Вот и всё. Зачем мы пугаем себя концом света? - Адам Робертс

попытаться возродить мир или лучше встать на сторону Темного охотника Кааса, навсегда затушить огонь, поддерживающий жизнь человечества, и способствовать наступлению окончательной Эры тьмы.

Вся эта игра представляет собой идеальную метафору антропоцена, и далеко не только потому, что видеоигры нынче настолько популярны. Они дают игрокам возможность выбора, во многом иллюзорного. Возможные ходы ограничены фантазией дизайнера, пытающегося уложиться в заранее придуманный сюжет. В реальной жизни наши возможности точно так же ограничены, но только не «дизайнером игры», а теми выборами, которые уже сделали предыдущие поколения в отношении окружающей нас среды.

Тем не менее у нас все еще остаются некоторые возможности поменять ход истории. Мы уже доказывали, что способны принимать решительные меры в случае острой необходимости. Например, когда в конце 1970-х годов стало очевидно, что озоновый слой разрушается под воздействием хлорфторуглеродов и других рукотворных химикатов, в 1987 году международное сообщество разработало и ввело в действие Монреальский протокол, ограничивающий их использование и выбросы в атмосферу. К середине 1990-х озоновый слой стабилизировался, а в 2000-х вновь начал расти. Аналогичные истории можно вспомнить и в связи с защитой исчезающих видов животных или успешной борьбой с промышленным загрязнением рек[113]. Однако сделать предстоит еще немало, и мы сами как биологический вид должны найти в себе решимость предпринять все необходимое. Опасения за будущее нашей планеты вполне обоснованны. Но нам не следует принимать это как данность. Климатическую угрозу можно устранить, если мы полностью откажемся от наших давних хищнических и эксплуататорских привычек.

Эпилог. Конец не наступит никогда

Конец света не выходит у нас из головы. Как мы видим, вся популярная культура озабочена предсказаниями и картинами гибели человечества — от религиозных мифов до видеоигр, от журналистики до научной фантастики. Наше увлечение концом времен породило множество ярких апокалиптических поджанров, то зловещих, то несущих странное ощущение свободы: восстание машин, нашествие полчищ зомби, истребление человечества пришельцами. Каждая подобная история по-своему поучительна, но все вместе они рассказывают нам о человечестве нечто гораздо более важное.

Иногда их посыл довольно прямолинеен: реальный конец света нас пугает. Весьма вероятно, что изменение климата сделает нашу планету непригодной для проживания или из космоса на нашу погибель примчится огромный астероид. Не так уж неразумно бояться таких сценариев. Я начал писать эту книгу, анализируя расчеты байесовской вероятности, согласно которым светопреставление наступит намного раньше, чем нам кажется. Часы Судного дня, созданные в 1947 году, показывают, насколько близко мы можем подойти к последней черте — количество минут до полуночи (то есть окончательной катастрофы) символизирует уровень опасности. Когда их только завели, стрелки показывали 23:53, а теперь вследствие растущей угрозы изменения климата и ядерного конфликта нас отделяет от конца всего лишь сто секунд. Похоже, мы действительно живем в интересные времена.

Но такой ли конец света человечество имеет в виду в своих историях? На самом деле, большинство сценариев армагеддона вряд ли могут реализоваться в обозримом будущем: боги, похоже, не хотят или не могут уничтожить свое творение, у Солнца еще есть в запасе пара миллиардов «топливо-лет», а эпидемия может оказаться смертоносной (в разгар пандемии COVID-19 мы очень хорошо это понимаем), но все-таки не апокалиптической. Вероятность уничтожения всей жизни в рамках одного драматического события представляется ничтожной. Вариант нашего медленного вырождения больше похож на правду, но в этом случае что-нибудь обязательно займет наше место. Мы умираем, а другие люди остаются жить, и ровно так же вместо нас в ходе эволюции могут возникнуть другие биологические виды, а другие планеты продолжат существовать, когда Земли не станет. Совсем как в концепции вечного возвращения: конец наступает — конец никогда не наступит. Возможно, на самом деле конец света не близок. А возможно, он никогда и не случится.

Что касается апокалипсиса, то в действительности мы озабочены вовсе не концом света. Мы озабочены концом нашего света. Мысль о личной смертности пронизывает всю апокалиптическую беллетристику — мы уже убедились в том, что переносим наш страх перед собственным уходом из жизни на весь мир. Выше я анализировал картины возможной гибели человечества, нарисованные Гербертом Уэллсом: сокрушительный удар с небес в «Войне миров» и всеобщий энтропический ужас тепловой смерти Вселенной в «Машине времени». Его последняя книга, которую он написал десятилетия спустя, будучи уже старым и немощным, называется «Разум на краю своей натянутой узды» (1945) и опять предлагает нам новый сценарий. Это скорее не книга, а памфлет — восемь коротких глав на тридцати четырех страницах. Написанный умирающим человеком и изданный уже после его кончины, он представляет собой бесконечно пессимистическое предсказание неминуемого заката человечества.

Это, безусловно, самое странное произведение Уэллса. Уже на пороге собственной смерти он делится с читателями внезапно пришедшей к нему мыслью о том, что конец всего и вся наступит «в течение периода, который исчисляется скорее неделями и месяцами, нежели вечностью». В космосе произошла какая-то неожиданная и глубочайшая перемена: «с самого момента зарождения жизни не только людей, но и всех других обладающих самосознанием существ в ней совершается некое фундаментальное преобразование». Если эта мысль «разумна», говорит Уэллс, «то этот мир находится на краю своей натянутой узды. Конец всего, что мы называем жизнью, совсем близок и неизбежен». Homo sapiens выдохся: «звезды в своем полете обратились против него, и поэтому ему нужно уступить место другим животным». Книга «Разум на краю своей натянутой узды» не предлагает неопровержимых доказательств странного предчувствия Уэллса о близящемся конце мира, она лишь настойчиво повторяет идею рокового финала, который несет нам безымянное нечто. Разумеется, в мире самого Уэллса происходила перемена — он осознавал неотвратимость своей собственной смерти.

Это и есть то, чем мы занимаемся по сей день — снова и снова воображаем себе конец в непреодолимой петле стереотипных катастроф и продолжаем сообща бороться с мыслями о неминуемой смерти. И в некотором смысле это и есть конец мира, ведь с нашей личной точки зрения он существует только потому, что в нем живем мы. В противном случае мир погибнет, когда погибнем мы.

Апокалипсис — это не просто концептуализация смерти, коллективной или индивидуальной. Иными словами, это именно она, но не только она. Такого рода истории также рассказывают о наших полных неуверенности представлениях о мире и нашем месте в нем. Существует, по-видимому, множество неопределенностей в той ситуации, в которой оказалось человечество: хрупкие сообщества, способные в любой момент разрушиться и превратиться в хаос; ничтожность нашей одинокой планеты, обращающейся вокруг одной из триллионов звезд невообразимо огромной Вселенной; человеческая натура, которая столь часто склонна к саморазрушению. С помощью таких историй мы сконструировали версию