Жизнь Давида - Роберт Пински
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Размеренные, закругленные периоды этого диалога, предварительного фехтования между Вирсавией и Адонией, прекрасным старшим братом царя Соломона, обладают интимным, правдоподобным звучанием, далеким от стилизованных формулировок о седовласых головах и продолжающихся династиях. Адонии, видимо, тяжело сознавать, как близок он был к тому, чтобы стать царем. «У меня есть слово к тебе», — говорит он. Его просьба, к изложению которой они с Вирсавией постепенно приближаются, похожа на завуалированную политическую ставку. Чем-то все это напоминает, как Авенир вошел к наложницам Саула, чтобы унизить слабого наследника Иевосфея, или как Авессалом вошел к наложницам Давида по совету хитрого, как змей, человека Ахитофела. В этом жесте проглядывает страсть, с которой проявлялись искаженные сыновние и братские чувства, господствующие в семье Давида. В любом случае то, что после долгих хождений вокруг да около просит Адония у Вирсавии (термин «мачеха» вряд ли применим к полигамным семьям), поражает.
«Теперь я прошу тебя об одном, — говорит Адония Вирсавии, все еще уклоняясь от прямой просьбы, — не откажи мне. Она сказала ему: говори. И сказал он: прошу тебя, поговори царю Соломону, ибо он не откажет тебе, чтоб он дал мне Ависагу Сунамитянку в жену» (III Цар. 2, 16–17).
Сыновья Давида, похоже, обречены на то, чтобы тем или иным образом вступить на путь Давида. Форма, которую это свойство приобретает в данном случае, воплощаясь в единственной просьбе Адонии к Вирсавии, удивляет сверх меры. Вирсавия отвечает спокойно или, по крайней мере, не показывает своих чувств:
«И сказала Вирсавия: хорошо, я поговорю о тебе царю» (III Цар. 2, 18).
Следующий стих приоткрывает нам роль Вирсавии в правлении Соломона:
«И вошла Вирсавия к царю Соломону говорить ему об Адонии. Царь встал перед нею, и поклонился ей, и сел на престоле своем. Поставили престол и для матери царя, и она села по правую руку его» (III Цар. 2, 19).
В современном кинематографе поклон Соломона и установленный справа от молодого царя престол Вирсавии указывали бы на ее высокое положение и, возможно, на то, что она обладает властью над Соломоном. Однако, когда Вирсавия просит за Адонию — не важно, делает она это искренне или с расчетом, что ее просьба выльется для Адонии в большие неприятности, — несмотря на то что она сидит справа от Соломона, ее ждет не просто отказ, а упрек, полный иронии:
«И отвечал царь Соломон и сказал матери своей: а зачем ты просишь Ависагу Сунамитянку для Адонии? проси ему [также] и царства; ибо он мой старший брат, и ему священник Авиафар и Иоав, сын Саруин, [друг]» (III Цар. 2, 22).
В негодовании Соломона праведности немного, но здравого смысла достаточно. Допустить, чтобы Адония завладел Ависагой, прислуживавшей Давиду, для него равносильно передаче царства врагам — не только Адонии, но и священнику Авиафару и Иоаву. И Соломон, который в отличие от братьев Авессалома и Адонии не заводил себе для демонстрации царственного величия колесниц с бегущими впереди пятьюдесятью скороходами, здесь проявляет беспощадную и безусловно царскую твердость характера:
«И поклялся царь Соломон Господом, говоря: то и то пусть сделает со мною Бог и еще больше сделает, если не на свою душу сказал Адония такое слово; ныне же, — жив Господь, укрепивший меня и посадивший меня на престоле Давида, отца моего, и устроивший мне дом, как говорил Он, — ныне же Адония должен умереть. И послал царь Соломон Ванею, сына Иодаева, который поразил его, и он умер» (III Цар. 2, 23–25).
Этими казнями Соломон в каком-то смысле завершает историю жизни своего отца Давида. В то же время союз Соломона с египетским фараоном через женитьбу на его дочери, строительство Храма с помощью ремесленников Хирама Тирского, просьба Соломона Господу о даровании мудрости и то, что Господь даровал ему в ответ не только мудрость, но еще и богатства и удачу, множество жен Соломона и даже его противоречивая привязанность к чужеземным богам — все это очень напоминает Давида; очевидно, что так повторить его другие сыновья не смогли бы. Храм, в котором воплощена заветная мечта основателя династии, подобен последнему посланию Господа Давиду; это послание — его совершенный наследник Соломон.
