Банк страха - Дэвид Игнатиус

Снова послышался одобрительный гул, но палестинские охранники нахмурились, и в комнате снова стало тихо.

— А теперь у меня есть хорошие новости. В конце месяца все верные сотрудники получат премии. Самая маленькая премия составит пятьсот фунтов. — Из толпы послышались крики благодарности; даже не слова, а какие-то подхалимские отдельные звуки, вроде тех, что издают нищие, получив от кого-нибудь несколько монет. — Не надо меня благодарить! Мы все пострадали в эти дни от горя и неразберихи. — Он протянул к ним обе руки, наподобие того, как Римский Папа приветствует верующих. Все опять увидели обрубок его указательного пальца. — Так что давайте вернемся к работе, дорогие мои друзья. Давайте работать усердно, чтобы оградить богатство «Койот инвестмент» — то, что мы создали и что принадлежит нам, — от любого захватчика. А тех, кто захочет иметь дело с собаками и предателями, пытавшимися выступать от имени семьи нашего дорогого Правителя, я предупреждаю: гнев Правителя покажется им легонькой трепкой по сравнению с тем, что сделаю с ними я.

Когда Хаммуд кончил, несколько наиболее отъявленных льстецов, стоявших напротив, подошли к столу, чтобы поцеловать ему руку и провозгласить свою вечную преданность. Лина заметила, что среди них были те, кто днем раньше громче всех приветствовали профессора Саркиса. При виде этих шакалов Лина даже почувствовала жалость к Саркису. Он был марионеткой; ниточки оборвались — и он рухнул.

В группе сотрудников, пошедших к двери, она увидела Ранду и решила проводить ее в сторону бухгалтерии.

— Что случилось с Юсефом? — спросила Лина. — Я не видела его на собрании.

Ранда провела пальцем по горлу.

— Кхатийя атхвал. — Это иранское выражение означало «бедный дурачок».

— Харам (Нехорошо), — сказала Лина.

Когда они подошли к новому кабинету Лины, Ранда отвела ее в сторонку. У Ранды были заново покрашены ногти, а юбка еще короче, чем обычно.

— Хаммуд хочет, чтобы ты вернулась в ту часть компании, — сказала она шепотом. — С завтрашнего дня.

— Откуда ты знаешь?

— Мне это сказал новый охранник Хасан несколько минут назад и просил передать тебе. Он неглуп. Он еще сказал, что Хаммуд хочет удостовериться в том, что ты снова в семье.

— Он тоже предложил тебе шпионить за мной?

— У-гу, — ответила Ранда, мотая головой, как говорящая лошадь «Мистер Эд». — Конечно предложил.

— И ты сказала «да»?

— Конечно! Мы ведь уже с этим покончили. Так что не заставляй меня снова переживать. Я скоро приду. Чао! — Они попрощались, поцеловав воздух рядом со щеками, и Ранда поспешила к себе.

Глава 21

После убийства Правителя Ирака Хофман было выкинул дело Назира Хаммуда из головы. Но в тот день, во время ленча в его любимом китайском ресторанчике с удобными ненавязчивыми официантами, расправляясь последовательно с вантонским супом, творогом с острыми бобами и закуской «ло минь», он вдруг подумал: а кто же теперь стал владельцем «Койот инвестмент»? Готового ответа у него не было, и этот вопрос стал его донимать. После ленча он бродил по Сохо, мимо пивных, забитых панками и рокерами, мимо тускло освещенных стриптиз-клубов и замызганных книжных лавок. Обычно он воспринимал этот пейзаж как некую городскую пастораль. Но вопрос, которым он задался, преследовал его неотвязно; куколки из секс-шоу и пьяницы, блюющие в закоулках, уже не казались ему такими забавными. Хофману стало казаться, что он стареет. Какой-то коротенький толстяк, спотыкаясь, вышел из паба, и Хофману на секунду показалось, что это его отец. Пора идти домой, решил он.

Вернувшись в офис, Хофман позвонил Асаду Баракату. Не считая принца Джалала, это был единственный человек, который мог знать ответ. Секретарша Бараката ответила, что он занят и не поднимает трубку, поэтому Хофман решил — гори все синим огнем! — прийти без предупреждения. Было пасмурно, моросил дождь, но Хофман прошел несколько кварталов до «Банк-Арабия» пешком.

Баракат действительно был занят — беседовал с группой бизнесменов из Аммана, поэтому Хофману пришлось ждать в приемной. Он перелистал лежавший на кофейном столике каталог недвижимости «Сотби»; интересно, подумал он, кто в состоянии покупать все эти дома стоимостью по три-четыре миллиона долларов. Наконец появился Баракат, обмениваясь рукопожатиями со своими иорданскими посетителями. Он проводил их до двери, потом до лифта и, казалось, готов был проводить их и до гостиницы. Такие проводы были неотъемлемой частью арабского гостеприимства; но Баракат все же вернулся, качая головой.

