Танкист живет три боя. Дуэль с «Тиграми» - Юрий Корчевский

Но T-IV все-таки не «Тигр T-VI» с его мощной пушкой и толстой броней. У немцев оставался численный перевес, но превосходства в мощности и дальнобойности орудий не было. Пожалуй, пушка самоходки по бронепробиваемости предпочтительней.

Павел загнал снаряд в казенник.

– Сергей, хватит отсиживаться! Видишь снаряды? После выстрела берешь из этой укладки снаряд и заряжаешь в казенник. А пока я целюсь, выбрасываешь гильзу. Понял?

Сергей кивнул. От крика голоса у обоих уже осипли.

Через смотровые щели Павел оглядел поле боя. Слева, укрываясь за одиночным деревом, стоял немецкий танк. Павлу были видны только гусеницы по его левому борту. «Выжидает, небось, – подумал Павел. – И как только я выстрелю и буду перезаряжаться, он выползет на три-четыре метра, успеет прицелиться и пальнет».

Павел навел пушку на катки и нажал на спуск.

– заряжай!

Сергей, торопясь и делая неловкие движения, вытащил снаряд из боеукладки и втолкнул в казенник. затвор клацнул, пушка была готова к бою.

В свою очередь, Павел видел, что попал он удачно, ходовые катки разбиты, танк потерял ход.

Он навел прицел чуть выше гусениц – приблизительно в борт корпуса – и выстрелил. В топливный бак или боеукладку он попал, Павел так и не понял, но танк взорвался. С него слетела башня, а корпус разворотило, как консервную банку.

Павел показал Сергею два растопыренных пальца.

– Два танка мы подбили! – прокричал он.

Сергей улыбнулся, показывая железные коронки. Только рано они радовались.

По самоходке раздался удар настолько сильный, что Сергей, который стоял, полусогнувшись в боевой рубке, упал. Падая, он попытался схватиться за казенник и все равно приложился головой и плечом о железо. Двигатель заглох. В наступившей тишине Сергей неожиданно громко закричал:

– Да как танкисты в них сидят? У меня все тело в синяках!

Павел же не отрывался от смотровых щелей. Самоходка справа вела артиллерийскую дуэль с T-IV, довольно ловко и умело маневрирующим на поле боя. Видно, механик на «немце» был опытный, тертый калач.

Еще один танк стоял неподвижно, но ствол его смотрел на самоходку Павла. «Сейчас выстрелит, добить хочет», – мелькнуло в его голове.

– Быстро из машины! – скомандовал он и через открытый люк вывалился на моторное отделение, а с него – на землю. Сергей замешкался, и в это время «немец» влепил в самоходку еще один снаряд. Из открытых люков машины сразу повалил дым, как из паровозной трубы.

Павел вскочил и побежал в сторону. Огонь быстро доберется до боеукладки, и рванет так, что мало не покажется.

Так и случилось. Сначала прозвучал небольшой взрыв, и из люков выплеснулось пламя. «Гранаты в подсумке взорвались», – сразу определил Павел. А через мгновение сдетонировали снаряды.

Горячей взрывной волной Павла отбросило в сторону, проволокло по земле. От обмундирования остались только лохмотья.

Он присел, осмотрел себя. Царапин и ссадин полно, но кровоточащих ран не видно, и боли нет.

Бросил взор на самоходку. Боевую рубку разворотило по сварным швам, пушку с маской вырвало из крепления, и она валялась впереди самоходки.

Павел встал. Его слегка пошатывало.

К нему подбежал самоходчик в комбинезоне и шлемофоне:

– Жив?

– Живой.

– Что-то я лица твоего не помню. Ты из какой батареи?

– Я не ваш. Я из агитационного взвода. Нашу машину «ишаками» накрыло, успели выбраться. А ваш экипаж под мины попал, всех наповал. Тут немцы в атаку пошли, вот я и залез в самоходку.

– Лучше не ври, парень! А кто же стрелял из пушки и вел машину?

– Да я же! Я танкистом был, на «тридцатьчетверках» воевал.

– Понятно, – протянул самоходчик и тут же недоверчиво спросил: – Один, что ли?

– Нет, со мной еще один боец был. В самоходке остался.

– Я ведь видел, как вас подбили, как ты выбирался. Удивился еще. Мои ребята в комбинезонах, а ты в пехотном обмундировании. Коли танкист, чего ты в этом взводе? Давай к нам! Воевать умеешь: два танка сжег, да каких! «Тигр» – серьезный зверь. Иди к нам, в самоходчики!

Павел повернулся к спецмашине. Она была разорвана в клочья, водитель и радист погибли в кабине. Сергей сгорел в самоходке. Если он в свой взвод не вернется, все подумают, что и он в машине погиб. Но у него нет никаких документов; если он уйдет к самоходчикам и там обман раскроется, командиру батареи несдобровать. Подводить офицеров ему не хотелось.