Мусульманская легенда рассказывает, что погребальную песнь Давиду исполняли сорок тысяч священников, но сообщение в Третьей книге Царств говорит только, что он почил с отцами своими и погребен был в Городе Давида, процарствовав сорок лет — семь в Хевроне и тридцать три в Иерусалиме. Печальная ирония и немного правды о том, как достигается власть, в его последних сохранившихся словах, содержащих требование отправить седовласого врага в преисподнюю. Кровожадной вендетте суждено было стать финальным актом драмы человека, который когда-то непокорным юношей пел, играя на арфе, чтобы умиротворить царя Саула.
Сто девятый псалом, который принято называть «Псалом Давида», говорит о прелести юности и безумии пребывания во власти. Это коронационный гимн, для которого характерны непосредственность и страстность, присущие характеру самого Давида. Можно поверить, что это стихотворение сочинил сам Давид, описавший таким образом собственную жизнь.
Согласно христианскому толкованию, Давид прославляет здесь грядущего Иисуса, евреи же считают, что речь в псалме идет о грядущем Мессии. Издатели Оксфордской Библии пишут: «Древнееврейский текст существенно поврежден, и интерпретация отдельных деталей крайне затруднительна». Но даже эта нечеткость образов связана с загадками характера Давида, противоречивого и стремящегося к гармонии. Начинается псалом так:
Сказал Господь Господу моему: седи одесную Меня,
доколе положу врагов Твоих в подножие ног Твоих.
Жезл силы Твоей пошлет Господь с Сиона: господствуй среди врагов Твоих.
В день силы Твоей народ Твой готов во благолепии святыни; из чрева прежде денницы подобно росе рождение Твое.
Царская власть в этих строках примирилась со свежестью и оптимизмом начала жизни. Во второй части автор просит Божественной милости. (Мелхиседек — это древний священник и царь, благословивший Авраама и получивший от него десятину; фигура, олицетворяющая древнейшую власть и легитимность — а тем самым, возможно, компенсирующая и прощающая существование выскочек.) Страстное желание властвовать здесь ничем не разбавлено, оно так же сильно, как слова Давида о Семее и Иоаве. Завершается псалом видением наступившего наконец утешения:
Клялся Господь, и не раскается: Ты священник вовек по чину Мелхиседека. Господь одесную Тебя. Он в день гнева Своего поразит царей; совершит суд над народами, наполнит [землю] трупами, сокрушит голову в земле обширной. Из потока на пути будет пить, и потому вознесет главу.
XII. Давид в раю
В христианской традиции считается, что Давид из Вифлеема был предзнаменованием или прообразом Иисуса. Но с другой стороны, точно так же можно считать, что Иисус — это запоздалое повторение Давида, неправильная и безвкусная его реплика.
В монументальном собрании Луиса Гинзбер- га «Легенды евреев» приводится мидраш о Судном дне, когда Господь приготовит в раю пир для душ праведников. В конце этой славной трапезы «Бог передаст кубок с вином тому, кто считается достойнейшим, а именно Аврааму, со словами: "Произнеси благословение вина, ибо ты отец всех благочестивых людей мира". А Авраам ответит Господу, что он не достоин, потому что он еще и отец всех исмаилитов. Тогда Бог обратится к Исааку, чтобы он произнес благословение, но Исаак откажется и скажет, что недостоин, "ибо потомки моего сына Исава разрушили Храм". Потом Бог подаст кубок Иакову, но он откажется от этой чести, потому что и он не годится, ибо был женат одновременно на двух сестрах, что запрещено Торой (хотя запрет был введен позже). И тогда Господь воинств предложит Моисею: „Произнеси благословение, ибо ты получил закон и исполнял его предписания". А Моисей ответит, что раз он не удостоился войти в Святую землю, уж точно он не достоин произнести благословение. Потом Бог предложит благословить вино к трапезе Судного дня Иисусу Навину, вождю, который привел сынов Израиля в Землю обетованную. А Иисус скажет, что не может удостоиться этой чести, потому что не удостоился породить сына.
Наконец, Бог обратится к Давиду: „Возьми кубок и произнеси благословение, ибо ты сладчайший из певцов Израиля и царь Израиля». А Давид ответит: "Да, я произнесу благословение, ибо я достоин этой чести"».
Это свидетельство не высокомерия Давида, а скорее его великолепной постоянной готовности к вызову — пусть даже и не возвышенной священной готовности; эта готовность присуща его судьбе, это непобедимая черта характера, порой выглядящая как еврейская шутка, но приводит она к неистовому, трансцендентному и невыразимо нелепому отыгрышу:
«И тогда Бог возьмет Тору и прочтет из нее несколько стихов, а Давид исполнит псалом, на который и праведники в раю, и грешники в аду дружно ответят громким "Аминь". И после этого Бог пошлет своих ангелов, чтобы они вывели грешников из ада в рай».