Их невинная любовница (ЛП) - Шелли Брэдли

прервала и назвала выкидышами, были на первых полосах всех таблоидов в Европе после ее смерти. Глупая. Тори поняла, что была такой глупой, думая, что Оливера можно вылечить, даже на одну ночь.

— Ты не Ясмин, и я, черт возьми, позабочусь о том, чтобы ты не играла в ее игры. Иди сюда, потому что я хочу тебе кое-что сказать.

— Просто уходи, Оливер. Я уеду, чтобы ты не беспокоился о том, что увидишь меня снова. Прибереги свои гадкие слова для следующей дуры, которая думает, что у нее есть к тебе чувства и что ты стоишь того, чтобы рискнуть. — Слезы сильнее потекли по ее щекам. Она чувствовала себя опустошенной, как будто кто-то взял ложку для мороженого, вырезал все счастье и оставил грустную оболочку.

Она уставилась в зеркало. Она хотела быть такой же счастливой и смелой в любви, как ее сестра. Вот и все. Она хотела, чтобы ее обожали, и на мгновение подумала, что нашла что-то особенное. Этим мужчинам нужна была женщина, которая стала бы центром их мира, как Пайпер для своих мужей. Тори поняла, что это не она.

Слишком поздно Тори вспомнила, почему она защищала себя, почему она держалась за свою девственность. Она думала, что это подарок для одного из мужчин, которых она любила. Она не помнила, что подарки можно открыть, найти недостаточными и отвергнуть.

Несколько мгновений он молчал, и она надеялась, что он понял намек и ушел. Она не позвонит и не напишет ему. Если она беременна, то скоро узнает об этом и станет готовиться к жизни как мать-одиночка, потому что Оливер был ядом.

С такой усталостью, какой она никогда раньше не чувствовала, она натянула халат, открыла дверь ванной и заглянула в свою спальню.

Оливер ушел. Его большое, злое, сексуальное присутствие сохранилось, но сам мужчина ушел. Она была одна, слава богу. Она чувствовала себя пустой. Ее квартира казалась пустой. Ее будущее… да, тоже пустое. Она была уничтожена как профессионально, так и лично. Боже, она даже не могла больше плакать. Она сделает это, когда доберется до дворца. Она будет сидеть и обнимать своих племянников и найдет способ изгнать братьев Тарстон-Хьюз из своего сердца.

— Ублюдок, — знакомый голос раздался из гостиной. Каллум. Что он здесь делал?

Раздался приглушенный ответ, за которым последовал грохот.

— Хватит, вы оба, — кричал Рори громко и отчетливо.

Злость взорвалась, как бомба. Эти мужчины всегда ссорились, а теперь использовали ее как предлог. Не то, чтобы они нуждались в нем. Ее тело болело, но это было ничто по сравнению с болью, которую она чувствовала глубоко внутри. Было хорошо отложить и то и другое и дать волю ярости.

Тори намеревалась ясно дать понять, что с ними покончено. Сейчас и навсегда.

***

Ошеломленный, потрясенный, Оливер тащился прочь от двери ее ванной, прежде чем он сделал что-то крайне глупое, например, выбил ее ногой, бросил Тори через плечо и забрал ее с собой домой. Он вел себя плохо. Он взял на себя ответственность за это, как взял бы на себя ответственность за манипулирующую малышку, но он не дал бы ей того, что она просила.

Он нашел брюки и заставил себя надеть их. Что, черт возьми, произошло? Он едва мог уложить в голове тот факт, что она была девственницей. Он должен был что-то заподозрить, когда впервые сунул пальцы внутрь нее и почувствовал особенно тугую хватку ее влагалища. Он задавался вопросом, был ли у ее жениха крошечный пенис. Затем мысль о члене Джеймса Фенуэя внутри Тори вызвала особенно неприятные мысли, которые подтолкнули его к сильному и быстрому проникновению в нее, прежде чем разум возобладал, и он смог уговорить себя не прикасаться к ней. Потребность сделать ее своей переполняла его.

Что ж, теперь она была его. Его и только его. Ни один другой член никогда не наслаждался этой тугой киской. Определенно никакой другой член не оплодотворил ее. О чем, черт возьми, он думал? Он сунул ноги в носки и обыскал комнату в поисках рубашки. Он вообще не думал. Он наслаждался ее сладостью, какой мягкой и податливой она была для него. Он думал о том, как Каллуму нравилось связывать женщин, шлепать их и трахать. Он думал, что Тори будет выглядеть восхитительно, вся обтянутая веревкой, как подарок, ожидая, пока он развернет ее и насладится ею.

Она натянул рубашку и думал, как теперь ему разгрести это дерьмо. Небольшой блеск на полу привлек его внимание.

Ее кольцо. Он наклонился и поднял его.

Бедолага. Где-то в Техасе мужчина ждал свою маленькую девственницу. Мужчина узнает, что мир несправедлив.

Оливер взял ее. Теперь она была его ответственностью. Возможно, он даже женился бы на ней, но, ей-богу, он бы следил за ней, как ястреб. Он не позволил бы ей ни малейшей свободы действий, которую она могла бы использовать против него.

Один светлый момент? У него могут быть дети, о которых он мечтал. Они не сотрут тех, кого убила Ясмин, но, может, эти малыши облегчат боль и вину в его сердце.

Он положил кольцо в карман. Ее помолвка, бывшая, была лишь одним из вопросов, которые им нужно было обсудить после того, как она закончит дуться и выйдет из ванной.

Ты самый большой мудак в мире, Оливер Тарстон-Хьюз. Дуться? Ты лишил ее девственности без малейшей нежности и не дал ей взамен ни грамма удовольствия. Она тебе подчинилась, а ты на нее кричал, обвинял во всех грехах, а потом имеешь наглость говорить, что она дуется. Ты обещал ей доброту, и в ту минуту, когда ты закончил, ты выплюнул на нее всю желчь и яд. Ты ее не заслуживаешь.

Его внутренний голос часто имел слишком большое значение для его благополучия. Он оглянулся на дверь спальни. Он закрыл ее, потому что хотел пространства между ними. Он сказал себе, что это для того, чтобы не сжимать руками ее хорошенькую шею, но это была ложь. Ему нужно, чтобы двери были закрыты, чтобы он не вернулся назад, не упал на колени и не стал просить у нее прощения.

Он не мог этого сделать. Не важно, как плохо он справлялся, он не мог дать ей эту власть.