Начало пути - Василий Баранов

— Мам, — спросил Данька, — а ты отпускаешь меня в плаванье?

— Отпускаю, сынок. Конечно, отпускаю. — Мария Петровна отвернулась, что бы сын не заметил слез.

— Мам, ну что с тобой? Ну, мама? — Спросил Данька. Он все понимает, но не находит слов утешения.

— Сынок, ты береги себя там. Я не знаю, что будет, если с тобой что-то случится. Если ты не вернешься. Если погибнешь. Я как-то тут заглянула в твою комнату ночью. А тебя нет.

Страшное слово "нет" прозвучало и повисло в воздухе. Она знала, что не увидит его в кровати, но была потрясена. Ей хотелось думать, что все только сон. Он спокойно спит в своей кроватке. Сопит, как в детстве. Она может подойди и поправить одеяло.

— Мам, ты, что не веришь. Все еще не веришь, что я там на Карибах? Не хочешь признаться себе, что это правда? — Сам он принимал случившееся, как абсолютную реальность. Далекий мир стал близким и родным.

— Верю, к сожалению, верю, сынок. Я…. Я беспокоюсь о тебе, глупенький. Ничего не могу с собой поделать. Если там что-то случится, тогда у меня ничего не останется, Даня! Ничего! — Голос ее сорвался. Погладила волосы сына. Провела кончиками пальцев по его лицу, словно пыталась запомнить каждую черточку. — У меня даже не будет холмика, на который я могла бы принести цветы. Только пустота. Одна пустота! И ничего больше для меня не останется, Даня!

Она могола бы добавить, что ей не куда идти, что бы пролить слезы по мужу, его отцу, и так же потерять сына. За что?! Сколько вас, чьи сыновья не вернулись домой? Ей безразлично! Она не хочет знать об этом! Эгоистка? Она мать. Это ее сын. Ее!

— Мама, ты не думай так. Мы солдаты удачи. Мы флибустьеры. Удача всегда с нами.

— Даня, удача… удача с тем, кто может отсидеться в кустах. — Тяжелый вздох вырвался из ее груди. — А потом, когда все миновало, выйди оттуда, хвастаться своими подвигами и удачей. Ты ведь так не будешь, на мою беду.

— Ну, конечно, мам. Я так не смогу. Я не смогу прятаться в кустах, когда ребята рискуют своей жизнью, подставляют свою грудь под удар. Я должен быть с ними. Ты ведь… Ты ведь не можешь гордиться сыном- трусом, который будет сидеть в кустах. Ты же… Ты же — моя мама.

Данька приподнялся на локте на постели, смотрел на мать. На нее смотрел маленький растерянный Даня и уверенный в себе юнга Дэн. Оба они хотели обнять маму, сказать о своей любви.

— Я знаю, Даня. Я знаю, что ты по-другому не можешь.

Мать поднялась. Сердце разрывала тревога.

— Ну, что. Желаю удачного плаванья, сынок.

— Мам, а ты пожелай мне семь футов под килем.

— Пусть будет так, семь футов под килем.

Мать вышла из комнаты, как обычно плотно закрыв за собой дверь. Войдя в свою комнату, села за стол. Зажгла настольную лампу.

Господи, Саша, наш сын уходит в неведанную даль. Что бы сказал ты? Отпустил его? Я не права, да? Ты не согласен со мной? У меня нет сил удержать его, как не хватает сил отпустить. Что мне делать? И словно шаги за спиной. Легкое колыхание воздуха коснулось ее головы. Аромат лосьона после бритья.

Данька повернулся на бок, заметил своего плюшевого мишку. То сидел, чуть наклонив голову на бок. Глазки радостно блестели. Даня протяну руку, взял его, посадил себе на грудь.

— Миша, ты остаешься за старшего. Ты у нас здесь самый главный. — Данька погладил своего друга. — Ты не подведешь меня? Ты присмотришь за мамой, косолапый. Вот и молодец. Я вернусь и проверю. Я вернусь, косолапый. Я обязательно вернусь. Я не могу не вернуться к вам. Голова плюшевой игрушки качнулась. Он согласился, С чем? Позаботиться о маме? Даня вернется? Спи косолапая загадка на тумбочке.

Даня усадил плюшевого мишку на тумбочку, закрыл глаза и уснул.

Корабли вышли в море. Отправились в поход. Юнга стоял и смотрел, как удаляется берег. Он впервые вот так прощался с родным берегом. Он стоял долго, вглядываясь в даль, ждал того момента, когда берег окончательно скроется за горизонтом. Тосковал ли Данька о том, что скрылось за морской волной? Рвался к новым приключениям? Он не думал об этом. Шел по зову судьбы. Неизвестность не пугала. В его возрасте редко думают о грядущем. Конец жизни кажется чем-то далеким, не стоящим внимания.

Капитан сидел за столом. Курил трубку. Они вновь вышли на охоту. Свен развернул перед собой карту. Заглядывать в этот клочок бумаги ему вовсе было не обязательно. Он знал что начертано на ней. Но тау ему было легче сосредоточиться. По каюте блуждала синева табачного дыма. Шкафы за спиной — два верных стражника, диван, сытый жирный кот, притаился на ковре. Сундук погрузился в любование сокровищами в своей бездне. Он думал и о том, как несносный мальчишка будет ворочаться во сне на крышке. Он будет охранять его сон, прятать печали юнги в своей глубине. Подрастет, будет матросом. Свен прикрыл глаза, туманная дымка над волной, чужой парус. Капитан полагался на свое предчувствие и вел корабли. Но предчувствие опиралось на анализ. Казне испанской короны требуется золото. В какие моменты эта потребность становится навязчивой необходимостью? Как он повел бы корабли, груженные золотом в испанский порт? Потом включалось чутье гончей. Это срабатывало. Он ловил подсказку своего подсознания. Впрочем, все это может подождать.

