карен взяла записку, прикрепленную к папке. Пробежав ее глазами, она почувствовала, как кто-то похлопал ее по плечу. Обернувшись, она увидела Бледсоу и тут же поморщилась: левое колено пронзила острая боль. Когда Дикон схватил ее за лодыжки, то вывихнул ей колено, которое она ушибла на заднем дворе Сандры Франкс. Оно нестерпимо болело с тех самых пор, как она уехала от Дикона, то есть уже два часа.

– С тобой все в порядке?

– Все нормально. Колено болит немного. Что происходит?

– Линвуд выступает по телевидению. Пресс-конференция по делу Окулиста.

– Какая еще пресс-конференция?

– Теперь ты знаешь об этом столько же, сколько и я. Насколько мне известно, это ее собственная инициатива.

Бледсоу последовал за Карен на кухню. Манетт и Робби уже обступили обшарпанный телевизор «Сони» в поцарапанном корпусе под дерево. Прием сигнала был неуверенным, изображение временами подергивалось рябью и двоилось.

Карен встала сбоку, чтобы они не загораживали ей экран, на котором красовалась Линвуд на трибуне.

– Я обращаюсь сейчас к убийце по прозвищу Окулист и говорю: «Ваши дни сочтены. Мы идем по вашему следу и не отступим, пока не найдем вас. Вы будете гореть в аду, а душа ваша будет сохнуть на веревке, чтобы все граждане нашей страны увидели, кто вы такой и что собой представляете…»

– О, просто великолепно, – заметила Карен, потирая ноющий затылок. – Разозли его. Только этого нам не хватало! – Она обернулась к Бледсоу. – Как она могла… разве ей не требуется разрешение от нас, чтобы выступить с обращением по телевидению?

– Политика, – многозначительно протянул Робби, – вот что это такое.

Карен огляделась по сторонам и только сейчас обнаружила, что кое-кого не хватает.

– А где Хэнкок?

– Я отправил ему текстовое сообщение, – ответил Бледсоу. – Но ответа не получил.

– Держу пари, здесь без него не обошлось, – заявила Карен. – Неужели сенатор не понимает, что произойдет, если преступник увидит ее выступление? – задала она риторический вопрос. – Если всякий безмозглый политикан начнет зарабатывать себе очки на этом деле…

– Она бросила ему вызов, – заметила Манетт. – Прямо с экрана телевизора. И следующие несколько дней ее выступление будут повторять по всем основным каналам в самое рейтинговое время.

– Не хочу выглядеть циником, – вмешался Робби, – но ставлю десять против одного, что именно этого она и добивается. Бесплатная реклама в час пик. Она возглавляет предвыборную гонку, она плюет в лицо убийце, показывая ему, кто в доме настоящий хозяин… Блестящее политическое представление. Убойная стратегия, должен заметить.

– Она растеряет все свое величие, когда он воспользуется ее обвинениями как предлогом, чтобы убивать снова, – проворчал Бледсоу.

Манетт встала со стула.

– Можно подумать, ему нужен предлог.

– Нужен он ему или нет, – заметила Карен, – но Линвуд только что преподнесла ему его на блюдечке.

Я знаю эти глаза.

Он остановил воспроизведение и впился взглядом в лицо Линвуд.

О да… злые, порочные глаза.

Он не отрывал взгляда от экрана до тех пор, пока изображение не дрогнуло и не начало двигаться снова.

– Вы будете гореть в аду, а душа ваша будет сохнуть на веревке чтобы все граждане нашей страны увидели, кто вы такой и что собой представляете: чудовище. Монстр. Бородавка, грех на лице Господа нашего.

Он схватил комок глины и запустил им в телевизор. Тот прилип к экрану, как будто цеплялся за жизнь, не желая умирать.

– Значит, я буду гореть в аду?

В ярости он смахнул со стола на пол свои инструменты. Рванул воротник рубашки, словно ему не хватало воздуха. Проклятая сука!

– Грязная шлюха!

Вдруг глина отлепилась от экрана и с легким стуком упала на пол.

