Багратион. Бог рати он - Юрий Когинов

Со всех сторон бежали солдаты, крича «ура!». Суворов сорвал с головы каску:

— Слава! Слава вам, герои! Лиха беда начало. А мы, русские, — уже в Альпах!

Таков закон войны, а может, любого трудного предприятия: собрать все мыслимые и немыслимые силы будто для последнего дела. Дальше, мол, все! Далее ничего похожего по сложности и жертвам не будет.

Да только в жизни как раз наоборот. И, разумеется, в первую очередь на войне. Превозмог, преодолел препятствие, что виделось неимоверно огромным, и перед тобою — уже новое, которое с тем, пройденным, по тяжести и не сравнить.

Встав рано поутру и пройдя всего какую-нибудь версту, гренадеры Багратиона вдруг услышали впереди себя необычный грохот. Словно невидимый отсюда богатырь враз накренил огромную скалу и столкнул ее вниз, в ущелье.

Грохот усиливался с каждым шагом. И вот идущим впереди открылось зрелище, от которого захватило дух и, казалось, кровь застыла в жилах. Внизу, в глубокой теснине, с неистовым ревом мчался горный поток. А над этим бурлящим потоком на головокружительной высоте виделся узкий двухарочный мост. Однако дорога к нему упиралась в отвесную скалу.

— Река на дне ущелья — Рейса. А мост над нею зовется Чертовым, — показал рукою вдаль Антонио. — По нему проходят лишь редкие местные жители и охотники. Да Иногда и мы, таможенники, когда выслеживаем контрабандистов.

— Там, где проходят охотники, пройдет и русский солдат. — ответил Багратион. — А что в скале — туннель?

— Урнер-Лох. Урненская дыра, — разъяснил Антонио. — Примерно сто лет назад его пробили в скале, чтобы соединить два края ущелья. Длина туннеля — восемьдесят шагов. По ширине — как раз чтобы прошли плечом к плечу два человека. А за Урнер-Лохом до Чертова моста еще шагов четыреста — сначала краем пропасти, затем круто вниз. Только теперь, принц Пьетро, видите…

Багратион поднес к глазам подзорную трубу и увидел, как у входа в туннель сменился караул. Двое французских солдат в длиннополых синих шинелях ушли в глубину туннеля, двое других, вышедших из темной дыры, заняли место на посту рядом с небольшой пушкой.

Решение созрело мгновенно: послать сотни три смельчаков в обход, над туннелем, и ударить по французам там, где они пока не ожидают, — возле Чертова моста.

— В обход я поведу людей сам, — произнес Багратион и велел своему адъютанту корнету Дирину перевести его слова провожатому, чтобы в разговоре не случилось ошибки. — Над туннелем можно пройти, есть там хоть какой-либо след?

— О да, принц Пьетро, — охотно подхватил Антонио. — Есть след — козий. Но вы же сказали: там, где пройдет охотник за оленем или дикой козой, пройдет и русский солдат. Я провожу вас. И дальше вместе с вами пойду — до самого Люцернского озера, что будет вскоре за Чертовым мостом. А дойдете до озера — вы уж внизу, на равнине. И — все позади.

Под ногами вновь острые камни, глина. И словно в горло забился кол — с каждым шагом вверх перехватывает дыхание. Но вот уж и спуск. А там, внизу, — синекафтанники. Их не менее двух батальонов! Но куда отступать? Только вперед, в штыки!

В правой руке у Багратиона — шпага, в левой пистолет. Он стреляет в бегущего к нему, тоже со шпагою в руке, французского офицера и вонзает клинок в прицелившегося в него солдата.

— Ваше сиятельство, возьмите мой пистолет, — слышит он голос Дирина. — У меня — два.

Нет, лучше — клинком. Вот так, как орудует штыком гренадер, что впереди, в самой круговерти схватки.

После боя надо его отметить. А теперь — вперед, вперед, к Чертову мосту!

А сзади, сквозь туннель, уже ломятся свои. Ура! Молодцы ребята!

Князь Петр обернулся к ним и помахал шпагой. И тут громкий и резкий вскрик заставил его вновь посмотреть вперед.

— Ваше сиятельство, ложись! Граната! — услышал он в самое ухо, и какая-то тяжесть придавила его к земле.

Взрыв рванул рядом, да так звонко, что заложило уши и потемнело в глазах. И тяжесть, которая придавила его сверху, стала еще тяжелее.

«Человек! На мне — человек. И потому он тяжелый и обмякший, что его убило. Убило гранатой, о которой он мне кричал».

Багратион сдвинул с себя тело. Спина и грудь у солдата — сплошное месиво. Пальцы Багратиона слиплись от чужой крови. Он повернул солдата навзничь и тотчас его узнал: Лукин!

Господи! Да это же он, Лукин, минуту назад храбро врубился в колонну французов.

