Искупление - Лизавета Мягчило

день в Козьих кочах будет заканчиваться блеском голодных глаз и снующей рядом опасной тварью.

Он должен выйти и положить этому конец. Должен. Освободить и её, и их самих. Потому что так будет правильно. А не мог. Силился подняться и чувствовал, каким деревянным, неловким становилось тело.

Ну же, Бестужев, соберись. Это больше не Гаврилова, она наверняка была бы благодарна. Кому такое существование может понравиться?

Из душевных терзаний его быстро вернуло в суровую действительность. Очередной рывок к порогу и Гаврилова замерла, неестественно завернув голову на бок. Рот широко раскрылся, потекла черная слизь, упыриха заверещала. Так громко, что он едва сдержал порыв зажать руками уши и зажмуриться. Глубоко вздымалась её грудная клетка, хотя мертвой воздух был давно не нужен. Что-то шло не так. Озадаченный Славик шумно выдохнул, по избе пронесся ропот напряженной шишиморы, а Василько истошно запищал под печью.

Над застывшей Надей они увидели лицо Агидель. Горящие золотом глаза, развивающиеся на сквозняке пряди и скрюченные у головы нечисти пальцы. Сила бежала в её крови, она была самим могуществом. Несокрушимая, непоколебимая, глаза Бестужева изумленно полезли из орбит.

Вот кто держал Навье исчадие на привязи, заставил увязнуть в самом воздухе, как муху в киселе. Ведьма, совсем рядом под их боком жила такая необходимая ему ведьма. Он и подумать не мог…

— Что стоишь?! Руби! — Звонким криком его вынесло за порог, навстречу им двоим. В глазах застывшей Нади ненависть мешалась со страхом, зубы клацали, но не могли добраться до жертвы.

— Не… на… ви…

Резкий замах, опуская лезвие на шею. В разные стороны брызнул черный ихор, разливая едкий запах по избе, Саша зажмурил глаза. Голова так легко отделилась, заскакала по полу, останавливаясь у самой стены. А тело завалилось на бок, едва не сметая собой шумно дышащую ведьму. Тесак выскользнул из дрожащих пальцев, тыльной стороной руки он стер с лица дегтярную воняющую жидкость и нервно сглотнул, борясь с тошнотой.

— Как нельзя вовремя…

Бросив на него мимолетный взгляд, Агидель протиснулась через порог и ринулась к припустившему с писком навстречу мышонку.

— Я не вас спасать пришла, больно было бы нужно…

Цепкие лапки пробежались по её рукаву и Василько нырнул в круглый вырез теплого свитера, мелко подрагивая под темно-синей тканью. Переглянувшись с Елизаровым, она кивнула и молча выскользнула за порог, оставляя их в провонявшей избе рядом с трупом бывшей подруги.

— Ты знал, что она ведьма?

После секундной заминки друг подкатил ближе, озадаченно почесал затылок:

— Догадывался, но она этого не признавала. Наверняка боится, что мы втянем её во что-то наподобие этого.

Взглянув на Сашу, он виновато усмехнулся. И здесь напряжение с громким щелчком лопнуло. Заставляя захохотать — нервно, на грани истерики. Смеяться так, что свело живот. Бестужев ничком опустился на пол, дотрагиваясь до сломанного носа. Тот в ответ мстительно прострелил болью до самых пяток, заставляя хохотать дальше, громче, до невнятного умоляющего скулежа. Укладываясь от истеричных попыток Елизарова успокоиться с низкими стонами на выдохе.

Они не просто невезучие, они проклятые. Каждый раз что-то идет не так и против них сама жизнь оборачивается. Если наверху есть бог — они его подопытные тараканы, соревнующиеся в гонке с безумием. Ещё немножко и Саша свернет с дистанции, двинется по фазе. Хлопающий по подлокотникам кресла Елизаров не далеко ушел, от смеха из глаз льются ручьями слезы.

— Пи… писец, Саня, я бы нас десятой дорогой обходил, ну в жопу такие знакомства.

Отсмеявшись, Славик вытер глаза и со вздохом вытянул шею, заглядывая в сенник, в котором послышались шаги и нерешительные переговоры. В раскуроченном дверном проеме высился тощий силуэт Беляса, за ним — два поменьше, нагрянули хозяева избы.

Ничего не сказали про бардак, выломанную дверь и лужи крови на полу. Зарина жала к посиневшим губам бледные пальцы, взгляд был прикован к голове с потухшим алым взглядом. Глубоко вздохнул Беляс, опустился перед телом на корточки, мелко перекрестил подрагивающей рукой:

— Бери топор Александр, да иди наруби рябиновых дров за моим домом. Смотри только, мертвое дерево руби, к живым с уважением отнесись. По достойному похоронить девушку надобно, чтобы путь её на этот раз стал последним.

По деревне понеслось пение первых петухов.

Глава 10

Тело упырихи горело плохо. Погребальный костер из свежих рябиновых ветвей дымил, с громким, пробивающим до зубной боли хрустом лопались ягоды. Несмелое пламя пробовало ветки, скукоживалось на листьях и трусливо гасло, оставляя едкий черным дым, забивающийся в глотку. И тогда хмурый Елизаров молча развернул коляску, постоянно останавливаясь, чтобы растереть поврежденные руки, покатил за калитку. Прошло немного времени, прежде чем он вернулся с трехлитровой бутылкой мутного самогона, а за ним бодро для своих лет семенила Софья.

— Подругу встретили, я погляжу. Да... Дурная судьба у девки была, неприглядная. — Подхватив с колен Славика бутылку, бабка сноровисто её открыла. Взлетел и ударился о тело и бревна алкоголь, взметнулось вверх жадное пламя. Отшатнулись назад Бестужев и Беляс, а она лишь прикрыла видящий глаз тыльной стороной ладони. Даже не вздрогнула, равнодушно следя за полетом алых искр, потухающих над их головами.

— У вас тут каждый день покойников жгут? Выглядите так спокойно, что просто жуть берет. — Мрачно усмехнувшись, Саша вернул кострищу откатившийся сук, устало растер щеку.

Старуха отвернула лицо от силуэта тела за стеной из жара и марева, сделала шаг назад, перевела на него взгляд, Бестужев невольно вздрогнул. Было там что-то горькое, глубокое, затаенное. Что-то, что позволяло ей безучастно глядеть на голову упырихи с широко распахнутыми глазами и обезображенным кривым оскалом ртом. Смотрела Софья с сожалением, но спокойно.

— Я, милок, за свою жизнь многое повидала. Больше половины стереть хотела бы... Да только каждое из них напоминает, что я жива. Каждое — ценный опыт. Пусть и прожитый с трудом. — Вздохнув, она прижала пустую банку к груди, свободной рукой вытерла вспотевший морщинистый лоб, толкнула локтем Беляса. — Что, староста, пустим хлопцев сполоснуться да поспать? Это мы, старики, без сна ночами бродим, а они уже с ног валятся.

Мужчина хмуро кивнул. Задумчиво пожевал нижнюю губу, спрятанную в густой нечесаной бороде. В глазах плясали отблески пламени.

Когда Елизаров развернул коляску, а Саша привычно взялся за ручки, надтреснутый голос старосты ударил по спинам:

— Вы по полудню завтрашнему выходите лешего потчевать, именины его будут. Знаю, что обычаи вам не важны, далеки вы от них, да