– Гореть в аду? Я буду гореть в аду? Как она смеет разговаривать со мной в таком тоне? Как она смеет, как она смеет?! Если я – бородавка на лице Господа, то она – проклятый нарыв!

Он рассмеялся. Расхохотался так громко и искренне, что долго не мог остановиться. Упав на колени, он наконец взял себя в руки. Он чувствовал, как кровь прилила к лицу, как она шумит у него в ушах, шумит, шумит, шумит… Успокоившись, он уселся на пол и оперся спиной о стену.

Но, говоря откровенно, поводов для смеха было мало. Он смеялся не потому, что это было смешно. Совсем наоборот. Схватив свой новый инструмент и сунув в карман ключи от машины, он вышел из дома. Кто-то должен заплатить за нанесенное ему оскорбление.

Манетт ушла из оперативного центра вскоре после того, как закончилась блестяще срежиссированная пресс-конференция сенатора Линвуд. Робби проводил Карен до машины и теперь смотрел, как она роется в сумочке в поисках ключей.

– Вчерашний вечер был великолепен, – сообщил он.

Карен вынула руку из сумочки. Ключей в ней не было. Взглянув на дом, она сказала:

– Мне тоже понравилось.

У нее не было настроения для флирта. Перед глазами все еще стояло гнусно ухмыляющееся лицо Дикона, отпечаток которого До сих пор сохранился на каблуке ее туфли.

– В чем дело?

– Я забыла ключи в доме.

– Я спрашиваю не об этом.

– Что, так заметно?

– Мне – да.

Карен несколько мгновений вглядывалась в его лицо, потом отвернулась и облокотилась о крышу своего автомобиля.

– Проблемы с моим бывшим, – пояснила она и вкратце изложила историю двух своих последних столкновений с Диконом.

Робби уставился себе под ноги, яростно ковыряя землю носком ботинка.

– Я никогда не встречался с ним. Но мне бы очень этого хотелось. Хотя бы для того, чтобы просто потолковать с ним по душам понимаешь?

Он гневно сжал кулаки, и на скулах у него заиграли желваки.

Карен ласково положила руку ему на плечо.

– Я сама справилась, Робби. Думаю, теперь он не отважится пакостить мне и дальше.

– А как быть с твоим сыном? Ведь этот засранец станет вымещать зло на Джонатане. С кем он будет сегодня вечером, с тобой или с Диконом?

– С Диконом.

– Думаю, тебе стоит заехать за сыном в школу и забрать его. Хочешь, я поговорю с Диконом и скажу ему, что ты подаешь на него в суд? Я не стану лить слезы о его судьбе. Будет еще лучше, если я поеду с тобой.

Карен отрицательно покачала головой.

– Он не посмеет ударить Джонатана. Если он сделает это, я убью его. Ему это известно. А после сегодняшнего он понимает, на что я способна.

– Может быть, ты и права. Но я все равно считаю, что лишняя осторожность не повредит. Забери мальчика и подержи его у себя, пока Дикон не остынет.

Карен медленно кивнула, соглашаясь.

– Какое сегодня число?

– Двадцать третье.

Зазвонил сотовый телефон Робби. Он вынул его из кармана и приложил к уху.

Карен нахмурилась, отчего брови у нее сошлись на переносице, и бросила обеспокоенный взгляд на часы. Половина пятого. У Джонатана после уроков занятия в шахматном клубе, а это значит, что он освободится в пять часов.

Робби закрыл телефон.

– Нужно ехать, всплыло кое-что из моих старых дел. Кража со взломом в квартире одного богатенького Буратино. Я подозреваю, кто мог сделать это, мне доводилось арестовывать этого малого пару раз за прежние художества. Он засел в каком-то доме и взял ребенка в заложники. Группа быстрого реагирования уже на месте, но этот гад требует меня. – Он опустил телефон в карман и повернулся, чтобы уходить. – Хочешь, я отряжу кого-нибудь, чтобы он съездил с тобой? Черт, да попроси хотя бы Бледсоу!