«Да-да, — пронеслось в его голове. — Надо его отметить. — И тут же: — Так он же своею смертью провинность свою искупить хотел! Но нет, не нужна была никому его смерть. Господь видел, как смело дрался сей солдат. Герой! Однако смертию своею он отвел смерть от меня. Чем я, генерал, искуплю теперь гибель рядового солдата Лукина? И чем — смерть других, целой, должно быть, тысячи, что случилась уже здесь, в Альпах, за каких-нибудь два дня?»

Его подхватили под руки, помогая встать.

— Не меня… Поднимите его, Лукина. И всех других, как он, предать земле, когда перейдем мост.

— Ваше сиятельство! Вот уж воистину — мост чертов, — дошли до него слова. — Францы его повредили — подожгли малую арку. Слава Богу, большая цела.

Немедля — на тот берег! Переброшены бревна, связанные тем, что попалось под руки, — обрывками веревок и даже чьим-то офицерским шарфом. Перескочил один, второй солдат. Кто-то следом, не рассчитав, поскользнулся и рухнул в бездонную пропасть.

Вперед, вперед! Не ждать — за ними, первыми, — вся суворовская армия. Если не зацепиться там, за мостом, не пробить дорогу к Люцерне, — погибнут все, идущие следом.

Но на том берегу — подмога. Это Архангелогородский полк генерал-майора Каменского. Сын знаменитого фельдмаршала, он прибыл к Суворову всего несколько дней назад. И хотя молодой, всего двадцать три года, хорошо себя показал. Посланный еще с вечера в обход долины Рейсы, он успел к штурму туннеля в самый раз — французы попали меж двух огней, с того и этого края ущелья.

Как и Каменский, в обход идут отряды Дерфельдена, Розенберга и Ребиндера Максима, Михаила Милорадовича… Лекурб бежит. Он побросал даже свои пушки, чтобы быть налегке. Но, убегая, появляется преградою на пути русских. Вот почему на кольца, которые Лекурб делает, чтобы накинуть их на шею неприятелю и так его задушить, Суворов набрасывает свои петли. Только Лекурб встал на дороге, а у него за спиною уже Розенбергов авангардный отряд под командованием Михайлы Милорадовича!

Так и движутся русские полки и батальоны: впереди, как таран, отряд Багратиона, за ним — Суворов, а по краям, в обхват, — войска других генералов.

Пятнадцатого сентября. Багратион уже в Альтдорфе. Вот оно, Люцернское озеро. Но что за напасть — на озере ни одной лодки, чтобы, переправившись, оказаться у Швица, в расположении корпуса Корсакова! Меж тем гофкригсрат обещал и переправу, и наличие дорог вокруг озера. Ни того, ни другого!

— Принц Пьетро, чтобы выйти на север, в нужную вам долину, и притом обойти французов, остался один путь. — Антонио посмотрел в лицо Багратиону.

— Снова в горы? Вверх, ближе к Богу?

— Всего один подъем через хребет Росшток. А за ним — Муттенская долина. Там, внизу, в Муттене — и харч. А у солдат — уже ни сухарей, ни ложки муки.

Снова — глина и голые скользкие камни. И Дождь. Уже со снегом. Одна радость — нет глухих и бездонных ущелий. Но если не на дне каменного мешка, то здесь, на узких охотничьих тропах, оставляют солдаты тела своих выбившихся из сил товарищей.

В пять утра шестнадцатого сентября Багратион начал подъем на Росшток. В пять вечера стал спускаться. А там, внизу, обнаружился французский пикет. Как доложила разведка, около ста пятидесяти солдат.

Если сразу отрезать им путь к отходу в долину, французы сами окажутся в мешке. Вокруг горы, которые перестанут быть для них защитой, а обернутся западней.

Багратион приказал гренадерам с казаками, прячась за леском на склонах, обойти пикет и ударить с тыла и флангов. Сам с егерями пошел на противника в лоб.

Более ста солдат после короткой схватки подняли руки вверх. С ними — и офицеры.

Но страшная весть обрушилась на головы Суворова, Багратиона и всех других подошедших войск: корпус Корсакова, к коему они спешили, разбит.

Никто вначале не поверил в это. А более всех — Суворов. Как может случиться такое, ежели у Корсакова не менее штыков и сабель, чем у Массены?

— Нет, такого не может произойти! — Суворов даже вскричал и велел привести к нему местного жителя, который только что прибыл из Цюриха и сам видел русских солдат, которых французы толпами гнали в плен.

— Клянусь пресвятою Девой Марией, — осенил себя крестом вошедший. — Я делаю сыр и сам отвожу его на продажу в долину. Так вот, в тот, говорят, день, когда вы, ваше высокопревосходительство, штурмовали Урнер-Лох и переходили Чертов мост, французский генерал Массена напал на русского генерала Корсакова. Я сам слышал: Корсаков разбит наголову. Это говорили и французские солдаты, и ваши русские офицеры, кто знает языки, на которых мы говорим.