Кара-курт - Анатолий Чехов

— Для того мы и приехали, чтобы узнать, — сказал Артамонов. — Давай, Яков Григорьевич, действуй.

Вместе с Каймановым и Самохиным он подошел к арке, попросил рослого темнолицего и черноволосого часового вызвать начальника поста.

Из каменной коробки погранпоста с прямоугольной башней наверху неторопливо вышел старший сержант с маузером, болтающимся на боку, в деревянной кобуре, лихо и четко ответил на приветствие.

Кайманов что-то сказал ему, тут же перевел свой вопрос для Самохина и Артамонова:

— Третий день наши машины приходят к таможне и уходят обратно порожняком. Прошу узнать, почему нет грузов.

Старший сержант ушел. Кайманов, словно между прочим, заговорил с солдатом. Когда он позднее перевел на русский язык разговор, Андрей удивился простодушию иранского часового. Диалог их выглядел примерно так:

— Салям, друг...

— Салям алейкум.

— Жарко на солнцепеке?

— Ай, так жарко, в глазах темнеет!

— Мало вас, наверное, потому подолгу и стоите.

— Здесь мало, а вон за теми горами много...

— Что делать, — посочувствовал Кайманов, — приходится стоять: служба есть служба.

Часовой согласился: «Действительно, служба...»

Сработал рефлекс: Кайманов заговорил на родном языке солдата, тот ответил, не задумываясь и не опасаясь.

Из здания погранпоста вышел старший сержант и доложил, что причины отсутствия машин выясняются и будут дополнительно сообщены.

Офицеры откозыряли, сели в машину, Кайманов доложил Артамонову результат разговора с солдатом.

— Нет, ты, наверное, шутишь, — не поверил Аким Спиридонович. — Так вот просто и сказал?

— Так вот и сказал. Потолковали на его родном языке, и все, — усмехнувшись, сказал Кайманов. — Задачу нам поставили, товарищ полковник, сделать разведку, откорректировать оперативный план, чтобы не допустить кровопролития, но за горой у них стоят войска.

— И ты уверен, что солдат у арки не соврал?

— Вполне, — отозвался Кайманов. — Солдат-то молодой, только вчера надел форму.

— Таких и у нас хватает, — сказал полковник, а Самохин подумал, что, если бы он остался здесь служить, еще не раз оценил бы внимание полковника, позаботившегося, чтобы у замполита был свой личный переводчик. Действительно, проблема языка здесь проблема номер один.

На заставе их уже дожидался капитан Ястребилов. Полковник тут же с Каймановым и майором Веретенниковым пригласил его обойти весь участок. Когда они сели в машину и уехали, Самохин попросил лейтенанта Дзюбу собрать для беседы свободных от наряда.

Андрей обратил внимание, что массивный лейтенант Дзюба явно смущен. Это смущение так не вязалось с его атлетическим видом, что Самохин ощутил даже некоторое беспокойство.

— Что-нибудь случилось, товарищ лейтенант?

— Да, случилось... — согласился Дзюба. — Вы переводчика Вареню´ вызывали?

— Вызывал полковник Артамонов.

— Ну так он приехал.

— И что же с ним произошло?

— В санчасти лежит. Али-ага его клюшкой по затылку ударил, он и лежит.

— Какой Али-ага? Почему ударил?

Самохин и в самом деле не мог понять, что могло стрястись с новоиспеченным переводчиком Варене´й.

— Старичок наш местный, почитай, уж под девяносто, а вот, поди ты, уложил Вареню´.

— Он же только приехал, Вареня´, когда ж ваш старичок успел? — Самохину просто не верилось, чтобы девяностолетний старичок мог уложить клюшкой жизнерадостного Вареню´.

— Это все Ковтун шкодит, товарищ старший политрук, — с огорчением пояснил Дзюба. — Вредный, чертяка! Так и дывыться, где б напакостить.

Дзюба, явно обескураженный, что у него на заставе ЧП, снова умолк.

— Я вам старшину Галиева позову, он всю эту картину сам видел...

Галиев казался смущенным не меньше начальника: первое знакомство с замполитом — и такой конфуз.

— Понимаете, — начал он объяснять, — Ковтун с Варене´й — земляки. Я их обоих как облупленных знаю. Ковтун боекомплект заставы проверяет, а Вареня´ прибыл на машине, увидел и — к нему: обрадовался знакомому человеку. Потом, смотрю, Вареня´ куда-то пошел с заставы, техник-интендант его послал. Никто Вареню´ не задерживает: Ковтун — офицер, а вокруг — рядовые. Ну я спрашиваю техника-интенданта: «Куда новобранец пошел?». — «Да вон, говорит, послал я его помочь старику огород прополоть». Смотрю, Вареня´ спросил что-то у яш-улы. Али-ага показал ему на горы, тот повернулся, а старик его клюшкой по голове. Вареня´ — брык и лежит, а яш-улы — на заставу бегом.

