Банк страха - Дэвид Игнатиус

Дэвид Игнатиус

Банк страха

Посвящается Еве, Элизе, Александре и Саре, а также моим отважным друзьям-арабам, ведущим борьбу за права человека и демократию.

Вот народ, склонивший голову к ногам своим.Вот земля, опозоренная, как жилище труса.Кто подарит нам птицу, просто птицу?Просто дерево?Кто научит нас азбуке воздуха?Мы ждем на распутьях.Мы смотрим, как заносит песком наши маяки.Солнце раскалывается на части в складках наших ладоней.О моя страна…Твоя кожа — это шкура ящерицы.Твой аромат — это зловоние спаленной резины.Твой восход — это плач летучей мыши.Ты превращаешь роды в начало уничтожения.Ты кормишь грудью паразитов.

Пролог

Компания «Койот инвестмент» размещалась в сером бетонном здании в конце Найтсбридж. Сквозь его маленькие темные оконца не было видно, что происходит внутри. Вращающаяся дверь парадного входа всегда была закрыта, и посетителям приходилось пользоваться узкой боковой дверью, за которой находился пост охраны. Бесцветный фасад оживляли лишь красноватые подтеки ржавчины, стекавшие из-под крыши и вдоль водосточных труб, так что с первого взгляда могло показаться, что сквозь стены сочится кровь. Лондонский обыватель ни за что не зайдет в такое здание, не имея неотложного дела, а закончив дело, сразу же уйдет.

Однажды поздним субботним вечером перед этим неприветливым домом остановился черный «даймлер», на заднем сиденье которого сидел седовласый араб в смокинге. Выйдя из лимузина и поднявшись на шестой этаж в свой кабинет, он стал звонить по телефону. Звали его Назир Хаммуд; он владел и этим домом, и много чем еще, однако в тот мартовский вечер у него явно были серьезные проблемы.

Лицо арабского джентльмена было ухожено так же тщательно, как и его вечерний наряд. Само лицо было незапоминающимся: квадратные скулы, широкий, слегка крючковатый нос, безвольный подбородок. Бросался в глаза лишь неестественный румянец — одновременно и яркий и тусклый, как будто араба только что забальзамировали, — да чересчур гладкая кожа, как на отретушированном снимке. Зубы сверкали белизной, на ногтях был свежий маникюр. На одной щеке виднелись следы недавней раны, впрочем, столь искусно загримированные, что при вечернем освещении были почти незаметны. И только глаза — две пронзительные черные точки — остались нетронутыми косметологом. Именно это сочетание — холеной, почти женственной внешности и дикого, горящего взгляда — придавало Назиру Хаммуду особенно жестокий вид.

Прежде всего он связался с начальником службы безопасности своей фирмы, и тот прибыл через двадцать минут.

— Произошел несчастный случай, — сообщил ему Хаммуд. — В моем загородном доме. Пострадала женщина. — Он говорил медленно, останавливаясь на каждом слове, будто следил за реакцией собеседника, и смахнул с шелкового лацкана своего пиджака невидимую пылинку. Он явно не привык к несчастным случаям.

— Йа, сиди (О сэр). — Начальник службы безопасности слегка поклонился. Это был иракский армянин по фамилии Саркис — худой человечек с желтоватыми щеками и огромным носом, который перевешивал все остальное на его лице и делал его похожим на тропическую левантийскую птицу. Все сотрудники, кроме Хаммуда, называли его «профессор Саркис».

— Я весь день был здесь, в Лондоне, — продолжал Хаммуд. — Шофер привез меня в офис. Я узнал об этом происшествии по телефону.

— Йа, райесс! (О мой президент!) — ответил начальник службы безопасности.

— Окажите мне, пожалуйста, небольшую услугу, — произнес Хаммуд.

— Йа, амир! (О мой государь!) — сказал Саркис и подошел к столу. Склонившись еще больше, он спросил: — Мне позвонить доктору?

— Нет! — отрезал Хаммуд. — Доктора не надо.

— Вызвать «скорую помощь»?

— Пф-ф-ф! — произнес Хаммуд и махнул рукой, словно отгоняя еще одну пылинку.

— Что же я должен для вас сделать, сиди?

Хаммуд повернулся к стоявшему позади него сейфу, открыл его и аккуратно отсчитал пятьдесят тысяч фунтов. Сделав это, он вложил деньги в бумажный конверт, надписал адрес и протянул конверт Саркису.

— Я хотел бы, — сказал он, — чтобы завтра утром вы пошли к этому человеку и вручили ему конверт. Ему лично. Он шеф полиции. Скажете, что деньги — это награда. За информацию о том, кто убил эту женщину. Скажете, что я очень опечален этим происшествием. Скажете, что весь уик-энд я провел в Лондоне.

