Танкист живет три боя. Дуэль с «Тиграми» - Юрий Корчевский

– Сначала дождемся Василия – обещали. Во-вторых, грамм по сто пятьдесят.

– Так мы же «безлошадные» сейчас!

Заявился Василий с котелками:

– Мужики! Ужин сегодня знатный. Макароны по-флотски, с мясом.

Экипаж встретил его восторженными возгласами:

– Садись быстрее, ждать устали.

Тут же разлили по стаканам ром и выпили за то, что живы остались, и за то, чтобы и впредь так же везло.

Ром оказался крепким, градусов 60–70, и обжигал рот.

– Силен, чертяка! – шумно выдохнул наводчик. – Сроду не думал, что немцы могут пить такую крепкую водку.

– Это не водка – ром.

– Да все равно. Ихний шнапс слабее водки и пахнет, как самогон.

Все набросились на макароны. Готовили их редко, все больше каши, и перловка уже в горло не лезла.

– Вась, ты не узнавал, по какому такому поводу мясо с макаронами?

– Повар сказал – корову бомбой убило. Чего добру пропадать? Вот ее в котел и отправили!

Потом пили за победу, за боевых товарищей. Поскольку ром быстро закончился, а хотелось еще, открыли и попробовали ликер.

– Сладкий больно!

– А мне нравится. Не хотите – не пейте, оставьте мне, – заявил Толик.

– Василий, что там у тебя еще?

Выпили еще две бутылки – французский коньяк и румынскую кукурузную водку. Коньяк экипаж не одобрил.

– Крепкий, но пахнет одеколоном, – заявил Василий. – А румынская водка еще хуже шнапса. Вот чего я вам скажу, ребята, нет ничего лучше нашей водки.

Экипаж дружно поддержал. Павел только удивился: откуда в немецком бронетранспортере такое разнообразие выпивки? Прямо на любой вкус. Или награбили по Европе? Немецкой пехоте перед атакой частенько давали выпить – ну так и наши этим баловались. Слегка выпивший солдат смерти меньше боится.

Утром все проснулись с головной болью. завтракать никто не пошел, и предложение «полечиться» оставшимся ликером встретили молчанием. Не хватало, чтобы экипаж заявился за самоходкой с запашком и нетвердой походкой.

Павел ругал себя, что разрешил парням выпить лишнего. Ну, прикончили бы бутылку рома – и баста! А теперь надо было исправлять положение:

– Экипаж, за мной!

Павел вывел их на небольшое поле за батареей.

– Бегом – марш! – и побежал сам, слыша за собой топот кирзовых сапог.

Вначале не хватало дыхания, в голове стучала кузница, по вискам и затылку как будто молоты били. Пот катился градом, ноги налились чугуном. Бежали тяжело, но после второго круга стало легче.

– Командир, не могу больше! – задыхаясь, сказал Игорь.

– Вперед, не останавливаться! – прохрипел Павел.

У него самого во рту пересохло, но молоты бить в голове уже перестали.

После третьего круга экипаж взмолился:

– Командир, все! Нет больше мочи, мы уже трезвые!

– Тогда к ручью – марш!

Павел побежал к ручью. Вода по осени холодная. Члены экипажа разделись догола и нагишом стали прыгать в воду – смыть пот и пороховую копоть. Теперь все выглядели вполне достойно.

– Одевайтесь! И запоминайте – так будет после каждой пьянки, – подвел Павел итог «мероприятию».

Вместе с экипажем Павел заявился в ремонтную зону.

– Принимайте свою машину! – хлопнул ладонью по крылу инженер. – Не хуже новой!

Экипаж осмотрел самоходку и признал ремонт качественным. Своим ходом они направились на заправку. Пока закачали ручным насосом в основной бак 460 литров солярки, снова вспотели.

А потом направились к артиллерийскому складу – пополнять боезапас. Самоходка должна быть готова к бою в любую минуту.

В полдень Павел встретил Куракина.

– Ты чего экипаж гонял?

– Физзарядку делали, по Уставу положено, – не моргнув глазом соврал Павел.

– Похвально!

Тем не менее Куракин потянул носом, принюхиваясь.

Немцы вели себя сегодня смирно, видимо – зализывали раны, и экипажи занимались машинами: все вместе чистили пушку длинным банником. Та еще работа! Потом Игорь возился с двигателем, а заряжающий обтирал ветошью снаряды в укладке.

Павел же включил рацию на прием, пошарил по волнам. Хотелось послушать сводку Совинформбюро о положении на фронтах, да и просто музыку. Но сквозь помехи до него доносились только обрывки разговоров на немецком языке.

Павел выключил рацию. Что-то зацепило его в услышанном. Он попытался вспомнить, разобраться – что? Господи, да ведь ему голос знаком! Так говорил обер-лейтенант Вернер Шторц, начальник штаба, у которого он был водителем бронеавтомобиля. Стало быть, его полк где-то недалеко.