— Ничего не понимаю, — сказал Самохин. — Ковтун-то где сейчас?

— Быстренько закончил свои дела и на другую заставу уехал.

Андрей решил, что вернее всего расспросить самого пострадавшего.

— Пойдемте-ка, — сказал он, — к вашему Варене´.

Новоявленный переводчик сидел с забинтованной головой в маленькой комнатке, отведенной под санчасть, и с самым мрачным видом смотрел в окно. Он даже не поднялся, когда увидел вошедших Самохина, Дзюбу и Галиева.

— Здравствуйте, Вареня´! Как вы себя чувствуете? — спросил Андрей.

Тот криво усмехнулся:

— Оце порядок у Червоной Армии! Дрючком по кумполу — хэк! — а тоди: «Як соби почуваешь».

— Дрючком-то вас Али-ага ударил, — поправил его Самохин.

— Одна компания...

— Что за разговор был у вас с техником-интендантом Ковтуном?

— Я того Ковтуна, як наган получу, первого убью, — мрачно сказал Вареня´. — Ну, як же ж так, товарищ старший политрук, — продолжал он. — Прийихав я на заставу, а у самого думка: як мени найкраще служить, щоб до моей зироньки Юлдуз мэнэ отпускалы. Сам соби мечтаю: якогось погранка побачу, распытаю у його все чисто, як вин служе, так и сам буду. Дывлюсь: на застави никого нема. Хлопци уси сплять: хто з наряду, а хто у наряд. Засумовав я, зажурывся. А тоди бачу: Ковтун! Иване! О! — думаю, оце одна ридна душа е!» Соскочив з машины и до його. «Здорив!» — «Здорив!» — «Ну, як тут у вас?». — «А як у вас?». Побалакалы трохи, а тоди вин и каже: «Бачишь, дидок грядки поле? Ох и вредный дид! Перший кочахчи! Я, каже, на його другый рик з подо лба, та через плечо дывлюсь. Нам, каже, зараз треба кожну людыну як той боекомплект провирять. Ты у гражданьском, вин тэбэ не знае. Пиды до його и спытай, де граныця? А я подывлюсь, як вин отреагируе». Я пишов, та ще, дурень, по-ихнему спытав. Вин и отреагирував.

Вареня´ бережно потрогал пальцами забинтованную голову.

— Так шо ж воно дали будэ, товарищ старший политрук? Колы з такого служба почалась?..

Самохин не успел ответить: в медпункт вошел дежурный по заставе, доложил:

— Товарищ старший политрук, звонили с комендатуры. К вам приходила какая-то девушка... То ли жена, то ли сестра.

Самохин почувствовал, что у него на мгновение потемнело в глазах. Молча глянул на дежурного, выскочил из санчасти. Пересек двор, распахнул дверь канцелярии заставы, схватил трубку телефона.

Комендатура ответила сразу:

— Дежурный младший сержант Белоусов слушает.

— Белоусов?.. Говорит старший политрук Самохин. Скажите, кто ко мне приходил?

Андрей, затаив дыхание, вслушивался в неторопливый, обстоятельный доклад Белоусова.

— Товарищ старший политрук, разрешите доложить! Приходила к вам девушка в военной форме. Сказала, что еще раз придет, когда вы вернетесь. Я ей посоветовал в тринадцать сорок пять, потому что в четырнадцать совещание. Она сказала...

— Послушайте, Белоусов. Как ее зовут, какая из себя? Сколько ей на вид? Была ли с ней девочка лет пяти? Девочку зовут Лена!

— Товарищ старший политрук, — так же обстоятельно ответил Белоусов. — Самой ей на вид... Молодая она. Чернявенькая... симпатичная. А девочки не было. Точно не было...

Андрей напряженно вслушивался в далекий глуховатый голос Белоусова, надеясь на чудо, но никакого чуда не произошло. Приходила к нему не Вера с Леной. А кто? Может быть, кто-то привез известие о семье или что-нибудь случилось с Леной, и Вера приехала одна?

Андрея вновь обварило жаром, но он тут же вспомнил: «Чернявенькая... А Вера белокурая...».

Глянул на часы. До возвращения в комендатуру оставалось долгих сорок минут.

ГЛАВА 3. МЕРА ДОВЕРИЯ

Всю обратную дорогу полковник Артамонов, обычно не одобрявший быструю езду, ежеминутно торопил своего шофера.

Повеселевший Гиви Гиргидава на каждую его реплику удовлетворенно отвечал: «Харашо, товарищ полковник!», «Сделаем, товарищ полковник!». Он так нажимал на всю железку, что Самохину, терявшемуся в догадках, что там за девушка к нему пришла, большей скорости не приходилось и желать.

Пофыркивая на спусках, завывая мотором на подъемах, «эмка» с жестким шорохом шин летела все вперед и вперед по дороге, стрелявшей из-под колес камнями и мелкой щебенкой, встречные машины, едва возникнув впереди, проносились мимо с коротким, как испуганный вопль, всплеском шума.