— Идиоты, — сказал он, кивая в сторону лифта. — Не понимаю, с чего они так разбогатели.

Баракат снова покачал головой и пошел к себе в кабинет. Хофман последовал за ним без приглашения. Баракат скривил свои полные губы.

— Я не люблю быть невежливым, Сэм, но чего вы хотите? У меня масса работы.

— «Койот инвестмент», — сказал Хофман. — Я бы хотел задать вам всего один вопрос.

Баракат сощурил глаза.

— Какой же?

— Кто сейчас, когда Правитель умер, а Хаммуда нет, владеет «Койот»?

Баракат сложил руки на своем огромном животе и стал похож на Шалтай-Болтая.

— Хаммуд никуда не делся, — сказал он. — Вчера вечером он вернулся из Багдада. Говорят, что он в неожиданно хорошей форме, не считая потери пальца.

— А что случилось с его пальцем?

— Брат Правителя отрезал его такой маленькой острой пилкой, какими пользуются плотники. Типично иракские манеры.

Хофман вздрогнул. Он вдруг подумал, что́ они могут сделать с Линой, если когда-нибудь ее поймают, но потом отогнал от себя эту мысль.

— Почему же они отрезали ему палец? Что им было нужно?

— Деньги, конечно. Но друзья Хаммуда спасли его раньше, чем ему отрезали что-нибудь еще. Кажется, там идет война наследников, и побеждает сторона Хаммуда.

— За что же идет эта война?

— За деньги, дорогой мой, — повторил Баракат, словно на уроке в школе. Было уже поздно, и он проявлял нетерпение. — И один из призов — контроль над «Койот инвестмент». Ответил ли я на ваш вопрос?

— В некотором роде. Но кто ею владеет сейчас, в данную минуту? Вот что мне хотелось бы знать. — Хофман почесал голову.

— Это дело непростое. Сегодня днем мне звонили еще несколько человек и задавали тот же вопрос. — Баракат поморщился.

— И что вы им отвечали?

— Я отвечал, что это дело непростое. — Он снова поморщился, отвернулся от Хофмана и сделал вид, что просматривает бумаги у себя на столе. Он явно хотел, чтобы Сэм ушел. Сегодня он разговаривал с Сэмом прохладнее, чем обычно. Не по правилам арабов уточнять такие вопросы, но Сэм все же решился.

— Что-то не так, Асад? Вы, кажется, чем-то расстроены.

Баракат посмотрел на него взглядом, исполненным упрека.

— Я не расстроен. Я сердит. В прошлый раз вы обманули меня, сказав, что ваш отец знает про ваш визит ко мне по поводу Хаммуда. Это была неправда, как я потом выяснил у вашего отца.

— Прошу прощения, Асад. У меня не было никакого злого умысла.

У Бараката был вид обманутого праведника, который знает, что его собеседник у него в долгу.

— Доверие — это основа всех отношений на Востоке, дорогой Сэм. Когда его нет — вообще ничего нет.

— Значит ли это, что вы больше не будете со мной разговаривать?

— Это значит, что я должен соблюдать осторожность. Но я постараюсь ответить на ваш вопрос насчет «Койот», только потому, что это важно, чтобы вы не наделали новых ошибок. Все дело в том, что сейчас, когда Правителя нет, его деньги на самом деле не принадлежат никому.

Сэм кивнул, решив проявлять как можно меньше активности. Пусть он сам говорит, что считает нужным.

— Кто же может на них претендовать, если ими никто не владеет?

— Это еще один сложный вопрос — сложный с юридической точки зрения. Деньги принадлежат тому, кто может доказать свое право на них. Если первоначальный владелец умер, то его наследники или другие претенденты могут попытаться доказать это право, если они, конечно, знают, где искать. Если же никто не сможет обосновать свои претензии, то банк-держатель — в данном случае, я думаю, один из швейцарских банков — просто сохранит эти деньги за собой.

— Но это же незаконно, Асад. Даже в Швейцарии.

— Вовсе нет, дорогой мой. На этот счет существует даже особый юридический термин — «res nullius» — вещь, которая никому не принадлежит. Мои друзья-адвокаты говорят, что этот принцип глубоко укоренен. Если я выкопал сокровища на своем участке земли, то это отнюдь не собственность Короны; я могу оставить их за собой. Таков установленный юридический порядок.

— Значит, эти деньги просто остаются в банке?

— Конечно. Отчего, вы думаете, швейцарские банки так богаты? Res nullius. Коррумпированные короли и президенты всего мира в течение многих поколений закапывали деньги в швейцарских банках — на номерных счетах, которые абсолютно никому не были известны, кроме них самих и управляющих банками. Эти короли и президенты имели обыкновение умирать, как и все смертные. И банк в конце концов забирал себе добычу.