ЕСЛИ СУДЬБА ВЫБИРАЕТ НАС… - August Fliege

- Слушаюсь!

- Идите!

Ни потерь, ни повреждений, Слава Богу, не было. Осмотрев в бинокль наши передовые позиции, я убедился, что они мало пострадали. Пара случайных попаданий в ходы сообщения и траншеи второй линии. Несколько близких разрывов, вызвавших осыпание стенок - не более.

Выставив пост, я направился на поиски Лиходеева, однако искомый нашел меня сам.

- А я вас сыскиваю, вашбродь! А вы - вот они! - обрадовался Кузьма Акимыч.

- Что случилось?

- Копейкин огнеприпасы доставил, вашбродь! Надобно учесть и в книгу прописать.

- Ну, раз надобно, пойдем!

Проходя по траншеям, я стал свидетелем настолько интересного разговора, что даже приостановился послушать:

- Вот я страху-то натерпелся! - восклицал рябой носатый солдатик из последнего пополнения. - Воет, воет то как! Аки зверь антихристов! А потом грохнет - аж земля трясется. Душа в пятки ушла…

- Ну, это какой страх! - перебивает новобранца круглолицый младший унтер-офицер Самсонов - командир отделения и Георгиевский кавалер. - От такого страху, брат, не сдохнешь. - Унтер извлек на свет божий трубку и кисет с табаком. - В передних окопах - вот где страх! Под самую шкуру залезает!

- Это как же так?

- Да вот так! Вот вспомню свою первую атаку, под Ченстоховым в пятнадцатом годе - до сих пор оторопь берет! - Самсонов раскурил трубку и пуская густые и ароматные клубы дыма продолжил. - Вылез я, стало быть, из окопа. Бяда! Снаряды кругом взрываются. Гремит все, грохочет. За дымом неба не видать да округ стон стоит. Хочу идти - ноги не подниму, ровно кто за пятки хватает. Ни в праву, ни в леву сторону не гляжу - боюсь!

- Так уж и боисся? - встрял в разговор кто-то из старослужащих гренадер.

- Не то слово! Припал страх смертный, загреб за самое сердце, и нет того страху жутче. Ровно тебе за шкуру снегу холодного насыпали! Зубы стучат, и кровь в жилах не льется: застыла вся. Взял я карабин, а он тяжелой показался, как цельный пуд.

- И чего?

- Его благородие орет 'В атаку!', наганом машет. Смотрю округ - люди поднялись да вперед пошли. Ну и я, страх свой зажал, словно в кулак какой, и тож - поднялся. Все 'Ура!' кричат, и я, стало быть тоже крикнуть хочу… Ан не выходит! Завыл, захрипел по-зверьи, да и на германца пошел!

- Со мной, почитай, так же было. - Подтвердил гренадер. - Взял я винтовку на прицел, а курка спустить и не знаю как… Так и не смог, ровно обеспамятел…

- Вы, не тушуйтесь, вы на ус мотайте! - Окликнул новичков Самсонов. - Такая наука, тут завсегда полезна!

Когда мы немного отошли от разговаривавших солдат, я сказал Кузьме Акимычу:

- А Самсонов-то - мужик дельный!

- Так-то оно так, вашбродь! Да только - соцьялист он… Ненужные разговоры, да не к месту иногда заводит.

- Воюет-то как?

- Воюет справно…

- Не подведет?

- Не подведет, вашбродь!

- Ну, значит, пускай пока разговоры разговаривает, а там посмотрим…

- Да уж как не посмотреть-то!

- Не ворчи, Лиходеев! Пойдем-ка, лучше, огнеприпасы учитывать! И расскажи, что там наш Филька на ужин задумал?

И пошли мы заниматься военной бухгалтерией, под аккомпанемент раздающейся из соседней траншеи солдатской песни - немного задорной и одновременно грустной:

Ты прощай, моя сторонка,

И зазнобушка, и жонка.

Обнялися горячо - и ружьишко на плечо.

Уж как нам такое счастье -

Служим в гренадерской части.

Будь хучь ночью, будь хучь днем -

По болоту пешки прем.

Только ляжешь - невтерпеж:

Под сорочку лезет вошь.

Уж и гложет, и сосет

Цельну ночку напролет.

Вечер поздно из лесочка

Герман бьет шрапнелью в точку.

Уж такой талан нам, братцы,

Просто некуды податься.

Хучь и влепят пулю в лоб,

Да с Егорьем ляжем в гроб.

Утро следующего дня началось с массированного артналета. Немецкая гаубичная батарея выпустила по позициям нашего полка три сотни снарядов - по полста на орудие.

Затем после небольшого перерыва обстрел возобновился - такой же, как и вчера: редкий и бессистемный…

Через некоторое время немцы перенесли огонь правее на позиции Сибирского гренадерского и я отправился на наблюдательный пункт, по дороге осматривая наши позиции.

До нас долетели только отдельные снаряды и, к счастью, все мимо.

