Nevermore, или Мета-драматургия - Ника Созонова

ЭСТЕР: Если ломаются шейные позвонки, смерть мгновенная, если от удушения — минут пять-десять. Агония мучительная и сильная. К тому же неэстетичный вид впоследствии: вываливается язык, опорожняется кишечник.

КРАЙ: Ни фига подобного! Я читал: глюки красивые ловишь, пока в агонии. Да еще оргазм — в самый последний миг.

ПАШКА: Скажите-ка мне, пожалуйста, для чего нужно мыло? Неужели без него никак?

ЛУИЗА: Мылом намазывают веревку, чтобы уменьшить трение ее о саму себя.

ПАШКА: Ага, понятно. Большое всем спасибо!

ЛУИЗА: Пожалуйста. Но, как более старший и более сведущий в делах смерти человек, я тебе этот способ не советую. Мучительно. И надежность не стопроцентная.

ПАШКА: А я его на крайний случай оставляю. Сперва попробую с помощью химии. Сегодня провел несколько опытов на себе. Сначала пытался получить цианид натрия из соды, угля и аммиака — способ в инете нашел. Выпил полученный раствор — мне даже плохо не стало. Далее получил хлор, но нюхать его долго невозможно. Сейчас мучаюсь от боли в глотке. Затем — хлороформ, по методике, которую мне тут посоветовали. Нюхал, нюхал его, но так и не уснул! Только голова закружилась, и аппетит испортился. Впереди еще три испытания: сульфат меди и железа и коллоидная сера. Вот такие пироги! А повешение — если только и с этим обломаюсь. На крайняк!

ЭСТЕР: Химия — не лучшая идея. Вряд ли умрешь, зато сожжешь все органы растворами. Жить будешь, но — инвалидом. Хотя, если есть склонность к мазохизму, то флаг тебе в руки.

ЛУИЗА: Мой тебе совет, юный химик: расслабься. Орешек знания тверд. В этом мире на халяву ничего не получается. 'Без труда не вытащишь и смерть из пруда'. Извини за любопытство: а твои родители где были, когда ты опыты свои производил, а потом нюхал-глотал отраву?

ПАШКА: В соседней комнате. Телевизор смотрели.

Входит Айви.

АЙВИ: Ребят, слушайте, это что, прикол? Захожу сейчас в журнал Бьюти и читаю: 'А я вот седня дико бухой и тоскливый, поскольку кореш мой Энгри нынче ночью всех поимел: стянул шею ремнем и сиганул с перекладины на заднем дворе…'

Общее молчание.

ЛУИЗА: Это шутка такая?..

Появляется пьяный Бьюти.

БЬЮТИ: Ага, шутка, блин. А завтра продолжение шутки будет. На кладбище. (Покачиваясь, проходит вглубь сцены, садится, обхватив голову руками.)

КРАЙ: Энгри, ведь это неправда. Отзовись!..

БЬЮТИ: Громче зовите. В глухом отрубе наш Энгри.

ЛУИЗА: 'Если бы я мог отдыхать во сне, я бы выспался'.

БРЮС: Что?

ЛУИЗА: Запись в его 'жж', вчерашняя. Последняя…

АЙВИ (задирая голову): Эй! Тебе хорошо там? Верю, что лучше, чем здесь.

КРАЙ: Он просто хотел спать. Но слишком мало выпил, чтобы просто уснуть.

ПАШКА: Эх, Энгри!.. Так и не увиделись мы с тобой, не поговорили вживую… Но я не надолго прощаюсь. Совсем скоро мы встретимся!

БРЮС: Пашка, не надо так говорить. Пожалуйста!

ЛУИЗА: Он был настоящий. И все же очень хочу надеяться, что его уход не будет спусковым крючком к лавине самоубийств.

БЬЮТИ: Надейся. Блин…

Появляется Инок. Он нарочито спокоен. Всегдашний насмешливый блеск в глазах притушен.

