Кукла и комедиант - Висвалд Лам

Лаймдота обычно сидела рядом с Янисом, на своем святом, неприкосновенном месте, а мать с детишками сзади. Но в этой поездке она проявила невиданное расположение, усевшись рядом с матерью и уступив свое место Ояру. Чтобы родственник мог быть проводником, чтобы мог своевременно разглядеть знакомые места, вспомнить, кое-что рассказать. Ояр был благодарен Лаймдоте, но разговорчив не слишком. Воспоминания делали его молчаливым, то ли слишком трогали, то ли угнетали. Асфальт давно уже кончился, пылил белый большак. Старые липы, строенный Ояром мост, спрямленный участок пути. Были и гребни, которые Янис звал лесенкой; «Москвич» запрыгал, Ояр просил придержать. Вышел и погрузился в тучу пыли и воспоминания; потом пошел по узкой тропинке, которой обычно пользуются велосипедисты. Он уже опять сидел на своем старом верном железном коне, жал педали и приближался к зданию исполкома. Там Ояр впервые встретил Норму.

Тогда дорога не пылила. С утра прошел ливень, а вскоре после полудня небо снова затянуло. Крупные капли уже стучали по железной крыше красного здания, когда Ояр подкатил, загнал велосипед под навес и вбежал в дом. У него были тут кое-какие дела, самое время их уладить. Ояр бодро окинул взглядом канцелярию исполкома и громко поздоровался. Ояр вовсе не был таким уж смелым, но служба требует быть энергичным, деловым и дипломатичным; молодой неопытный дорожный мастер прикрывал свою робость наигранной развязностью, которая иной раз казалась разудалой, но никогда никого не задевала, как это обычно бывало с Улдисом. Ответ всей канцелярии был дружный, хотя дорожный мастер, непрестанно требующий от волости рабочей силы, а взамен ничего не дающий (кого интересует состояние дорог, когда столько серьезных вопросов), не был слишком уж желанным гостем. Но в исполкоме работали молодые девушки — секретарша, инструкторша, бухгалтерша, завклубом, — им очень даже нравился интересный парень, заготовитель был его друг, а открытых недругов просто не было. Помимо знакомых тут была сейчас одна незнакомая, которая сидела у столика, писала какой-то отчет и при появлении дорожного мастера подняла голову и с минуту глядела на него большими темно-голубыми глазами. Красивая, оценил Ояр, но это слово мало выражало чувство, охватившее его. Девушка встряхнула пышными волосами, несколько застрявших там капель скользнуло по ее лицу и упало на исписанную бумагу; Ояр тоже испытал это падение, он исчез в пропасти, стены которой воздвиглись за тысячелетия из жалоб и восторгов любящих. Янис Смилтниек не знал в ту поездку, какие стершиеся следы искал Ояр в этой гнусной пыли, в перемолотом шинами гравии, и вот теперь видел.

Опять там был Улдис, который вышел из чужого, ирреального пространства и продолжал свое движение. И Ояр. И Норма…

27

Улдис:

— После Иванова дня дружина дорожного мастера разбрелась кто куда. У моста остались только мы с Эрнисом. Самое трудное уже сделано, можно было управиться и вдвоем, только дело шло медленно. Эрнис протестующе ворчал — не хочет он быть вьючным ослом, который всю дистанцию на себе тащит. И у Придиса в хозяйстве работа не ждала, я помогал, сколько мог. Сам хозяин, начисто забыв об обязанностях заготовителя, каждое утро до рассвета уже был на покосе. Я был с ним, когда подъехал дорожный мастер и голосом, где брюзгливое начальническое достоинство смешивалось с чувством неловкости, осведомился:

— И сегодня нет?

Мы посовещались, дорожный мастер сменил меня, взяв косу, я сел на велосипед и припустил к мосту. Эрнису я сообщил, что мастер обещал после обеда проверить нашу работу.

— Пусть себе проверяет и благодарит бога, что хоть эти два дурака взялись, — буркнул в ответ Эрнис, но работал все же энергичнее обычного.

Во мне была такая радость жизни, что я никаких трудностей не замечал, и что этот Эрнис все время буркотит. После обеда он решительно заявил, что завтра не выйдет.

— Делай, как знаешь, инструмент я здесь оставлю, — сказал он и ехидно добавил: — Видать, ты довольно богат, если можешь держаться на государственной работе. У меня два рта есть просят, надо идти к хозяевам.

Итак, Эрнис дезертировал, к тому же не совсем порядочно, хоть бы последний день отработал как положено, солнце еще высоко. Один я здесь не управлюсь, надо спешить домой, чтобы помочь на лугу. Но я ничуть не торопился, медленно крутил педали — если встреча с Талисом оставила страх, то воркотня и кислая рожа Эрниса просто удручали. До сих пор мне достаточно было сознания свободы, другие требовали больше; возможно, моя беззаботность в материальных вопросах была эгоцентризмом холостого одиночки или просто глупостью. Жалко Ояра, этот парень все слишком принимал к сердцу — так сказать, жил, страдал и любил всеми силами души.

