Уинстэнли - Татьяна Александровна Павлова

благами, независимо от того, по правде или по неправде добыты их имения, должны править бедняками, а бедняки обречены быть их слугами, вернее сказать — рабами. Но такое подчинение оскорбляет творца, ибо изначально все были созданы равными и имели равное право и долю в пользовании земными сокровищами. Здесь он согласен с левеллерами и с братьями из Бекингемшира: все равны перед богом, перед законом, друг перед другом, перед матерью-землей, которая их питает. «При начальном своем воплощении каждый человек имел равное право, данное ему Создателем, обрабатывать землю и иметь власть над зверем в поле, над птицей в небе и рыбой в морях. Впоследствии же это право было разрушено дотла властью алчности, и гордости, и себялюбия…»

И сейчас следует восстановить это право. Время и в самом деле настало: раз уж короля всенародно осудили за тиранию, раз армия, из простых людей состоящая, победила королевские войска и встала у кормила правления, — дело должно быть доведено до конца, и власть богачей низвержена.

Но казнить короля или перестать работать на праздных лордов еще не значит одолеть зло. Уинстэнли ищет и находит основу людских бедствий. Он будто знал ее и раньше, он подходил к этой мысли и в первых своих трактатах, когда размышлял о грехопадении как попытке завладеть благами мира. Но только теперь открывается ему со всей ясностью, что корень зла в существовании частной собственности.

Земля была создана как общая сокровищница для пользования всех людей, повторяет он и подкрепляет эту мысль ссылками на соответствующие главы Писания. «Земля была создана не для немногих, но для всех, чтобы всем жилось хорошо от плодов ее; как единый дух справедливости является общим для всех, так и земля и ее блага должны быть общими… Все мужчины и женщины в Англии — все они дети этой земли, и земля принадлежит господу, а не частным лицам, которые претендуют на владение ею в ущерб другим…» Если кто говорит: «Это — мое, и то — мое же», он нарушает данный творцом Закон справедливости, закон Разума и порождает беды, угнетение, нищету, неправые законы.

Ибо когда земля немногими жадными Исавами была захвачена в частное владение, остальной народ, лишенный средств к существованию, вынужден стал работать на захватчиков, чтобы прокормить себя. Так возникло порабощение бедняков. А лорды, дабы усилить власть над ними и утвердить свои привилегии, создали систему законов, правительств; установили церковь, послушную их воле, и подчинили жизнь людей от рождения до гроба власти корыстных, лживых священнослужителей. Как следствие частной собственности на землю возникла купля-продажа; она закабалила бедняков еще больше.

Частное владение благами земными «сначала заставляет людей красть друг у друга. А потом создает законы, по которым того, кто крадет, вешают. Оно искушает людей на неправые действия, а потом убивает их за это». Богачи думают, что такое в порядке вещей — чтобы одни люди облекались всеми благами земными и становились владыками и правителями над бедняками, а бедные чтобы были слугами, вернее сказать — рабами богатых.

С такой ясностью и прямотой никто до Уинстэнли не говорил о частной собственности. Для него она — причина всех бед и несчастий в мире, «проклятие и бремя, под которым стонет творение». И потому «не настанет всеобщая свобода до тех пор, пока не будет установлена общность для всех…»

Чтобы закрепить победу над королем и лордами, чтобы построить в Англии, а затем и во всем мире действительно счастливую и разумную жизнь, следует отменить частную собственность на землю, уничтожить деление на «мое» и «твое», перестать работать на богачей, прекратить покупать и продавать, ибо торговля — не что иное, как орудие частной наживы. «Пока правителями являются те, кто называет землю своею, поддерживая эту частную собственность, «мое» и «твое», простой народ никогда не получит ни свободы, ни земли, не избавится от бед, угнетения и плача». Только в том случае, если земля станет общей сокровищницей для всех, справедливость будет восстановлена. Тогда только люди станут жить как братья и каждый будет поступать с другим так, как хотел бы, чтобы поступали с ним.

В его воображении рисуется это скорое прекрасное будущее, предсказанное еще великими пророками древности. Никто не сможет тогда заявлять своих прав на землю или любую иную собственность; но каждый будет своими руками возделывать землю и выращивать скот. Никто не получит больше земли, чем сможет сам обработать, и другие станут работать рядом с ним в любви и единении. А если кому-либо понадобится зерно, или скот, или продукты, он возьмет это со складов. Люди будут жить, как апостолы в первые века христианства: «И никто ничего из имения своего не называл своим, но все у них было общее».

Тогда каждый будет иметь пишу, и питье, и одежду, ибо что еще нужно человеку на земле? Гордость и злоба отомрут; все человечество станет свободным, а с ним и земля освободится от терниев, сорняков и бесплодия; сам воздух станет чище; дикие бури и ветры улягутся; животные не будут больше ненавидеть и пожирать друг друга. Закон справедливости и любви восторжествует во всем творении.

Так он писал, торопясь, переворачивая исписанные листы один за другим, соединяя пламенную веру прошлых лет с ясным пониманием законов мира сего, которое пришло к нему только недавно. Туманные библейские образы, пророчества, мистические откровения перемешивались с трезвым, удивительно глубоким для своего времени осознанием реального положения вещей. Не может быть справедливости и счастья на земле без равенства, без общего владения, без братской любви между людьми.

Но как должен совершиться этот великий переворот? Уинстэнли уже тогда с поразительной для своего времени прозорливостью понимал, что переворот этот не должен быть делом рук небольшой кучки людей, «которые вырвут тираническую власть из рук одних и присвоют ее себе». Жадная и гордая плоть может убить тирана и захватить в свои руки его власть, тогда все останется по-старому: богатые будут угнетать бедных, а бедные страдать под игом порабощения.

И Уинстэнли ищет — мучительно ищет истинного, единственно правильного пути и не замечает, что подчас противоречит сам себе, подчас впадает в крайности. То ему кажется, что надо ждать, чутко прислушиваясь в постоянной готовности, пока Христос сам не придет в души людские, не просветит их изнутри, не соединит их вместе, не поведет