Куликовская битва - Виктор Поротников

Янина, полагавшая, что главные русские силы двигаются на выручку дозорному полку, недоумевала, почему войско остановилось посреди поля. Она теребила за рукав Огневита, требуя, чтобы тот объяснил ей, что происходит. Но Огневит лишь отмахивался от девушки, тревожно вглядываясь в даль, где разливалось целое море ордынской конницы, обходящей с боков уже почти истребленный передовой русский полк.

— Гляди, милая, гляди! — сквозь зубы бормотал Огневит. — Скоро и нас постигнет та же участь! Татарвы-то тьма-тьмущая!

Расстроенный и рассеченный на большие и малые группы, сторожевой полк утратил все возможности к стойкому сопротивлению. Гонимые ордынской пехотой, ратники передового полка обратились в бегство, ища спасения в боевых порядках большого полка и полка правой руки.

Большой полк, занимавший середину общерусского войска, состоял из пеших городовых полков, пришедших из Суздаля, Владимира, Коломны, Юрьева, Дмитрова и нескольких небольших городков. Под стягами большого полка стояло также несколько конных княжеских дружин. Растянувшийся более чем на две версты, большой полк являлся главным звеном обороны русского воинства. Стоящие на флангах полки правой и левой руки должны были пресекать любые попытки татар выйти в тыл большому полку, используя свою излюбленную тактику фланговых охватов.

Рассеяв остатки сторожевого полка, ордынская пехота вновь построилась плотной фалангой и под грохот литавров двинулась на большой полк.

Налетавший с востока ветер нес мелкую пыль в лицо русичам, вдобавок взошедшее солнце слепило им глаза.

Ордынская пехота еще наступала, неуклонно сближаясь с центральной русской ратью, а конные лавы татар уже обрушились на полки правой и левой руки, пробуя их на прочность.

Когда на головы русских пешцев посыпались стрелы и камни из пращей, Огневит вытолкал Янину из строя своей сотни, велев ей идти к арбалетчикам и подносить им стрелы. Янина подчинилась, пораженная видом сраженных камнями и стрелами ратников. Эта смерть прилетала откуда-то с неба, разбивая вдребезги головы, выбивая глаза, ломая носы и челюсти.

Арбалеты на Руси переняли из Западной Европы. Разные виды самострелов использовались на Руси и раньше, обычно для охоты на крупного зверя. Однако для войны охотничий самострел был малопригоден из-за плохой прицельности и сложностей с приведением в боевую готовность. Западный арбалет был прост и надежен в деле, поэтому Дмитрий Иванович в свое время закупил больше тысячи арбалетов у греков, фрягов и немцев. Специально для войны с Ордой русские умельцы изготовили большие арбалеты, стреляющие стрелами в сажень длиной. Их устанавливали на тележные колеса для удобства перемещения. Стрела из такого арбалета со ста пятидесяти шагов пробивала коня насквозь, а со ста шагов пробивала любой панцирь.

Саженью на Руси называлась мера длины, равная длине рук в размахе.

Ордынские пешцы шли сплошной стеной, плечо в плечо, ряд в ряд, затылок в затылок. Первая и вторая шеренги надвигались со склоненными копьями, третья и четвертая шеренги налагали свои копья на плечи передних.

Несколько сотен русских арбалетчиков расположились в глубине большого полка. По команде одного из воевод несколько передних шеренг русских пешцев опустились на одно колено, наклонив свои копья.

До наступающей ордынской фаланги было около ста шагов, когда русские арбалетчики дали первый залп. Короткие неоперенные стрелы беспощадным свистящим роем врезались в гущу врагов, скосив многих из них. Арбалетчики вновь изготовились к стрельбе и дали второй залп, когда до вражеской фаланги оставалось не более пятидесяти шагов. Стрелы вновь нашли свои жертвы, пробивая с такой дистанции щиты и панцири, прошибая насквозь шеи, головы и руки.

Солнце уже перевалило за полдень, когда ордынская фаланга наконец столкнулась с большим полком. Копья с обеих сторон впивались в тела воинов, упирались в щиты, где-то с треском ломались. Стоны и вопли раненых и просто стиснутых в страшной давке людей звучали повсюду, сливаясь с яростными криками и лязгом оружия. На первых порах и русичи, и ордынцы не столько разили противника оружием, сколько валили и подминали тяжестью рядов. Упавший воин уже не мог подняться, ибо его вдавливали в землю тысячи ног, напиравших с двух сторон. Место павшего занимал следующий за ним, выталкиваемый вперед нетерпеливым напором идущих сзади ратников.