Так, ползя понемножку, я заметил в придорожной травке какую-то женщину, присевшую возле велосипеда и старающуюся надеть цепь. Я притормозил, поздоровался и даже вздрогнул, когда она подняла лицо, но тут же решительно перешагнул канаву.

— Разрешите помочь… — Я ловко надел цепь и поставил колесо на место. Это была волисполкомовский инспектор-животновод, я узнал ее по виду и по описаниям Придиса. Мое появление она восприняла без особой радости, но от помощи не отказалась.

— Спасибо, — наконец сказала она, — у вас это так быстро вышло.

Я достал тряпку из инструментной сумки и стал вытирать пальцы. Они дрожали. Очень глупо. Я даже осмотрел их, черные, дрожащие и какие-то вдруг неловкие.

— Я металлист, сейчас работаю на строительстве моста.

— У Ояра?

— Да.

Она смотрела на меня очень внимательно, даже напряженно. Я заметил преждевременные следы увядания на ее молодом красивом лице. Почему она так насторожилась? Я двинулся к дороге, а она все стояла, такая же изумленная, даже рот как-то глуповато приоткрыт.

— Что? — произнес я дружески. Выражение ее лица вызвало у меня какое-то нервное раздражение.

— А мы… — замялась она. — Мы случайно не… Вы кажетесь мне очень знакомым.

Сын своего отца, я уловил правду. Неужели сходство так велико? Этим вопросом я никогда раньше не задавался.

— В одной волости живем, — резко ответил я и повернулся к ней спиной.

— Даже голос и движения…

Вот уж глупо! Во мне не было ни крохи казарменной муштры, офицерской властности. С чего она это взяла? Возможно, Талисова «раскладушка» знала оберштурмфюрера Осиса, но неужели он произвел на нее такое сильное впечатление? На миг у меня даже промелькнуло предположение, что за эти, такие мимолетные, встречи она все же заметила меня, так же как и я ее. Я уловил волнение и смятение. Наверное, поэтому и приказал:

— Поезжайте вперед. Если цепь еще не в порядке, я смогу помочь. Проверим, как она работает.

Она послушалась даже с какой-то робостью. Норма, Талисова «раскладушка»… Следуя за нею, я несколько раз повторил это имя. Машинально, как молитву. Это была не дурашливая издевка, а что-то смутное, где хорошее мешалось с дурным и некоторыми скупыми оценками Придиса, со всем, что я о ней знал еще раньше или, вернее, чего не знал. В конце концов, подобные суждения о человеке — это смесь нашей амбиции, незнания и различных предположений.

Круто свернув влево, Норма перемахнула канаву и выехала на протоптанную лесную тропинку. Она не остановилась, чтобы осведомиться, хочу ли я следовать за нею, даже не глянула через плечо. Вообще-то мне надо было через несколько километров свернуть направо, но я поехал за нею.

Вскоре мы подъехали к дому. Это был шикарный дом, обсаженный старыми деревьями, с ветряным движком на крыше хлева; я не знал, как называется эта усадьба, этих мест я вообще не знал. Норма остановилась, взглянула на меня и сказала:

— Здесь я живу. Ну, спасибо, цепь, как видите, держится.

— Хорошего хозяина усадьба, — кивнув на дом, сказал я.

— Кулацкая, — отрезала она.

— Дальше ехать запрещено?

Она отвернулась, подумала, потом опять взглянула на меня; выражение ее лица явно изменилось, — к сожалению, я не мог его ни объяснить, ни охарактеризовать, я был не в таком состоянии, когда человек способен обо всем судить холодно, да и она, кажется, тоже.

— Пожалуйста. Я могу угостить тебя забродившим березовым соком.

— Спасибо, мне некогда. Но как-нибудь вечерком… Ты же вечерами дома?.. Я приду в гости, да?

— Да, — ответила она. Она недоумевала, почему я отказываюсь сейчас, почему так быстро сыплю словами и собираюсь уехать. Выехав на шоссе, я не мог вспомнить, сказал ли я «до свидания» или «прощай» или вообще убрался не простившись. Я конечно же мог бы последовать за нею, и просто глупо было струсить и удрать. В душе я оправдывался тем, что сначала все должен обдумать… Я глотал дорожную пыль и неожиданно почувствовал страх, куда отвратительнее, унизительнее того страха, который принесла встреча с Талисом. Где-то поблизости должен быть оберштурмфюрер Осис. Кто этот Талис? Робот, которым управляет Осис? А Норма — хорошо сделанная кукла, вроде Олимпии из «Сказок Гофмана»? Лихой робот, который стреляет по команде, красивая куколка, которая поет по команде, а за их спиной злая сила, а между ними человек, которого эти автоматы разорвут в клочья. Что я действительно человек, это я понял по тому, какая горечь скопилась во рту, я глотал и не мог проглотить ее. Что останется от этой девушки, если отнять ее необычную красоту? Талисова «раскладушка»…