Доктор Сакс - Джек Керуак

Под конец того дня, почти в сумерках, очень похолодало, я спустился со Змеиного Холма по проселочной дорожке сквозь сосны Банкса в песке неподалеку от закопченного старого угольного лотка сентралвилльской «Угольной компании Би».

4

После ужина я выбрел на песчаный откос и стоял на вершине до темноты — смотрел на угольную хижину ниже, на песок, на Риверсайд-стрит, где ее пересекала песчаная дорога, на шаткую бакалею Вуайе, на старое кладбище на холме (хоумранный центровой в старых играх против «Роузмонтских Тигров» на их собственной площадке), на задворки, все олозоленные и осеннеподобные, греческих братьев Арастопулосов (слабо породненных с Джи-Джеем через родню, которая заправляет колесным буфетом на Восьмой авеню в Нью-Йорке) — Обширные поля к Дракутским Тиграм, дальние сосны, каменностены — Деревья Роузмонта, громадная река за ними — вдали, за Роузмонтом и через реку, Сентралвилль и его темнеющий Змеиный Холм. Я стоял на вершине песчаного откоса, будто король глубоко в думе.

Зажглись огни.

Вдруг я повернулся. Там стоял Доктор Сакс.

«Чего ты хочешь, Доктор Сакс?» — тут же спросил я — не хотелось мне, чтобы тень меня одолела и я отключился.

Он стоял, высокий и длинный, и темный в кустах ночи. Хилые ночные фонари Лоуэлла и ранние звезды 8-часового вечера слали вверх и вниз серую люминесцентную ауру, чтобы та освещала длинное зеленое лицо под саванной широкополой шляпой, отвернутой вниз — «Таращился немыми солноглазами, не так ли, на спад дня в своем козлином городишке — думаешь, старики не наезжены, не видали иных пастырей и другие серые козлиные пирожки на лугу у стены — Ты сегодня книгу не читал, правда ведь, о силе рисования круга на земле ночью — ты просто так стоял ввечеру с раззявленным ртом и кулачил свой кусок кишок —»

«Не все время!»

«Ах», — изрек Доктор Сакс, потирая посохом челюсть, и покровный посох его выскочил из черных пьедестальных основ в его животной тьме — он осклабился — «вот ты возражаешь —» (отворачиваясь, вдруг самодовольно ухмыльнуться самому себе в ладонь своей черной перчатки) — «Смотри, я знаю, что еще ты видел детишек этого семейства Фармье, которые бегали вверх-вниз по бревну у затопленного края реки, и похвалил себя за остроту глаза, и подумал было скосить их своей дальнобойной косой, не так ли!»

«Так точно, сэр!» — рявкнул я.

«Вот то-то же —» — И он вынул маску У. К. Филдза со шляпой Дэвида Копперфилда мистера Бухлинза и натянул ее на черную часть, где лицо его было под широ-кошляпой. Я разинул рот, — Едва услышав шорох кустов, я подумал, что это Тень.

5

В тот же миг я понял, что Доктор Сакс мне друг.

«Впервые увидав вас на Песчаном Откосе, я испугался — тем вечером, когда Джин Плуфф играл в Лунного Человека —»

«Джин Плуфф, — сказал Доктор Сакс, — был великий человек — мы должны ему нанести визит. Я много лет следил за Джином, он всегда был у меня среди любимцев. Как призрак ночи, я знакомлюсь со многими и вижу множество людей. Однажды я написал рассказ про одно свое приключение, что побезумнее, но с тех пор я его потерял».

Никто из нас тогда еще не знал Амадея Барокка и что он нашел ту призрачную рукопись.

«Потоп, — сказал Доктор Сакс, — обострил Положение».

Услыхав эти его слова, хоть временами и пытался преодолеть изумление тем, что он держит у лица маску У. К. Филдза, и от этого рассудок мой отнюдь не вихрится, но осаждается в очевидном понимании — я осознал, что именно он хотел сказать про половодье, однако по тем же законам сопоставить одно с другим не мог. «Понимание таинств, — сказал он, — вызовет твое понимание в кленах» — ткнув в воздух.

Он двинулся прочь из кустов с могучим содроганьем, как вдруг остановился и безмолвно замер со мною рядом, такой высокий, худой и длинный, что я не мог разглядеть его лица, если не задирал к нему голову — С вышины донесся его знаменитый погребальный хохот, у меня аж пальцы на ногах зазудели.

