Здравствуй, Гр-р! - Татьяна Стекольникова

— Ну, это само собой…

Мы закрыли "Гром" и поднялись ко мне. Моя тихая рыжая кошечка снова висела на своей башне, уцепившись за самый верхний ярус.

— Что это делает твой мутант?

— Когти точит… У тебя, что, кошки никогда не было?

— Нет, только собаки… Кошки, по-моему, глупее собак — вечно орут на крыше…

— Вот уж нет, не глупее. Они другие… Поживешь с нами — сам увидишь…

Как будто поняв, что речь идет о ней (а я не сомневаюсь, что так оно и было), Морковка отцепилась от своей когтеточки и одним прыжком взлетела на плечо Громова — на правое, здоровое. Уткнувшись в ухо Гр-р, она нежно промурлыкала кошачью серенаду.

— А сейчас это что?

— Я думаю, признание в любви…

Так, с кошкой на плече, Громов и проследовал в гостиную.

— А я хотел растопить камин. Как я с кошкой буду таскать дрова? Мне ее что, согнать?

— Зачем сгонять — начнешь отдирать ее от себя, она выпустит когти и поцарапает — мало не покажется. Просто вежливо попроси…

— С ума сойти… Видел бы меня сейчас кто-нибудь… А как ее зовут-то?

— Морковка.

— О боже мой… Это я корнеплод буду просить слезть… Дурдом… Только ради тебя… Но учти, если не подействует… Морковка, будь добра, слезь с меня. Ну, пожалуйста…

Кошка ткнула носом Гр-р в щеку и мягко спрыгнула на пол.

— Ни за что бы не поверил, если бы мне кто рассказал…

— С кошками всегда так — преподносят сюрпризы…

— Это с тобой так — сюрприз за сюрпризом…

Пока я возилась на кухне, сооружая горячие бутерброды, размораживая в микроволновке пиццу, на скорую руку нарезая салат, открывая сок и заваривая чай, Громов поднялся в мансарду, нашел там груду щепок, палок и обломков досок, стащил все это вниз и развел в камине огонь. К тому времени, как я сделала последний бутерброд, пламя разгорелось. Гр-р придвинул к камину журнальный столик и кресло для меня, увязался за мной на кухню и отобрал поднос с ужином:

— Я здесь для чего? Делать твою жизнь радостной и легкой…

Я сидела в кресле, Гр-р на ковре — по-турецки. Морковка, всего лишь раз выполнившая просьбу мужчины, навеки превратила его в своего вассала: Гр-р умилялся, глядя в ее зеленые глазки, убеждал меня, что у кошки вот-вот случится голодный обморок, и по первому мяву скармливал обнаглевшему рыжему созданию колбасу, оторванную от пиццы, и мясо, выковырянное из салата. Подтверждение старого, как мир, правила: женщина, если хочешь повелевать, стань мягкой!

После ужина я тоже, по примеру Гр-р устроилась на ковре перед камином.

— Надо добыть медведя, — произнес Громов, щурясь на огонь не хуже Морковки, — чтобы моя мечта осуществилась в полном объеме…

— Зачем тебе медведь? — не поняла я. — Его же не прокормишь… И где клетку поставить?..

— А еще экстрасенс… Мне шкура нужна, а не живой медведь… А шкура нужна, чтобы вот так с тобой валяться и смотреть на огонь. Всю сознательную жизнь мечтал с бабой — на медвежьей шкуре и возле камина.

Мне было неплохо и на ковре…

Морковка тактично слиняла и появилась, только когда Громов стал рассказывать, как он искал меня по просьбе Луизы, конечно, не меня конкретно, а вообще наследницу:

— Когда Луиза пришла ко мне, я удивился: зачем старой женщине заботиться о наследстве, если о своих родственниках она восемьдесят лет слыхом не слыхивала, и они ее тоже не жаждали видеть? Помрет и помрет… Так нет же, ей позарез нужно кого-нибудь найти, причем это обязательно должна была быть особа женского пола… Луизу Ивановну я знал, еще когда пацаном был и с зеленкой на коленках бегал. Соседи всегда ей кости перемывали, но побаивались, за глаза как только ни называли — и ведьмой, и колдуньей, и бабой Ягой. К ней народ ходил табунами — в подъезде было не протолкнуться. Я думаю, и денежки, что тебе достались, — оттуда, результат особых способностей. Помнишь совковые времена? Борьбу с тунеядцами — кто не работает, то не ест… Луиза ни дня не работала, но ее никто не трогал — ни милиция, ни общественность. И замужем она никогда не была… Вот я и начал искать ее сестру, Аглаю Ивановну Закревскую, о которой известно только то, что она на два года свой сестры старше и замуж за инженера-железнодорожника вышла… У Аглаи две дочери было — Елизавета и Екатерина. Елизавета умерла бездетной, а у Екатерины родилась дочь — ты… Потом я тебе распечатаю документы — свидетельства о рождении, выписки из загса…

Тут я поняла, почему Анна стала подписывать свои картины "А.Ф.З." Совпадений таких не бывает. Анна — моя прабабушка… А моя бабка Аглая — ее дочь, как и Луиза. И если Громов знает девичью фамилию моей прабабки…

— А случайно ты не знаешь, как девичья фамилия моей прабабушки — то есть матери сестер Закревских?

— Конечно, знаю, мне Луиза говорила, — Назарьева…

У меня опять случился приступ окаменения.

Огонь в камине почти потух — только слабые язычки пламени пробегали по черным углям.

— Гр-р, а ты не догадался, как фамилия того следователя — из 1909 года?

— Неужели Сурмин?

— Да, это твой прадедушка. А адвокат, прадедушка твоего друга Шпинделя, волочился за мной, когда я была своей прабабушкой… Вот было бы круто, если бы ему удалось совратить меня… Хотя там, в 1909 году, мне очень хотелось, чтобы меня совратил твой прадед… Ах, какой мужчина…

Гр-р устроил сцену ревности. Если разобраться — зря. Прадедушка Сурмин — точь-в-точь Громов, правда, с бакенбардами, но я-то была своей прабабушкой…

ДЕНЬ ПЯТЫЙ

1. Гр-р получает доказательства того, что я побывала в 1909 году.

Громов ни свет ни заря унесся в контору — его ждали, как он сказал, великие дела. Доедая вчерашнюю пиццу, он изрек:

— Я очень удивился, что проснулся не в психушке — не с бантиком из рукавов за спиной. Ладно, с твоими вжик-картинками более-менее ясно — ты не первый экстрасенс, которого я встречаю. Но твой прыжок в прошлое…

— А исчезнувшая вместе со своей жилплощадью Тюня — это так, фантики? Скажи лучше, по-твоему, кто убил жениха Анны?

— Я думаю, мой предок правильно подозревает очкарика Мишу. Следователю нужно выяснить, что за тип этот белобрысый и в каких отношениях он был с убитым — что-то там не чисто… Но, с другой стороны, и прабабушка твоя та еще штучка была — все возможно… Надо на месте смотреть.

— Вот и давай — зеркало тебя ждет…

— Ну уж нет… Кем я там буду?

— Моей прабабушкой…

— Ага, и ты меня потом найдешь в стрингах…

Морковка, принимавшая на подоконнике солнечную ванну, едва не свалилась на пол от моего хохота, последовавшего за этим заявлением. Громов в стрингах! Закрыв за ним дверь, я веселилась еще минут пять.