Русская фэнтези-2008 - Юлия Остапенко

Шкаф первокурсник получает в виде грецкого ореха, который надо расколоть в своей квартире в общежитии в том месте, где ты хочешь его установить. Естественно, что инструкцию на листочке, прикрепленном к ореху, Вовик прочитал уже после того, как все случилось. Тогда же, войдя в пустую сорокаметровую комнату с четырехметровыми потолками — свое жилище на ближайший год, он, стоя у двери и озираясь по сторонам, машинально достал орех из кармана и раздавил его в ладонях. Скорлупа зашевелилась и тихонько взвыла, разлетаясь. Не переставая музыкально подвывать, куски ее суетливо заметались в воздухе, ища себе место. Но наконец нашли его, выстроившись в опорных точках. Одна из них оказалась во рту Вовика, широко открывшемся при виде происходящего. К счастью, когда острый кусок скорлупки ткнул его в язык, студент отшатнулся и шлепнулся на пол, удалившись от опасного места. Задрав голову, он с восторгом наблюдал за происходящим: как между скорлупками начали прорастать нити, сплетающиеся в древесный узор. И скоро перед взором новоиспеченного студента предстал ореховый трехстворчатый шкаф с антресолью. Правда, антресоль как-то странно изгибалась, заползая со стены на потолок, а сам шкаф повис в воздухе — значительно выше пола. Но это было здорово! Настоящее чудо!

Но скоро радость новоиспеченного студента несколько померкла. Это произошло, когда он попытался выйти в коридор. Оказалось, что шкаф перекрыл большую часть дверного проема. К счастью, дверь из комнаты открывалась наружу, а значит, все-таки открывалась. Вторым счастливым обстоятельством была худоба Вовика, позволяющая ему протискиваться в оставшуюся щель — как сбоку, так и под шкафом. И поскольку сдвинуть шкаф с места не удавалось никакими усилиями, Вовику первое время пришлось тщательно следить за фигурой, чтобы не набрать лишний вес. Когда же их курс начал изучать телепортацию, он первым, даже опередив Марлетту, ее освоил. И только загадочно улыбался, когда друзья восхищенно спрашивали, как это ему удалось.

Перед этим самым шкафом он и стоял сейчас, широко распахнув дверцы и задумчиво глядя на его содержимое. Увы! Выбрать что-то подходящее было проблемой! А все из-за хвостов, длинных, пушистых и таких же рыжих, как и волосы на голове. Левый — из-за астрологии, правый же был следствием провала экзамена по литературе. Гуляй ты в Реале хоть по Москве, хоть по Рио-де-Жанейро, они не видимы и не ощутимы. Но как только студент оказывается на территории академии, они сразу материализуются. И на тебя не просто косятся (а девчонки хихикают), но всякие недоделанные обормоты стараются тебя примитивно унизить. (Как будто у самих хвостов никогда не было!) На хвост, уныло стелящийся следом, обязательно наступят, если ты непринужденно бьешь им себя по бокам — кто-нибудь за него ухватится, а если его гордо вздеть кверху, показывая, что тебе всё нипочём…

Своим самым выдающимся достижением в этом плане Вовик считал бантик из розовой карамели, который ему — тогда еще первокурснику! — удалось подвесить боевому магу (в четвёртом поколении), учившемуся аж на втором курсе магистратуры. На сладкий, да еще усиленный заклинанием запах карамели начали слетаться пчёлы, осы и шмели со всей Москвы. Бедный магистрант был вынужден телепнуться в Антарктиду, где почти превратился в ледяной торос, пока снимал с себя заснувших на холоде насекомых, а затем — бантик. Но украшение так и не снялось — удалось лишь отколоть несколько маленьких кусочков. Скрипя зубами и осыпая шутника проклятиями, бедняга перенесся в Индийский океан (в районе экватора) и там плавал несколько часов, пока карамель полностью не растаяла.

После этого Вовик две недели ходил по академии невидимым (истратив на это всю месячную стипендию) — пока боевой маг не отбыл на годовую практику в места весьма отдаленные… И суровый деканат на всё это спокойно взирает, считая, что наш студент не должен иметь хвостов, а если заимел, то это его забота.

Сидеть на хвостах неудобно, да и кончики, вылезая из штанин, стелятся по полу…

«Запорожские шаровары с завязками внизу? В каждой штанине по хвосту, концы подворачиваются и ничего не выглядывает наружу… Но если меня кто-нибудь разозлит, и я ринусь в бой… Они же встанут в боевую стойку! А шевелящиеся выпуклости пониже спины… Кто увидит — помрёт от хохота…

Будь я женщиной, можно бы платье с этим… как его?.. турнюром. Там такая мощная выпуклость над… Хвосты — кольцами и чем-нибудь закрепить… О Ланделема! А не удастся ли в их одежде проникнуть и в тайны женской души?»

И Вовик вздохнул, вспоминая, как на последней вечеринке Виола ни с того ни с сего вдруг уселась к нему на колени, обняла и страстно поцеловала. А когда он попытался поцеловать ее в ответ, возмущенно завопила:

— Отстань, негодяй! — соскочила с колен и гордо удалилась.

Естественно, он и не пытался ее остановить. Он прекрасно помнил, что эта ведьма сделала с пятикурсником Игорем Осановым на тренировочной игре по файри-фифти, мстя ему за разбитое сердце.

«А Ланка, что ли, лучше? То она первой улыбается и берет под ручку, то даже не смотрит… Нет, но Виола-то! И меня же она еще называет негодяем! — от возмущения Вовик даже сжал кулаки. — Но… прийти на экзамен в женской одежде? Ну да, а потом даже лучшие друзья будут коситься и думать… На фиг мне это нужно! Нет уж! Дождусь четвертого курса, когда смена пола будет по программе».

«Шотландский килт не годится — слишком короткий… Белоснежная тога поверх фиолетовой туники… Неплохо… и с цветом волос сочетается, и кончики выглядывают… А если закрутить хвосты вокруг ног? Но как их там удержать? Заклинаниям-то они не поддаются!»

«Величие человека, — думал Вовик с привычной скромностью, — проявляется по-настоящему, когда он поставлен перед неразрешимой проблемой. Верёвочками мы их привяжем к ногам, и никуда не денутся. Завязать гордиевым узлом, и все дела! Зря мы, что ли, целый семинар учились его завязывать?»

Виола проснулась за несколько минут до того, как прозвенел будильник. Медленно открыв глаза удивительного фиолетового цвета, она лениво потянулась и дала мысленную команду бархатным шторам. Те медленно истаяли, и за окном во всю стену спальни возник любимый пейзаж — ущелье в горах, где начинался рассвет. Сначала розовым загорелась снежная вершина слева, а затем запылал и весь заснеженный склон — свет прокатился по нему, как лавина, но только совсем бесшумно. Виола глубоко вздохнула, втягивая в себя энергию бодрящего зрелища, и отбросила одеяло. В этот момент будильник подскочил на месте и завел свою первую утреннюю песнь. Сегодня это было почему-то «Правь, Британия!». Из каких соображений он это пел, Виола не знала и знать не хотела, давно отчаявшись его понять.