Девочка, которую нельзя. Книга 2 (СИ) - Андриевская Стася

Где та борзая Славка из Клондайка, что выносила Гордеевский мозг своими закидонами? А нету. Превратилась вдруг в стеснительного подростка, угодившего не в свою тарелку. Ненавидела себя такой размазнёй, всегда старалась брать нахрапом… Но не сейчас. Сейчас я просто дико боялась разочаровать его своим несовершенством — настолько, что даже от мыслей о разговоре на эту тему язык присыхал к нёбу.

Номер был однокомнатный, с двумя раздельными кроватями. Первым делом задёрнув шторы, Игнат осмотрел его вплоть до душевой и шкафа. Удовлетворённо скинул с плеча спортивную сумку.

— Значит так, я первый, потом ты — отмокай без спешки. А я пока спущусь в кафе, посмотрю, что там у них с обедами.

Едва он зашёл в душ, я сломя голову бросилась на стойку регистрации за станками. Но администратора на месте не оказалось. Я, дёргаясь и то и дело оглядываясь на лестницу, прождала минут десять, пока в коридор не вылетел вдруг Гордеев.

— Какого хрена?! — в бешенстве набросился он на меня. Но увидев мою испуганную растерянность, взял себя в руки. Выдохнул: — Всегда предупреждай кода уходишь, ясно? Куда, зачем и на сколько. Чтобы я знал, где тебя в случае чего… — Осёкся. — Ладно, проехали. Просто предупреждай. Чего ты здесь хотела?

А я смотрела на его гладкие щёки и почти умирала от счастья.

— Эмм… уже ничего. Всё, я в душ! — и не дожидаясь ответа, кинулась наверх.

Как я и надеялась, на полке, рядом с шампунем и мылом лежала и бритва. Боже, я скоблилась, как на конкурс самых гладеньких! Потом добрых минут десять тщательно мылилась, и раза три, до стерильного скрипа, мыла волосы. И постепенно оживала, чувствуя себя человеком. Наконец, намотав чалму и запахнув на груди полотенце, выскочила из душевой и едва не столкнулась с входящим в номер Игнатом.

У-у-ух, как меня заколотило от его нагло скользнувшего по моим голым ногам взгляда! Аж дыхание перехватило.

— Можно идти обедать, — как ни в чём не бывало сообщил он… и заперев дверь изнутри, шагнул на меня. — Минут через… пять? — Стянул и отшвырнул футболку. Расстегнул ширинку.

Я взвизгнула и кинулась в спасительную душевую. Но он поймал, скрутил со спины. Прижал хохочущую меня животом к полке рукомойника, и, глядя через зеркало, рванул полотенце с груди… А чалма свалилась сама, когда я, подставляя жадным поцелуям шею, запрокинула голову. Мокрые волосы рассыпались по плечам, кожа мгновенно покрылась мурашками и тугими тёмными камушками съёжились соски. Игнат стиснул грудь в пятерне, оставляя сосок торчать между пальцев, куснул плечо.

— Ай-ай! — охнула я, хотя было не столько больно, сколько драйвово. Словно ток по венам, и в голове сплошные искры, выжигающие любые предохранители.

— Поздно пищать, птичка, — прорычал он и, выудив из расстёгнутой ширинки член, пошло смочил головку плевком в ладонь, — я тебя уже поймал…

Глаза горели лихорадочным тёмным огнём, движения были резкими и жадными, словно он с трудом сдерживается. И я действительно успела лишь зажмуриться, и вцепиться в раковину… как он ворвался. По-хозяйски безцеремонно, грубо. Я охнула, закусывая губы, сдерживая крик…

Кто там говорил, что не так уж и больно? Врут! Меня словно на кол насадили. На раскалённый, бесконечно огромный кол. Который к тому же, нетерпеливо продолжает долбить.

Из-под зажмуренных век брызнули слёзы. Сжалась вся, чтобы не заорать, но стоны прорывались даже сквозь стиснутые зубы. Гордеев же, одной рукой вцепившись в горло, а другой исступлённо тиская грудь, упирался макушкой мне в затылок, и ничего на свете не замечал. Он был зверем, им движели лишь инстинкт охотника и голод.

Я настолько напряглась, что даже не сразу поняла, что он вдруг остановился. А осознав, удивлённо открыла глаза. Это что, всё? По щекам катились слёзы, но я не ревела и не жаловалась. Просто не ожидала, что всё может случиться именно так. Не так хотела. А Игнат скользнул ладонью между моих ног, и оторопело размазал по подушечкам пальцев кровь. Взгляд через зеркало — глаза в глаза… На его лице растерянность, словно он впервые в жизни не понимает, что происходит.

