Лита - Александр Минчин

Кино закончилось. На улице падал мягкий снег. Обогнув гостиницу «Пекин» («где вы гуляли или бывали, мой читатель»), мы пошли по Садовому кольцу.

— Я люблю гулять по Москве ночью, когда нет людей. Тишина. Кажется, что вся Москва — твоя.

— Я тоже, — сказал я. У нас совпадали вкусы.

— Как вам кино? — мягко спросила она.

— Оно оставило странное впечатление: и не то, чтобы «да», и не то, чтобы «нет».

Мы не спеша шли мимо американского посольства. Она вдруг с грустью взглянула на него и отвернулась.

— Вы не любите капитализм? — пошутил я.

— Вы достаточно наблюдательны. — Она не улыбнулась.

— Что так грустно?

— Как-нибудь потом, — произнесла она.

— А будет «потом»?

— Думаю, будет, все будет. Только не сразу, а…

— Я очень люблю это!

— Что?

— Когда «не сразу», когда надо долго ждать…

Она рассмеялась:

— Вы меня неправильно поняли. Я говорила совсем о другом. А это будет в уже назначенный час — ни минутой позже, ни минутой раньше. И зависит сие не от нас. Все уже написано наверху.

Она может выражаться еще туманней, чем филолог, подумал я.

— Вы проводите меня? — неожиданно спросила она.

— По-моему, я как раз в процессе этого действия.

— Спасибо за процесс. Чем вы занимаетесь, Алеша? Я знаю, что вы в институте, ваш брат говорил.

— Он мне этого не говорил.

— Что?

— Что он вам говорил.

— О, это был незначительный разговор. Почти проходной.

— А какие еще бывают разговоры?

— Основательные, полуосновательные, главные, второстепенные. Вы хотите, чтобы я все перечислила?

— Я просто дурачусь.

— Я знаю.

— Что вы знаете?

— Что вы просто дурачитесь. Мне нравится это. Итак?

— Бью баклуши!

От неожиданности она рассмеялась.

— Так говорит мой папа.

— А если точнее?

— Учусь на каком-то факультете, непонятно чему, неизвестно зачем.

— Он у вас строгий?

— Достаточно. Впрочем, у вас, вероятно, будет возможность с ним пообщаться.

— Вы уверены, что будет?..

Она подкалывала меня. Я улыбнулся ее шутке. Но не ответил. Мы свернули направо и пошли к мосту — на Кутузовский проспект.

— Вы уверили меня, что все будет.

— Вы любите играть словами?

— Играть в слова.

— Игра слов — старинная игра, — задумчиво сказала она и, повернувшись, посмотрела на мою щеку.

Вдруг стало скользко, мы спускались с пригорка.

— Можно я возьму вас под руку, я боюсь упасть. У меня скользкие сапоги.

Я взял ее за руку, за локоть, и — не ощутил ничего. Мы вышли на мост, на нем не было гирлянд, дул сквозной ветер, снег стал колючим, и она прижалась к моему плечу.

— Простите, он колет в глаза.

Мне понравилась эта фраза. И я чуть натянул ей капюшон, отороченный мехом, чтобы защитить ее глаза.

Буквально в сантиметре от нас юзом пронесло и ударило о бордюр машину. Я дернул ее в сторону, к перилам моста.

— У вас хорошая реакция, — сказала она. И улыбнулась, стараясь скрыться от снега, в глубину меха.

— Это все, что у меня хорошего.

— Не наговаривайте на себя. У вас хорошие перчатки!

Мы оба одновременно рассмеялись. Мост кончился. Я был неожиданно рад, что она развеселила меня и отвлекла от грустных мыслей. Мне захотелось проявить внимание.

— Хотите пойти в кафе и съесть какой-нибудь торт или пирожное?

— И много чая, чтобы согреться. Я не переношу холод. У меня все промерзает до п… — оборвалась она.

— Придатков, — закончил я.

— Дама не должна говорить таких слов при джентльмене.

— Вы учитесь в школе чарования или изящных манер?

— Мама учит.

Мы нашли небольшое, уютное, мало кому известное кафе на Кутузовском.

Девушка-официантка хотела перечислить имеющийся ассортимент, но возник какой-то интим, и я не хотел, чтобы он разрушался.

— Принесите все торты и пирожные, которые у вас есть и много чая.

Официантка, почувствовав опытного «наездника», исчезла.

— Вы всегда так заказываете? — Вика удивленно, впервые расширив и без того большие глаза, смотрела на меня.

— Когда как, мне не хотелось с ней долго объясняться. К тому же вы очень стройны и, я уверен, сможете с этим справиться.

— Вы наблюдательны, но по-мужски. Чтобы женщине быть стройной, ей нельзя есть сладкое.