ИНОК: Не создавайте атмосферу отчаянья и истерии, Бьюти. Возьмите себя в руки. Всем нам тяжело сейчас, но крики и слезы ничем ему не помогут. На все воля Божья. Энгри много страдал, еще с отрочества. Мне показалось, что в последнее время в его психике появилась определенная стабильность — настроение стало бодрее, строились позитивные планы на будущее. Но я ошибся. Те из вас, кто хоть чуть-чуть верит в Бога — молитесь за его душу.

БЬЮТИ: Молиться?! (Вскакивает.) На все воля божья?! Сволочь он, твой бог. Такой же, как и ты, слышишь?! Ведь ты же мог помочь ему — и работой, и 'впиской'! Ведь ты же другим помогаешь — деньги даешь, поддерживаешь — а ему? Он так надеялся на тебя — сколько ты его обещаниями кормил, сколько соловьем разливался… Ведь он же загибался от одиночества в своей Чухляндии, а ты…

ИНОК: В вас сейчас говорит одна боль, но не разум. Впрочем, и в лучшие времена вы не отличались способностью к непредвзятому мышлению. Поэтому вступать в дискуссию я не буду. (Уходит, стараясь делать это с достоинством, но несколько суетливо.)

БЬЮТИ: Старый лицемер!.. (Швыряет ему вослед пустую бутылку из-под портвейна.)

ЭСТЕР: Что с него взять? 'Хрюсы' — они все такие. Поначалу он показался мне особенным, не похожим на своих лживых собратьев. Но, увы, чудес не бывает.

Появляется Атум. Он (она) одета необычно и изысканно: в чем-то черно-шуршащем, узком, с разрезами до бедра. На пальцах множество перстней из черненого серебра. Густо — по древне-египетски — подведенные глаза. Сходство с египтянкой усиливает фигура с широкими плечами, узким тазом и маленькой грудью и черные волосы, потоком спускающиеся до талии.

АТУМ (оглядывает всех по очереди): И все-таки, какие нелепые вы люди, господа суицидники и суицидницы! По какому случаю траур? Один из ваших собратьев отправился в лучший мир с помощью ремня и спортивного снаряда? Так это же ваша вожделенная мечта, самое сокровенное желание! Порадуйтесь за господина Энгри, чье заветное желание наконец исполнилось. Поздравьте его с воплотившейся в явь мечтой, пожелайте себе того же самого, и как можно скорее. Ну? Отчего вы такие снулые? Где ваши радостные улыбки, звонкий смех, разноцветные воздушные шарики? Или вы злы и угрюмы от зависти? У него получилось, а у вас — нет? Вам слабо? Только на демонстративные суициды хватает?

КРАЙ: А не пошел бы ты на три буквы?

АТУМ: Уже иду. Правда, в несколько другое место. Не столь сакральное. Спешу вас порадовать: я обеспокоил своим появлением ваше дружное сообщество в последний раз. Один ваш собрат все уши прожужжал про сей форум, убеждая заходить почаще. Какие якобы обитают тут умные и неординарные особи! Увы, я разочарован. Скучно у вас, господа. Не умеете вы превращать в праздник — ни жизнь, ни смерть. Не творческие вы люди. "Плевки мироздания", как кто-то тут изящно выразился. (Уходит, одарив на прощанье ослепительно-презрительной улыбкой.)

АЙВИ (негромко): С-цука.

БРЮС: Энгри… Прости, если что.

БЬЮТИ: Пошли бы вы все на… придурки. Всем скопом не смогли удержать. Вместе с Иннокентием вашим…

Глава 7

ЭСТЕР 'Отец мой Дьявол…'

Из 'живого журнала':

'…Кто и зачем впихнул меня в этот тусклый и душный мирок? Заставил пребывать, быть, пришпилив невидимой булавкой к реальности, не вызывающей у меня ничего, кроме тошноты? Не вырваться, не взлететь… Ад — по Достоевскому — тесная банька с пауками по углам. Сдается мне, классик был близок к истине, но недодумал немного: все мы в аду. Люди — либо пучеглазые суетливые мухи, либо хищные пауки, и ничего боле. Ничего нет, кроме этой покосившейся душной баньки…