Но он всё понял. Обнял — так порывисто и крепко, что дышать стало трудно, забубнил, ткнувшись лицом в макушку:

— Глупая, ну на хрена так? Я ведь думал ты уже… Твою ж мать, Слав, всё ведь могло быть совсем по-другому!

Развернув лицом к себе, легко усадил на полку раковины. Я попыталась смущённо свести колени, но он не дал, втиснулся между ними. И мы, не сговариваясь, опустили взгляды.

Крови было много — измазался белый фаянс рукомойника, мои бёдра, джинсы Гордеева. Кафель под ногами в мелкой россыпи капель. Да и сам член Игната, вздрагивающий совсем рядом с моим сорванным, сочащимся алым соком цветочком — тоже весь измазанный.

Но, как ни странно, в этом не было пошлости. Наоборот — до мурашек красиво и интимно. Я смотрела, почти не моргая, и до меня наконец доходило главное — вот и всё. Это случилось. И что бы ни произошло теперь дальше, как бы ни сложилась жизнь — ОН мой первый. Навсегда. И это ошеломляло. Даже боли больше не было, только саднящее смущение и нежность.

Обвила его шею руками, прильнула.

— Ну почему у меня с тобой вечно всё через задницу? — обнимая в ответ, всё ещё обалдело шепнул он.

— Аха… — нервно хихикнула я. — Нет уж. На задницу я пока точно не готова!

Он рассмеялся.

— Ведьма ты, Славка, точно. А я Иван-дурак сорока лет отроду, видавший-перевидавший, со счёта сбившийся. А вот стою теперь и… радуюсь, как идиот, что девку попортил. — Заглянул в глаза, и я увидела — его действительно распирает какой-то чисто пацанячий восторг, но он зачем-то строит из себя серьёзного мужика и даже озабоченно хмурится. — Ну и что мне с тобой теперь делать, ведьма?

Я обхватила его бёдра ногами, робко подалась вперёд:

— …Продолжить?

Он держал меня навесу, вжимая спиной в стену и входил так глубоко и чувственно, что хотелось реветь от восторга. Тёплый дождик душа смывал кровь и остатки боли. Прятал мою неловкость, заставлял теснее жаться к сильному, скользкому телу, держаться за него из последних сил, так тесно оплетая ногами, что бёдра сводило судорогой. Мне было не до красоты и смущения — я кряхтела и рычала от напряжения и словно впадала в транс, соединяясь с мощью Гордеевского напора. Отдавалась ему без остатка, вверяла себя его опыту и страсти. И я кончила! Получилось немного смазано, но это был самый настоящий оргазм, и врут все те, кто говорят, что это невозможно во время первого раза!

Когда Игнат неожиданно отпустил меня, я не устояла, сползла по стеночке на корточки и замерла, завороженно глядя, как кончает он: широко расставив ноги и запрокинув голову, не сдерживая хриплый рокот стона, уверенно помогая себе рукой. Увлекаемые струями душа, к водостоку устремились крупные брызги спермы. Так красиво и возбуждающе пошло!

Поддалась импульсу и, встав на колени, неумело вобрала пунцовую головку в рот. Игнат расслабленно рассмеялся. Запустив пальцы мне в волосы, двинул бёдрами, осторожно проникая глубже, в самую глотку. И ещё. Неторопливо, толчок за толчком, пока спадало каменное напряжение. Смотрел сверху вниз мне в глаза и улыбался. Я на него — снизу вверх, благоговея…

Мы должны были уехать из мотеля сразу после душа и обеда, но Игнат, глядя как от убойного секса меня шибает по углам, неожиданно скомандовал отбой. Я попыталась доказать, что у меня всё нормально, но он даже слушать не стал. Просто переиграл планы, назначив выезд в ночь. А сейчас мы сдвинули отдельные кровати в одну большую и завалились спать. В обнимку, то и дело целуясь, прижимаясь обнажёнными телами и не веря, что всё это наяву.

— Кстати, — сонно пробубнил вдруг он, — меня не парят твои небритые ноги. А там я вообще предпочитаю натуру. Не ретро-джунгли, конечно, но аккуратный газончик — вполне себе.

«Откуда он узнал?» — лениво колыхнулась ускользающая мысль. Я попыталась сконцентрироваться на ней… Но по лицу лишь разлилась блаженная улыбка. — «Это же Гордеев… Он вообще всё знает и умеет. Потому что он круче всех, и потому что он…» — тут мысль окончательно растворилась, и я даже не могла вспомнить о чём только что думала. Просто прижалась к мерно сопящему телу, а оно вдруг выдало: