Безвидный свет. Введение в изучение восточносирийской христианской мистической традиции - Робер Бёлэ

Катарский, цитируя отрывки из писаний Иоанна Отшельника, ссылается один раз на него как на «самого именитого из гностиков, Иоанна Пророка из Фиваиды»20, а в другой раз называет его «Мар Иоанн Отшельник»21.

Тот же Дадишо (в тех своих сочинениях, на которые мы обычно ссылаемся) еще пять раз цитирует нашего автора22. Исаак Ниневийский цитирует его дважды23. Эти цитаты имеют, впрочем, аскетический или деятельный характер и не особо оригинальны. Влияние Иоанна Отшельника главным образом проявляется в самой мысли восточносирийских мистиков, взятой как целое.

4.1. Три чина по Иоанну Отшельнику

Главная оригинальная черта Иоанна в области духовного учения состоит, как кажется, в подразделении всей христианской жизни на три чина (ṭaḵsē): телесный, душевный и духовный24. Попытаемся представить краткий синтез его учения по данному вопросу, начиная с элементов, выделенных П. Арбом в его статье, посвященной духовному учению Иоанна Отшельника25 (мы ожидаем увидеть более глубокий синтез учения Иоанна, который готовит к публикации отец Лавнан26).

4.1.1. Телесный чин

Это чин человека, который живет потребностями тела, то есть или удовлетворяет их, отвергая всякую аскезу27, или ограничивается тем, что избегает видимых и внешних грехов28. В последнем случае человек молится и даже проливает слезы29, но его молитва и слезы вызываются исключительно человеческими тревогами вроде материальной нужды, заботы о близких, жизненными испытаниями и т. п. Думая о Боге, он представляет себе Его по подобию человека30. Однако в той мере, в которой такой человек стремится избегать греха, он приближается к душевному чину31.

4.1.2. Душевный чин

Отличием между душевным чином и чином, предшествующим ему, является дух покаяния32, то есть отвращение от мира, в рабстве которому состоял телесный человек или с которым он сосуществовал, кое-как сопротивляясь внешним грехам. Следовательно, вступление в душевный чин характеризуется внутренней решимостью к подвижнической жизни. Сначала это будет подвижничество, основанное на внешних действиях и называемое «житием видимого человека»33 или «телесным деланием»34: пост, бдение, рукоделие, удаление от земных благ и от родственников и т. п.35 Это подвижничество «внешнего человека»36 сравнивается со служением наемника, который работает за плату37. Следовательно, усилия для достижения добродетели должны все более и более переходить в борьбу против внутренних страстей, а это предполагает, что душа начинает видеть себя такой, какова она есть38. Необходимым средством для этого является безмолвие39: «Душа не может видеть саму себя без тишины своих внешних членов […]. Вот почему, возлюбленные, безмолвие [должно быть] в очах ваших больше всех деланий. Ибо посредством постоянства в безмолвии умерщвляются блуждающие помыслы, память о суетных вещах и убийственные страсти»40. Однако в душевном чине внутренние страсти еще не могут быть искоренены41, и душа остается подвержена таким порокам, как зависть, презрение к другим, самонадеянность и т. п.42 В этом одна из причин того, почему молитва в этом состоянии еще не является ни чистой, ни непрестанной43, а сосредоточение дается с тяжким трудом и на очень краткое время, если только вообще достигается44. Подобным образом и слезы, которые хотя и вызываются в этом чине исключительно благочестивыми помыслами – такими, как страх перед судом, сознание собственной греховности, воспоминание о милосердии Божием45, – не являются слезами радости и восхищения, которые известны человеку духовному.

С точки зрения созерцательной деятельности, взгляд душевного человека на природу отличается от воззрений телесного человека в том отношении, что он уже не рассматривает существа в соответствии с их внешними признаками, но старается увидеть душевными очами заключенную в них премудрость Божию46.

Итак, этот чин называется «душевным» потому, что в нем «человек отвращается от тела и обращается к душевному деланию […] через добродетельные деяния […] и поскольку его действия направлены к душе»47. Однако в душевном чине этот поворот к душе совершается в отношении той стороны ее природы, которая связана с телом48; вот почему душевный труд включает в себя, вместе с внутренним подвижничеством, внешние телесные труды.

Духовный же чин будет заключаться уже не в исполнении деятельных добродетелей (внешних или внутренних), а только в созерцательном познании, осуществляемом духовной природой души49.

4.1.3. Духовный чин

Человек вступает в духовный чин, когда он достигает состояния Чистоты (daḵyūṯā), то есть освобождения от злых наклонностей50. Здесь «берет начало житие нового человека»51. Но эта чистота является в некотором роде лишь негативной стороной52 новой жизни, поскольку она определяется избавлением от страстей. Поэтому Иоанн Отшельник говорит и о другом роде чистоты – о Ясности (šap̄yūṯā), которая позитивным образом представляет собой совершенство или завершение жительства нового человека53, поскольку она есть та светлость, которая позволяет «воспринимать ведение таинств иного века»54, – иначе говоря, это созерцание сокрытого, не имеющее отношения к обычному способу познания через видимое55, созерцание через «невыразимые духовные откровения»56, – а затем, еще выше, чем само состояние Ясности, происходит «вхождение в Совершенство»57.

Однако это «ведение таинств Божиих»58 и степень Совершенства даются здесь лишь в качестве залога59, который осуществляет в нас воскресение, заложенное крещением; но его совершенное осуществление будет иметь место только в жизни, последующей за конечным воскресением60. Иоанн Отшельник прибавляет, что очень мало тех, кто, хотя бы и в залоге, достиг степени Совершенства в этой жизни61.

Степень Ясности находится выше делания добродетелей62, поскольку она обращена целиком и полностью к познанию таинств Божиих. Ей известны слезы радости и изумления перед величием Божиим, а также слезы печали, проливаемые при воспоминании о заблуждении людей63. Но когда Ясность достигает степени Совершенства, уже не бывает слез, а только радость64.

Молитва в духовном чине наконец становится непрестанной, поскольку человек, беспрерывно стремясь к Богу при оставлении обычных помыслов65, созерцает нечто, превосходящее его понимание,66 – «красоту тайн Божиих»67. От этого «постижения тайн»68 рождается в душе истинная любовь к людям и настоящее смирение пред Богом и людьми: познав предмет их упования69, человек духовный «при видении их взирает уже не на их здешнюю нищету, но на величие их тамошней славы. Даже видя их живущими во всех пороках, он не может их ненавидеть и не презирает их»70; таким образом, «он не может […] считать себя превосходнее их, поскольку он знает, что они имеют пребыть в мудровании, которое не помышляет о грехе, и для них уготована жизнь, протекающая в истинной мудрости»71.

Наконец, Ясность, достигшая степени Совершенства, дает человеку быть уже не рабом, которому предписано соблюдать закон, а сыном72.

4.2. Три чина у восточносирийских мистиков

Для каждого из вышеупомянутых аспектов есть соответствующие параллели у большинства восточносирийских духовных писателей.

Дадишо Катарский также выделяет три этапа в религиозной жизни. Сначала это «телесные труды» (῾amlē paḡrānāyē), общие для всех ревностных монахов: пост, бдение, воздержание, псалмопение, коленопреклонение, сон на голой земле и т. п.73 Затем, особенно для тех, кто живут в уединении74, это «разумное жительство» (dubbārā d-re‘yānā)75 или «мысленные труды»76. Это