Саркис поклонился и взял конверт.

— Так она умерла, сиди?

Хаммуд не ответил. Он уже снял телефонную трубку и набирал следующий номер. Будучи человеком в высшей степени сдержанным и потеряв на минуту контроль над собой, он хотел восстановить его как можно скорее. Через несколько секунд он включил компьютер и начал рассылать по всему миру указания своим представителям о том, как они, по его мнению, должны действовать на биржах в понедельник. Профессор Саркис выскользнул за дверь и поспешил в Беркшир исполнять поручение.

Даже в тесном мирке лондонских арабов Назир Хаммуд был фигурой таинственной. Иракские эмигранты шепотом поговаривали, что в молодости он убил в Багдаде какого-то человека, заколотив ему гвозди в голову. Но это было давно, и подробностей уже никто не помнил. Теперь Назир Хаммуд владел металлургическим заводом в Испании, заводом электронного оборудования в Лионе, риэлтерской компанией[3] в Нью-Йорке и строительной компанией в Турине. Он был богат, сказочно богат; его активы оценивались в миллиарды долларов. Но, кажется, никто толком не знал ни кто он, ни откуда у него столько денег.

Ходили слухи, что он близок к багдадскому Правителю и что именно это — подлинный источник его богатств. Но так всегда говорят о богатых арабах. Завистливые неучи, жаждущие дармовых денег, — эти «джахалы», как называл их Хаммуд, — воображают, что деньги падают с неба в руки Правителя, а оттуда — в руки его друзей, вот и сочиняют небылицы про таких преуспевающих людей, как он. Зависть это, просто зависть и больше ничего, говорил Хаммуд своим друзьям.

Как и многие восточные богачи, Хаммуд приехал в Лондон с твердым намерением здесь остаться. Возвращаться в Багдад было хлопотно. Войны миновали, но тамошние лидеры все равно щеголяли в военной форме, заказывали сочинителям героические поэмы о своих доблестях и заколачивали гвозди в головы своих врагов. Хаммуду это надоело, он двинулся на запад, через Францию, Бельгию, Швейцарию, и с каждым шагом его банковский счет становился все больше, а его прошлое — все непрогляднее.

Он был аккуратным, собранным человеком, а с возрастом стал еще аккуратнее и разборчивее. Приехав в Лондон несколько лет назад, он первым делом навестил портного и заказал полдюжины модных костюмов и кучу брюк. В новых одеждах он стал точь-в-точь как все богатые бизнесмены мира. Лондон, Париж, Гонконг, Берлин — какая разница? Все люди с хорошим загаром и в новых костюмах похожи друг на друга.

Хаммуд вел все дела через свою холдинговую компанию «Койот инвестмент», хоть и поговаривали, что он владеет десятком, если не больше, дочерних предприятий. Услышавший название этой компании мог подумать, что это американский концерн со штаб-квартирой где-нибудь в Хьюстоне или Денвере. В действительности же она была зарегистрирована в Европе, а исходный капитал (насколько можно было проследить его происхождение) был иракским. Арабы вежливо называют умышленную хитрость такого рода «таккийя». Хаммуд вел дела только так.

Устройство офиса «Койот инвестмент» на Найтсбридж отражало страсть Хаммуда к секретности. Он фактически разделил компанию на две части: одну — показную, другую — настоящую. Выходя из лифта на шестом этаже, посетитель видел справа залитую светом приемную с большой вывеской «Койот» и изображением степного волка. Это был официальный вход в компанию. За его двойными дверями располагались кабинеты вице-президентов по инвестициям, средства связи и другой персонал. Все эти функционеры были англичанами; Хаммуд сделал их членами лондонских клубов, обеспечил автомобилями «бентли»-седан и платил щедрую зарплату. Они представляли его фирму в финансовых кругах Лондона и казались всемогущими; но это была одна видимость.

Настоящее могущество размещалось налево от лифтов, где довольно тускло освещенный коридор вел в бухгалтерию. Именно здесь разворачивались настоящие дела компании. Попасть сюда можно было лишь введя специальный код в электронный замок. Здесь трудились молчаливые иракские «доверенные сотрудники», составлявшие внутренний штат компании. Посетителю помещение бухгалтерии показалось бы очень скромным. Здесь стояли простые серые металлические столы и шкафы с выдвижными ящиками, занавески пахли плесенью и сигаретным дымом, а на коврах виднелись пятна и потертости. Служащие-арабы инстинктивно подчинялись такому устройству корпорации. На Востоке считают, что богатство и власть нужно скрывать. То, что на виду, — то не настоящее.