Начало похода, можно позволить себе минуты безделья. На губах капитана блуждает улыбка. Дверь каюты открылась. Кроме юнги, он никого не ждал. Вошел старпом Колин. Не свойственная нерешимость. Остановился.

Колин не мог понять, отчего капитан не доверил ему другой корабль. Махнуть рукой и забыть об этом старпом мог, но понимал, что червь будет донимать его. Свен его друг, он спросит его. Но и не хотел бы услышать о сомнении капитана в своем помощнике.

— Что Колин? Проходи, садись, — Свен надеялся, что старпом зашел просто, без особой необходимости.

Старпом прошел к столу капитана, присел. Как много отразилось в глазах старпома в этот миг. Гнев, сомнение, укор. Прощение.

— Ты что-то хотел сказать мне? — Свен пристально посмотрел на своего помощника. Сколько дней они прошли вместе, рука об руку. Я иду сквозь бури, я иду сквозь годы, что может быть лучше плохой погоды. Он знает каждую морщинку на таком родном лице. Что хмуришь лоб старпом? Какие думы смущают тебя?

— Я хочу спросить, Свен, ты полагаешь, что Пьер, — это был капитан второго корабля, — справится?

Колин задал вопрос осторожно. Он мог бы не спрашивать. Если капитан отдал корабль Пьеру, то надеется на него. Колин не спал этой ночью, мучался сомнениями. Капитан Свен считает, что старпом годен только на вторые роли? Или его просто забыли? Как всякому человеку, Колину казалось, что он способный моряк и заслуживает, что бы это оценили. Он боготворил своего капитана, но и на богов иногда ропщут.

— Полагаю, да, справиться. Ты хотел сам стать капитаном? — спросил Свен. Колин, несомненно, один из лучших на судне. Лучшее Свен предпочитал оставлять себе. Он улыбнулся только глазами.

Про себя сказал: Я понимаю тебя, и не хочу отпускать. Ты нужен мне.

— Если честно, — сказал старпом, — то хотел. Думал, была такая мыслишка.

Он немного нервничал, что с ним случалось редко. Не хотел обидеть Свена, но не мог держать обиду в себе. Решить все честно.

За бортом плещутся глубокие морские воды. В черной тьме скрываются людские страсти. Ненависть. Зависть. Жестокость. Любовь. Однажды волны выплеснут все на берег. Запылает земля огнем войны. Из капели рождается океан. Чьи ладони вычерпают его до дна?

— Ну, хорошо, Колин, если ты решил стать капитаном, то ведь это не последнее судно, которое мы взяли. Будут еще. Так что, возьмешь. Будешь капитаном. Только здесь есть еще один момент, старпом.

Не в правилах капитана было лишать человека выбора. Если Колин реши уйти, он признает его решение. Будет жалеть, что старый товарищ ушел, но возражать не станет. Он не в праве решать за других.

— Какой? — Насторожился Колин. Свен считает, что отдать корабль в его руки- пустая затея. Груз этих мыслей лег на плечи Колина. Он склонил голову.

— Я просто хотел, что бы ты и Брин, вы всегда были рядом со мной. Мне так спокойнее. Поэтому я и не предложил другой корабль тебе.

Свен отложил трубку, которую до того крутил в руках. Не просто объяснить свои мысли и чувства. Объяснить, что бы тебя поняли. Но не смог сдержаться. Он был лишен честолюбия и не любил чрезмерно честолюбивых людей.

— О штурманском кресле мечтаешь? Закажем тебе лучшее. Установим на шканцах. Лучшее в этих морях. — Свен рассмеялся. — Хочешь, можешь мое занять, хоть сейчас.

— Капитан, оно твое по праву. Мы сами усадили тебя в него. — Колин помрачнел. Неужели Свеен мог подумать, что он хочет занять его место. Будь проклято это штурманское кресло. Он не изменит своему капитану. — Будь проклят тот, кто захочет сесть на твое место. Что б ему переломать все мачты!

— Не горячись, Колин. Я знаю, никто из вас не пришлет мне "черную метку". Я хотел сказать, власть на корабле для меня не главное. Ты прости. — Свен на минуту закрыл глаза, собираясь с мыслями. — Я знаю тебя много лет. Мы с тобой, как братья. Даже, может быть, больше. Ты мой брат. Вот я и хотел, что бы ты был рядом со мной, а не на другом корабле. Для меня "Скиталец" — это все. Это — мой дом. Это — мое сердце. Я не вечен. Кто знает, может, меня убьют в очередном бою. И мне бы не хотелось оставлять корабль в чужих руках. Будет лучше, если он достанется тебе, Колин. Я бы хотел… хотел, старпом, умереть на твоих руках. Что б ты, если такое произойдет, завернул меня в белую ткань, привязал к ногам груз и отправил в последний путь, в последнее плаванье.