— Но вы будете пить много чая. Один раз, в честь знакомства.

— Разве что — в честь, — произнесла задумчиво она.

Я не предлагал ей выпить, так как знал, что в таком кафе не будет что-либо интересное или необычное. Но на всякий случай спросил:

— Хотите что-нибудь выпить?

— Выпить?! Это интересное предложение. И согреться.

Я щелкнул тут же пальцами.

— Не щелкайте, — сказала возникшая официантка, — вы не на Западе.

В кафе оказалось токайское, на редкость классное марочное десертное вино. И уж совсем невероятное: холодное. Я не люблю ничего теплого.

— Три бутылки, пожалуйста.

— А две кому? — спросил Вика.

— Будем гулять до утра.

— А цыгане?

— Сейчас позвоню. — Я встал. Она думала, я шучу. А я всерьез собирался позвонить поляку и загулять с цыганами до утра. Раз ей так хотелось…

Она внимательно смотрела на меня.

— С собой, на следующий раз. Мне кажется, оно вам понравится.

— Вы всегда такой предусмотрительный и не только наблюдательный?

— Я люблю наблюдать, но это бессознательно, неподотчетно. А чем вы занимаетесь, Вика? Кроме будущей любви к токайскому?

Она улыбнулась.

— Я… ваш брат вам ничего не рассказывал?

— Нет.

— Я учусь на актерском факультете во ВГИКе. И снялась в двух фильмах.

— Как ваша фамилия?

— Виктория Богданова.

И только теперь я понял, почему мне казалось все время ее лицо знакомым. Я видел ее в кино. А мне казалось — что мне казалось.

— Фильм назывался «Про любовь», — выдал мой энциклопедический словарь в голове.

— Только никому не говорите.

— Почему?

— Он мне не нравится. И маме — тоже.

— А что мама?

— Мама очень хорошая актриса.

— Как ее зовут?

— Зоя Богданова.

Я привстал.

— Она была звездой…

— Да, очень известной.

— А что случилось потом?

Официантка принесла вазу с разными пирожными (почему не блюдо?) и открытую запотевшую бутылку вина.

Я взял бутылку:

— Хотите с нами выпить?

— Что вы!.. — Она засмущалась и заалела, внимательно разглядывая Вику.

Я налил наполовину бокалы.

— Вы произвели на нее неизгладимое впечатление, — сказала Вика. — И как это по-джентльменски было сказано! Ей наверняка никто не предлагал никогда выпить.

— Вы любите нахалов или джентльменов? — спросил я.

— Я люблю полосатую жизнь. То одно, то другое. И то и другое. Смесь.

— А если прибавится нечто иное?

— Я обожаю вариации. Оригинал никогда не греет душу.

— Так о маме…

— Я не уверена, что хочу говорить о маме.

— Отчего?

— Такое клише: мы с вами незнакомы.

Она взяла бокал и улыбнулась вдруг:

— Русская традиция — наливать до края.

— А я хотел, как на Западе.

Она улыбнулась. Я наполнил стекло золотистой влагой.

— Надеюсь, согрею свои продрогшие суставы. Я не любительница зимы.

— А кого?

— Кого — нет, вы хотели сказать чего? Я люблю весну. И первые цветы, букетик ландышей.

Я сказал то, что хотел сказать… Но зачем?..

— За что? — Я поднял западный бокал — наполовину.

— За вашу наблюдательность! — Она улыбнулась. И выпила легко до дна.

Я ждал, пока она выпьет. Легкость была изумительная. И пригубил свое вино.

— Я могу согреть ваши суставы за одну минуту.

— Как?

— Сжав их сильно в руке.

Она с интересом посмотрела на меня:

— Я не думаю, что здесь подходящее место.

— Разве?! А вы хотите, чтобы я нашел подходящее?..

— А вы не находите? — пропустила она вторую часть мимо ушей.

Я огляделся вокруг. В углу сидела забытая пара. Всеми.

— Я скажу, что у вас ночная работа и вам нужен массаж.

— Алексей…

Она впервые назвала меня по имени.

— Вы не выпили до дна, я пила за вас. И налейте мне еще, я никак не могу… согреться.

Я выполнил указ, мы подняли бокалы.

— За ваши успехи — в кино!

— Спасибо, я не очень хочу быть актрисой.

И она выпила — опять до дна. Мне нравилась грациозность питья. Я последовал ее примеру. У меня в голове начало согреваться. Как вдруг она сказала:

— Вы встречаетесь с кем-нибудь, Алексей?

Я поперхнулся последним глотком. Она смотрела мне прямо в глаза.

— Нет. А почему вас это интересует?

— Мне стало любопытно, какие девушки вам нравятся.

— Актрисы!