А вот первая линия обороны заметно пострадала. Это было отчетливо видно в бинокль. Все три ряда траншей получили повреждения, а в одном месте я разглядел развороченную землянку - расщепленные бревна торчали вокруг воронки наподобие тернового венца.

Значит, без потерь не обошлось.

И точно, через некоторое время из хода сообщения вынырнули санитары с носилками, а вслед за ними появилась группа кое-как перевязанных раненых. Поддерживая друг друга со стенаниями и матюками, люди шли в тыл.

Вот и первые потери.

Я перевел бинокль на поле перед передовой позицией.

Никого…

А вот дальше уже отчетливо различался бруствер немецких траншей первой линии.

Вот черти! За ночь отстроились!

И что теперь?

Честно говоря, я был в растерянности! То есть, предсказать возможное поведение немцев не получалось - не хватало информации.

Во всех читанных мною мемуарах о Восточном фронте времен Первой Мировой, есть три типа воспоминаний: 'враг упорно обороняется', 'враг бежит' и 'враг наступает, а мы бежим'.

В данном случае ни один из сценариев для нашей ситуации явно не подходил.

- Доброе утро, барон! - Поздоровался заглянувший на НП Казимирский. - Что вы там с таким интересом рассматриваете?

- Противника, Казимир Казимирович!

- О! Наконец-то германцы соизволили появиться нам на глаза! - Ротный достал из чехла свой бинокль и принялся осматривать позиции противника. - До первой траншеи где-то полторы версты будет. Значит - сегодня не полезут!

- Почему?

- А потому, что немец по голому полю за полторы версты в атаку не пойдет. Если сильно приспичит, то за версту - может быть. А если они не торопятся, то атаки следует ожидать не ранее, чем их траншеи приблизятся на полверсты. Не дураки же они, в конце-то концов?

Так что, я думаю, что сегодня нам точно ничего не грозит, кроме артиллерийского обстрела. А вот завтра… Завтра они, может быть, и рискнут.

- А если не рискнут?

- Значит, их первая атака придется аккурат на наш черед сидения на передовой!

- Замечательно… - буркнул я.

- Будьте оптимистом, барон. То ли еще будет! Говорят, что оптимистам легче живется!

- Это потому, что пессимисты обеспечивают им безопасное существование!

- Весьма остроумно! Надо запомнить! - похвалил меня Казимирский. - Блесну при случае! Спасибо!

- На здоровье, Казимир Казимирович!

- Кстати, о здоровье! Я как раз собирался посетить наш лазарет! Так что, имейте в виду - я вас покидаю до обеда.

- Учту!

После обеда ротный не появился.

Зато появились артиллерийские офицеры в сопровождении телефонистов и посыльных. Сначала они паслись на нашем наблюдательном пункте, а потом всей компанией ушли в первую линию.

Я же вернулся в свой блиндаж и занялся приведением в порядок ротного гроссбуха - дебет с кредитом по огнеприпасам требовал правки.

Обстрелы различной степени интенсивности беспокоили нас весь день.

Ближе к вечеру наступила блаженная тишина. Снова слышно обычные мирные звуки. Где-то чирикнула птица. Ветер шумит в кронах деревьев. Радуясь приближающемуся закату, застрекотали цикады.

Через нашу позицию потянулся куцый людской ручеек: саперы, навьюченные шанцевым и плотницким инструментом, досками и прочим материалом начинают готовиться к ночной работе. Это гренадеры по ночам спят, за исключением тех, кто на посту, а для саперов ночь - самая горячая пора.

За нашими спинами, в низине за третьей траншеей, сложены бревна, колья, пустые мешки, собранные рогатки, обтянутые колючей проволокой и сама проволока в мотках на деревянных коромыслах.

На наш наблюдательный пункт заявился старший унтер-офицер Матюшкин - командир саперного взвода. Суровый неразговорчивый мужик лет сорока с усталыми глазами.

- Здравия желаю, вашбродь!

- Чего тебе, Матюшкин?

- Дозвольте, вашбродь, осмотреться в биноклю! Надобно глянуть, где минометные дворики строить.

- Зачем нам еще минометные дворики? У нас минометов-то полдюжины всего?

- Дык, вашбродь, два часа как прибыли две траншейно-минометные команды. Велено позиции оборудовать!

- Ну, осмотрись! Карпин, дай ему бинокль!

Забрав у ефрейтора-наблюдателя искомый прибор, Матюшкин принялся внимательно оглядывать передовые позиции, время от времени, задумчиво хмыкая и агакая.

Я, между тем, переваривал принесенную сапером новость.

Траншейно-минометная команда - это считай батарея. Шесть стволов. И в обороне они будут не лишними.

Нам бы еще парочка пулеметов не помешала. А то в первой линии, которую сейчас занимает двенадцатая рота, три станкача. Один в первой траншее и два во второй. Еще один 'Максим' в резерве на нашей позиции.