Два людских моря, плотных, зловеще поблескивающих шлемами и кольчугами, слились на поле Куликовом с криками и ревом.

Солнце едва пробивало пыльную душную мглу, которая заволокла самую гущу сражения.

Летописец описывал это так: «От великой тесноты люди задыхались, ибо не можно было вместиться двум столь большим ратям на поле Куликовом…»

Стройная монолитность русских шеренг нарушилась под давлением огромного множества врагов. Глубокие бреши, в которые врывались где-то сотни, а где-то тысячи ордынцев, образовались по всему фронту большого полка. Из-за тесноты копья вскоре стали бесполезны. Воины разили друг друга мечами, топорами, ножами; кто-то вцеплялся руками недругу в лицо или горло, кто-то ухитрялся откусить кому-то нос или палец на руке, кто-то, умирая, успевал подрезать кинжалом врагу жилы под коленями.

Убитые лежали вперемешку с ранеными на каждом шагу, в иных местах трупы громоздились небольшими холмами, по которым прокатывались остервенелые толпы орущих, хрипящих, полуобезумевших людей то в одну сторону, когда одолевали ордынцы, то в другую, если верх брали русичи. Многие, не выдержав такого напряжения, кричали от ужаса и рвали на себе одежды, некоторые падали без сознания от удушья, а иные теряли рассудок от вида множества убитых и потоков крови, заливших все вокруг.

Наступил момент, когда ордынцы подались назад, исчерпав все силы и ужаснувшись своим потерям. Но эта передышка была недолгой, так как позади все поле до самого подножия Красного холма было покрыто свежими отрядами татар и Мамаевых наемников.

Янина не знала, что творится справа и слева от большого полка. Она пребывала в ужасе от происходящего у нее на глазах кровопролития. Сигналы труб и приказы воевод — все это растворилось в диком немыслимом хаосе, в котором смешались десятки тысяч русичей и врагов. Отступление большого полка стало повсеместным и неудержимым всего через час страшной резни и давки. Ордынцы теперь накатывались валами, один отряд сменял другой, их напор не ослабевал, как не иссякала многочисленность Мамаевой рати.

В некоторых местах ордынцы так глубоко вклинились в русские боевые порядки, что сами оказывались в полном окружении. Эти окруженные вражеские сотни и полусотни русские ратники истребляли со свирепой беспощадностью, стараясь всеми силами выравнивать и сплачивать общий строй большого полка.

Какое-то время Янина помогала арбалетчикам, поднося им колчаны со стрелами, для этого ей приходилось пробираться сквозь боевой строй в тыл, где стояли повозки со связками дротиков и копий. Неподалеку от повозок со снаряжением на пригорке реял большой великокняжеский стяг с позолоченным ликом Спасителя на черном фоне. Это знамя, видимое отовсюду, являло собой центр большого полка. Там же стояли княжеские дружины, которые незамедлительно выдвигались туда, где успех ордынцев грозил прорывом общерусскому фронту.

Когда все стрелы были выпущены по врагу, арбалетчики разобрали с возов дротики, щиты и топоры, смешавшись с общей массой русских ратников. Янина, беспокоясь за брата, тоже схватила меч и щит и устремилась к левому крылу большого полка, где виднелось знамя коломенских пешцев. Сражение походило на волнующееся море, волны ордынцев то и дело накатывались на русичей, их натиск сталкивался с натиском русской пешей рати. В этой гигантской кровавой давильне Янина оказалась, как песчинка в бурном речном водовороте.

От вида израненных и умирающих в муках людей у Янины подкашивались ноги, от воплей и стонов у нее холодело сердце. Когда мимо Янины пронесли на скрещенных копьях убитого воеводу Микулу Вельяминова, голова которого болталась на лоскуте кожи, у девушки потемнело в глазах, и она лишилась чувств. Очнулась Янина, когда кто-то легонько похлопал ее по щекам ладонью.

Девушка открыла глаза. И ей снова чуть не стало плохо.

Рядом с нею сидел, присев на корточки, бородатый ратник с выбитым левым глазом, кровь из развороченной стрелой глазницы залила ему поллица. Руки ратника были в крови, поскольку он то и дело зажимал кровоточащую рану в боку. Коснувшись своей рукой щек Янины, одноглазый бородач невольно вымазал лицо девушки кровью.

— Очнулась, милая! — обрадовался бородач. — Тогда подымайся и беги отсель куда подальше! Не девичье это дело — в кровавой каше смерти искать.

Янина торопливо закивала головой и поднялась на ноги, лишь теперь обнаружив, что все это время она лежала на мертвых телах.