Кедровая долина - Грейс Агиляр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лихорадка мысли соединила в одну цепь несколько звеньев – убийство мужа, улики против Стенли, обязанность свидетельствовать на суде, заточение в подвалах инквизиции. Прицельная последовательность событий. Одна и та же злодейская направляющая рука. Прозорливость ненависти не ошиблась – за одной из масок Мари узнала дона Луиса Гарсиа, старшего инквизитора.
Гарсиа почувствовал, что узнан. Ему сделалось досадно, что не успел открыться сам. Хотя, это не так уж важно. Власть у него, не у нее. Кивка головы или жеста довольно – и пытки, одна другой страшней, обрушатся на хрупкую женщину с презрительным взглядом и чистой душой. Он быстро укротит глупую гордость.
Инквизитор приступил к действу, называемому в этой тюрьме судом. Он обвинил Мари в богохульстве, ереси, оскорблении церкви. Затем подал ей лежавший на столе лист с перечнем некоторых высших семейств Испании и потребовал назвать тайно исповедующих иудейскую веру. Имя покойного мужа Мари было в списке. Гарсиа пригрозил, что если Мари не станет отвечать добровольно, то заговорит под пытками. Он утаил пока, что лучшее из ожидаемых ее зол – костер, без пыток перед сожжением.
Мари отказалась отвечать. Помощники принесли и положили на столе перед ней орудия пыток. Для примера самую легкую из них применили, дабы подсудимая не сомневалась в серьезности намерений инквизиции. Мари вытерпела и по-прежнему отвергала сотрудничество с преступным судом. Тут дон Луис Гарсиа заговорил о милосердии. Он примет во внимание ее возраст и пол и даст ей время подумать и сделать правильный добровольный выбор между признанием и настоящими пытками. Ей предоставят возможность размышлять наедине.
Помощники милосердного инквизитора сопроводили Мари в келью. В этой узкой и высокой комнатушке окон не было. Через щель в потолке проникал скудный свет – то ли отблеск дня, то ли луч лампады в зале над кельей. Мари довольно скоро потеряла представление о времени суток и о времени вообще – прошла неделя, две, три?
Арестантке подавали пищу через отверстие в стене. Рука с глиняной миской появлялась и исчезала. Скудость съестного навела Мари на мысль, что палачи избрали для нее голодную смерть. Силы ее истощались, но дух крепчал, и решимость не сдаваться и идти до конца оставалась незыблемой, ибо мужество питалось не жидкой похлебкой, а горячей молитвой.
Однажды заскрипела и открылась тяжелая дверь кельи, и на пороге показалась фигура в черном плаще. Вошедший поднял капюшон и осветил свое лицо масляной лампой. Мари увидела перед собой дона Луиса Гарсиа. Она выпрямилась, взглянула на него гордо и бесстрашно.
Глаза Гарсиа горели ненавистью и гневом. Велико было желание поскорее расправиться с проклятой гордячкой, нежные ручки которой не раз подносили ему чашу презрения, и он смиренно пил из нее ради восторга будущей мести. И вот, настал час расплаты!
Нечто новое мелькнуло в дьявольском взоре. К ярости прибавилась похоть. Он пожирал глазами хрупкую фигуру, исхудавшее, но прекрасное лицо. Душевная чистота этой женщины мутила его разум и разжигала страсть. Теперь, без свидетелей, Гарсиа предложил Мари другое условие избежания пыток. Ответные слова брезгливости еще больше растравили его злобу и вожделение.
“Голод, одиночество и мрак не помогли тебе? Мне стоит заикнуться, и пытки обрушатся на тебя. Эти муки не выдерживают люди посильнее телом и духом. Поверь моему опыту. К чему напрасная борьба?”
“Я обогащу твой опыт. Я, слабая женщина, приму смерть достойнее других!”
“Смерть? – улыбнулся он редкой улыбкой палача, – наши узники находят в ней спасение, которое нужно заслужить. Упрямство – это слабость под видом силы. Жестоковыйным мы не торопимся даровать смерть – пытаем, пока не добьемся своего. Мы хорошо знаем наше ремесло. А ты еще не пробовала боли!”
“Терзай плоть, но душа моя тебе неподвластна, и мною будет спасена!”
“У иудеев нет души, а значит и спасение – химера! Спасение для нас, а не для вас!”
“Будь это так, я б отказалась вовсе от спасения! Ваша вера – не Божья вера!”
“Оставь пустые увертки. Я пришел за разумным ответом. Эти стены слышали крики и видели муки. Я возьму силой то, что не даешь добром!”
“Ты грязный негодяй! Ты не сделаешь это! Бог остановит тебя!
“Я брошу вызов Богу!” – с сатанинской дерзостью произнес Гарсиа и шагнул навстречу Мари.
“Назад! Еще шаг, и я своими руками убью твою месть, твою похоть и себя! И Бог простит мне!”
Она обернула свои косы вокруг шеи, готовясь задушить себя.
“Глупая! – крикнул он и невольно отступил назад, – тупым упорством ты умножишь пытки. Твоя бравада происходит от неведения. С кем ты тягаешься? Так слушай же! Это я устроил так, что Моралес узнал о твоей лжи. Я отравил ему сладость жизни. По моему плану он был убит. Мною придумана решающая улика. Англичанин обвинен моим стараньем. Это я привел тебя на суд. Своей смекалкой я побудил тебя признаться в иудействе. Тебе довольно? Теперь не сомневаешься, что я погублю Стенли, если откажешься от моей милости?”
“Благородный Стенли отвергнет спасение такой ценой!”
“Возможно, так и было бы, но эти стены только слышат и видят, но не говорят! Кто известит его? Если бы чудом ты выбралась отсюда и огласила мои признания, то тебя, иудейку, казнили бы за клевету на святую инквизицию. Я позабочусь, и Стенли узнает, что ты могла выручить его, но отказалась, и смерть будет ему вдвойне горька”.
“Он не поверит. Ты не знаешь любви, и тебе не дано понять такое!”
“Поверит или не поверит – что мне за забота? Я нанял убийцу Моралеса, а потом своей рукой прикончил наемника. Я знаю, как хитро, не повредя себе, открыть имя исполнителя и избавить Стенли от казни. Жить твоему возлюбленному или умереть – зависит от меня, а, значит, от тебя”.
Дон Луис Гарсиа не дождался ответа. Он искал и не находил на лице своей жертвы знаки слабости.
“Я ухожу. Будешь моей и ответишь на вопросы суда – сохранишь жизнь Стенли и себя избавишь от пыток. Выбирай и быстро. Палачи будут наготове в мой следующий приход”.
“Ты замучаешь тело, но не замараешь душу. Я не стану спасать Стенли, предавая нашу любовь. Придет день, и невинные жертвы восстанут против тебя. Я