Рация на самоходке маломощная и берет где-то на 10–15 километров. Иногда удается поймать Москву, но редко.

Шторц тогда служил в 114-м полку 6-й танковой дивизии. Если он сейчас продолжает служить на прежнем месте, то, значит, напротив их позиций расположился 114-й танковый полк, а то и вся дивизия.

Когда Павел осознал серьезность своего открытия, он направился к комбату.

– Товарищ комбат, разрешите обратиться?

– Разрешаю. Куракин рассказывал, что ты в одном бою исхитрился три танка подбить?

– Четыре – еще бронетранспортер.

– О! Я в тебе сразу лихого парня увидел и рад, что не ошибся. Что у тебя?

– Товарищ комбат, напротив нас стоит сто четырнадцатый танковый полк шестой танковой дивизии.

– С чего так решил? Или разведчики проболтались?

– Я рацию включил, думал сводку Совинформбюро послушать. Наткнулся на обрывок разговора на немецком. В принципе – ничего интересного, но голос мне знаком. Я его узнал. Это начальник штаба сто четырнадцатого танкового полка обер-лейтенант Шторц. По-нашему – подполковник.

– А может, обознался?

– Головой ручаюсь.

– Сведения интересные! Кому-нибудь еще говорил?

– Нет, только вы да Куракин знает, что я немецким владею.

– Хм, надо передать в штаб полка. Пусть разведку посылают, «языка» возьмут. Иди и помалкивай.

Штаб полка передал подозрения Павла выше, в штаб дивизии, а оттуда по цепочке – в штаб армии.

Сигнал не оставили без внимания. В этот же день была проведена авиаразведка, которая обнаружила замаскированные танки. На обратном пути самолет-разведчик Пе-2 попытались сбить два «мессера», что еще более укрепило командование во мнении, что немцы готовят контратаку, пытаясь остановить наступление наших частей.

Меры приняли быстро. На следующий день на штурмовку и бомбежку обнаруженных танков были направлены штурмовики Ил-2 и пикировщики Пе-2. Немецкие танкисты понесли тяжелые потери, и контрнаступление было сорвано.

В 1944 году наша армия обладала в воздухе значительным превосходством над немцами. Нельзя сказать, что наши истребители или бомбардировщики безраздельно владели воздушным пространством, но наносить массированные атаки целыми полками и авиадивизиями уже могли.

Через три дня Павла вызвали к комбату.

– здравия желаю, сержант Сазонов…

– Садись, сержант! – не дослушал его до конца комбат. – Подозрения твои подтвердились. По этому полку нанесен авиаудар, и немцы понесли существенные потери. звонили из полка, благодарили за сведения, которые подтвердились. Стало быть, благодарили тебя. Я что? Я лишь передал. Просили наградить разведчика. Они там думают, что ты из армейской разведки. В штабе в детали не вникали, а я им не говорил, что ты рацию слушал и немецкий знаешь.

– И не надо.

– Я тоже так думаю. Но какой-то награды ты достоин. Все-таки воюешь хорошо, три танка на счету. И на полк немецкий вышел. Все-таки занятно получилось, по голосу командира опознал. Рация голос искажает, и я никогда командиров взводов по голосу не узнаю, а ведь каждый день их вживую слышу. Представлю-ка я тебя к медали – хотя бы за подбитые танки. Полагаю – заслужил.

– Вам виднее, товарищ комбат.

– Иди и продолжай так же служить.

– Слушаюсь!

Сегодня комбат был в хорошем расположении духа. знать, и ему награду пообещали.

– Командир, чего в штаб вызывали?

– за жизнь говорили, – отшутился Павел.

– Ох, темнишь! Наш комбат пустых разговоров не любит.

Глава 8

Хитрая пуля

Награду Павел получил немого позже – медаль «за боевые заслуги».

Экипаж поздравил командира, все-таки – первая награда. Даже обмыли немного – бутылку водки на четверых. Только Павел награде не очень радовался. Получил-то он ее как Виктор Сазонов, а не как Павел Стародуб. Вот закончится война, вернется он домой, если повезет остаться в живых, – что скажет отцу-матери? У многих фронтовиков, особенно тех, кто воевал год или более, были награды – медали и даже ордена. А у него на единственную медаль документы на другое имя. Скажут – присвоил чужое. Потому и саму медаль, и удостоверение к ней Павел убрал в вещмешок, чтобы не мозолила глаза немым укором.

Но командир взвода Куракин воспринял это неоднозначно.

– Что медаль не носишь? заслужил ведь. У других членов экипажа не одна награда на груди, и ты носи. Скромность – она не всегда украшает.

– Так точно, товарищ младший лейтенант. Только на рабочем комбинезоне носить не положено, а под комбинезоном все равно не видно.