Офицер принял его размышления за колебания.

– Чего раздумываешь? Много немцев сдалось в плен после твоей передачи? Вот то-то и оно! А у меня экипажей не хватает! Сам видел: были и самоходка, и экипаж, а теперь ребята мертвые лежат, и от самоходки одно горелое железо.

Павел решился:

– У меня судьба сложная, я в плену был.

Офицер немного подумал:

– Вот что. Я всего-навсего командир взвода. Давай поговорим с командиром батареи. Как он решит, так и будет. Только до времени экипажу о своем пленении не говори. Пошли к машине.

Павел и комвзвода пошли к машине. Офицер залез в боевую рубку, а Павел устроился на теплом моторном отсеке.

Самоходка дернулась, развернулась, заехала за холм и остановилась у тел погибшего экипажа. Тела погрузили на моторное отделение.

– Негоже ребят бросать, надо на батарею доставить и похоронить по-человечески.

С другого участка фронта привезли еще один погибший экипаж. Батарея занялась похоронами. Рыли могилы, хоронили, после – ужин в виде поминок. Выпили по сто грамм фронтовых, или, как их называли – «наркомовских». Павел подозревал, что выпили больше. Сам видел, как из фляжек в стаканы наливают. И правильно делают – парни между собой знакомы были. Еще утром разговаривали, и вот – похороны. И хотя на войне к смерти привыкают – она все время рядом ходит, – потеря боевых друзей оставляет на сердце зарубки.

До Павла очередь дошла уже поздно вечером. Экипажи разошлись по землянкам – устали за день, – когда знакомый офицер нашел его.

– Пойдем. Я комбату рассказал о тебе, поговорить надо.

Комбат занимал небольшую деревенскую избу и был уже немного пьян.

– А, про тебя Савелий рассказывал. Садись, выпей с нами за упокой души. Ты же на самоходке воевал?

– Пришлось.

Комбат разлил из фляжки водку в три стакана, и они выпили, не чокаясь.

– Ты кто?

– Был сержантом, командиром танка. Под Прохоровкой воевал, танк подбили. – И Павел в сжатом виде рассказал свою историю.

Офицеры сидели с ошарашенным видом.

– Ну ни хрена себе! Прочитал бы в газете – ни за что бы не поверил. Давай выпьем!

Комбат налил еще. Они выпили, Павел закусил куском хлеба. Боялся – поведет его на голодный желудок, и сочтут его рассказ пьяными бреднями.

– И что, на самом деле лейтенанта присвоили и на «Тигре» воевал? – никак не мог поверить комбат.

– Как на духу. за что и переведен был во взвод агитации и пропаганды переводчиком.

– Скажи что-нибудь по-немецки…

Павел произнес фразу о погоде.

– Машину твою уничтожили фрицы?

– Уничтожили.

– А из команды или экипажа – не знаю, как правильно – кто-нибудь остался в живых?

– Никого.

– Вот. Стало быть, и ты там, в их машине погиб. Правильно, Куракин?

– Вам виднее, товарищ комбат, – дипломатично ответил офицер.

– Ты мне тут дипломатию не разводи. О нем знаем только я и ты. Если что, вместе отвечать придется. А вдруг он шпион немецкий?

Куракин фыркнул:

– На кой черт немцам наша самоходка? У них сильнее есть, тот же «Хетцер» или «Фердинанд».

– Ты мне личный состав не разлагай! – пьяно погрозил пальцем комбат. – Мы отечественным оружием ихние хваленые «Тигры» били и будем бить. Я на наших самоходках еще в Берлин въеду.

Комбат задумался и неожиданно трезвым голосом сказал:

– Куракин, вроде как один из погибших сирота был, в документах адреса ближайших родственников нет.

– Так точно. Сержант Сазонов, командир самоходной установки.

– Могут же у нас однофамильцы служить?

– Так точно, товарищ комбат. Из моего взвода.

– Ты его привел, вот пусть у тебя и служит. Он два танка подбил?

– Так точно, сам видел.

– запиши их на себя. Документы погибшего ему отдай, и чтобы – молчок, никому. Это и к тебе относится, сержант. Утром у старшины получи комбинезон, шлем, а то выглядишь как белая ворона.

– Так еле из самоходки выбраться успел, как она взорвалась. Все обмундирование – в лохмотья.

Комбат по стаканам разлил остатки водки из фляжки.

– Тогда выпьем за новоиспеченного самоходчика! Воюй честно! А коли струсишь или руки перед немцем поднимешь, сам застрелю!

Они выпили, хотя у Павла после этих слов мурашки по спине пробежали. Сдаваться в плен он не собирался, но уж больно грозен был комбат.

Павел и Куракин вышли из избы.

– Похоронку на него писать собирался. Держи! – Куракин достал из планшета документы и протянул их Павлу.

– Сегодня со мной ночевать будешь, завтра соберем сборный экипаж, займете землянку, где…