Часть картины - Анастасия Всеволодовна Володина

— Ее попросили, конечно.

— А мальчишка? Он же подставился. С чего вдруг?

Софья нервно усмехается:

— К сожалению, этот вопрос я не потрудилась задать вовремя.

* * *

По словам Николая Александровича, ребята сами ухватились за слух о ее скором увольнении. Кто-то из одиннадцатиклассников (Софья, конечно, понимала, кто именно) сразу предположил связь с выборами и подозрительно прозрачными результатами по их участку. Ребята из труппы стали выпытывать правду у Николая Александровича, а он и не стал отпираться.

— Все остальное они сами, я вам клянусь!

У Софьи не было причин сомневаться в словах Николая Александровича. Чтобы ему поверить, достаточно было одного взгляда на Тиму, когда тот стоял на сцене, упиваясь протестным триумфом.

Сразу после выступления она, даже не умывшись, с жалкой салфеткой, болтающейся в носу, бросилась его искать. Надо было немедленно убедить ребят, снимавших на свои телефоны, все удалить. Тима не соглашался, и ей пришлось объяснить киснущему на глазах бунтарю, какие последствия могут ждать всю параллель и лично его. Олимпиады, медали, рекомендации — малый список того, что могло стать ему недоступным. Крайне неохотно, но Тима согласился запереть свой дебют в стенах школы.

После этого — неловко, многословно, запутанно, игнорируя боль в горле — она попыталась поблагодарить и вместе с тем пожурить Тиму за смелость. Вихрев же будто специально смотрел куда-то мимо нее, то и дело нервно сглатывая. Когда же она зашла на очередной виток объяснений, поддавшись профессиональному рефлексу разжевывать все до конца, Тима наконец поднял на нее глаза, нетерпеливо хлопнул девчачьи-густыми ресницами и выдал с внезапно прорезавшимся упрямством:

— Софья Львовна, я не маленький.

Из-за неожиданного отпора она вновь сбилась на свой защитно-нравоучительный тон, настолько неуместный сейчас:

— Но и не взрослый. И ты не должен защищать взрослых, защищать меня. Формально ты еще ребенок.

Разве он мог не вспылить в ответ:

— Мне почти восемнадцать! Если провалю поступление, окажусь в армии. И там я буду достаточно взрослым, чтобы вас защищать.

Резкий, но справедливый взбрык смутил ее. Не зная, что и сказать, Софья растерянно затеребила салфетку. Увидела свое отражение в окне, ахнула и поспешно вытащила бумажку из носа: наставлять в таком виде было никак невозможно.

Тима резко прижал руку ко рту.

— Что такое? Плохо? — испугалась Софья.

Он затряс головой и пробубнил:

— Кровь. Не могу… с детства

«Такой себе из тебя защитник», — чуть не ляпнула она.

Вслух же с чувством сказала иное:

— Я правда очень тебе благодарна, Тима.

Вихрев покачал головой и уныло поплелся прочь. Проклиная себя за неумение донести что-то важное не как проповедник, а как друг, она все же не выдержала и окликнула:

— Постой-ка.

Тима опасливо обернулся, уже закусив кулак. Выругавшись про себя, она торопливо спрятала салфетку в руке.

— Я давно не видела твои стихи. Ты перестал писать?

Впервые она это произнесла.

Тима закусил губу и выдавил:

— Я принесу. Обязательно.

До начала нового учебного года они больше не виделись.

* * *

После того злополучного дня она так и не побеседовала с Еленой Георгиевной. Андрей, который заехал за Софьей после выступления, сразу же опубликовал у себя в канале пост под названием «Школа произвола», в котором помянул добрым словом не только директрису, но и матушку Николаю. Не все из родителей поддерживали Софью, но подпускать к детям размахивающую кулаками директрису не хотел никто. Увольнение было вопросом времени.

Елена Георгиевна едва выходила из своего кабинета, на двери которого то и дело появлялись оскорбительные картинки и надписи.

Наконец вышло и официальное предписание покинуть пост директора. Публичного прощания, конечно же, не предполагалось. Обошлись и без отмечания конца учебного года.

В предпоследний рабочий день Николай Александрович отважился посетить крепость Елены Георгиевны. Та молча разлила на двоих уже ополовиненный коньяк. Николай Александрович отнекивался, а она настаивала: хочешь разговаривать, так пей, а на трезвую голову видеть тебя не могу, Иудушка. Николай Александрович просил не сгущать краски, она же в ответ несколько противоречиво предположила мужскую несостоятельность Николая Александровича и его озабоченность моложавыми прелестями Софьи Львовны. Тут уж Николай Александрович выпил и, осерчав, назвал Елену Георгиевну завхозом, не способным на принятие волевых решений. Елена Георгиевна с воплем: «Да подавись ты своими инициативами!» — швырнула в стену тяжелую папку, отчего со стены упал портрет с самым что ни на есть первым лицом. Елена Георгиевна испугалась и полезла собирать осколки. Поранившись, зашлась в пьяных истерических слезах. Николай Александрович вылил остатки коньяка на руку Елене Георгиевне. Елена Георгиевна возмутилась и слизала коньяк с ладони, а потом, развеселившись, запустила бутылкой в шкаф. То, что шкаф пострадал, а бутылка нет, изрядно разозлило Елену Георгиевну, но Николай Александрович не дал ей продолжить крушить кабинет, и без того уже пострадавший от директорского гнева. Между делом он напомнил о своем бывшем месте работы, которое как раз-таки отчаянно нуждалось в натуре благонадежной и хозяйственной. Елена Георгиевна помянула недобрым словом учителей-извращенцев, но призадумалась, а затем засмеялась и велела звонить директору. Разудало выкрикнула в окно: «В завучи пойду! В за-ву-чи! А вы сами со своей школой любитесь!» Николай Александрович стащил Елену Георгиевну с подоконника, уложил ее на диван и под директорское похрапывание договорился о собеседовании со своим бывшим начальником. Оставил Елене Георгиевне записку и вышел вон.

Снаружи уже стояла Софья, которую, как и многих, привлек шум из кабинета директрисы. В руках она сжимала бумажку, на которой были нарисованы фривольно одетые Елена Георгиевна и Софья с подписью Choose your fighter!. Софье было противно, как когда она наткнулась на непотребный фанфик со своим участием.

Николай Александрович взял Софью под локоток и оттащил в сторону.

— Софья Львовна, сейчас определенно не лучший момент.

Софья не сопротивлялась: ей и самой не очень хотелось идти к Елене Георгиевне. С одной стороны, было что сказать и объяснить. С другой, она помнила директорскую угрозу утащить Софью следом и не хотела получить еще одну угрозу. Уж слишком благополучно для нее закончился учебный год, оттого тревожное предчувствие «что-то будет» только набирало силу.

Тем временем и. о. директора был назначен Николай Александрович. Он потрудился собрать все свои дипломы, сертификаты и награды и отправил увесистую папочку на рассмотрение. В школе едва ли сомневались в его успехе — беспокойно заерзали завучи, пригретые Еленой Георгиевной, особенно обходительной стала Анна Васильевна. У учительской поговаривали, что Николай Александрович на свое место посадит близкого по духу человека, а кандидатов было немного, так что к Софье все враз потеплели. Анна Васильевна, сетуя на старость, пенсию