ДОКТОР САКС: «Величавые Царицы злых скальных пещер сломируют в слякоти подземелья, капля… все пловцы преисподней тычут и суют костлявые ручки в железные врата Реки Пасти, подземной реки под Змеиным Холмом —»

Я: «Змеиный Холм? Вы не хотите ли сказать — там я был сегодня днем —»

ДОКТОР САКС: «Холм синих баллонов, он самый».

И с этими словами он зашагал прочь и показал, обернувшись. «Попрощайся со своим видом на песчаные холмы того, что зовешь ты своим домом, — мы отправляемся через эти кусты и вниз, на Фиби-авеню».

И трагически он повел меня через кусты. На другом конце, где Джо, я и Храппо провели как-то весь день за беготней и паря по воздуху, пока нас не затошнило и мы не ослабли, приземляясь в горячий песок, как парашютисты, — здесь Доктор Сакс поднял голову, и огромный темный орел ночи низко спорхнул, приветствуя нас яростными глазами Дяди Сэма, свинцуя на нас в серебряной тьме. «То была Птица Тантала — слетел с выше-Андовых высот Принцессы Тьерры-дель-Фуэго[107] — она отправила в его лапе с ороговелыми когтями пакетик трав, я его развернул — он придал синеватый оттенок состоянию моего текущего порошка —»

Я: «Где же все эти оттенки с порошками, сэр?»

ДОКТОР САКС: «В моей боеприпасательной хижине, мадам» (он порочно зажевал комок табака и сунул остальную плитку в свои внутренние чернокарманы на потом).

Я осознал, что мы оба сумасшедши и утратили всякую связь с безответственностью.

Орел пылал в небесах, я видел, что когти его из воды, глаза горели самумами злата, бока сплошь сверкающие серебряные слитки, светящиеся в пламени, сзади у него синие тени, стражники — видеть Орла было как вдруг понять, что весь мир вверх дном, а дно его — из золота. Я знал, что Доктор Сакс на верном пути. Я шел за ним, когда мы на ощупь спускались по мягкому песку откоса и пришли, тихонько притопывая на песке потоньше у края подножья Фиби в галофонарном свете — «Оп», — сказал Доктор Сакс, простирая руки, из коих выпала, меня окутав саваном до самых пят, огромная драпировка, а мы стояли, втаяв в черную статую экстаза. «На Дороге нет Надо? — забыл о них, не так ли — и Нинипов нет, бедный мальчонка — никаких маленьких неистовых Друинов, поросятствующих в пыли, пока не загонят спать, где бурые ужиногни тянутся по тротуару —»

«Нет, сэр».

«Вместе с тем, один из законов Кодекса тьмы таков: никогда не позволяй, чтобы тебя приметили ни по савану, ни самолично, у песков в этой звездной туши есть посланцы».

И прочь скользнул он, осаванный и мягкий, я у него под боком, склонившись, опустив голову, стремглав к следующей тени, я великий ветеран в таком деле, и Сакс уже хорошо это знает, — мы ввергаемся во тьму двора у по-следнедома.

«Наносим визит Джину Плуффу», — сказал он низким погребальным шепотом. Мы перескочили первую ограду, над фиалковыми кустами, и вышли на двор Надо, крадучись и пригнувшись — Ни звука, лишь Парад Шлягеров субботнего вечера по радио, слышен лязг тарелок, и диктора, и фанфары оркестра, и грохот громогласной торжествующей музыки, «Нет-нет, такого у меня им не отнять»[108] шлягер этой недели, и мне грустно оттого, что я вспоминаю свою мертвую Попрыгучку, которая потерялась, а потом нашлась и потом умерла, когда ее посыпали порошком от блох, и я похоронил ее на правом поле своего заднего двора у двери в погреб — на шесть дюймов закопал, она была лишь котенком, маленькие мертвые котята очень бедные.

Музыка раздается из радио Надо, хрипло и отдаленно — Мы с Доктором Саксом беззвучно скользим сквоз тени заднего двора — При следующем прыжке он возлагает руку мне на плечо и говорит: «Не стоит тревожиться — смешай свою грязь со слоновьими цветами, несокрушимый мальчик, — крюк и завиток в изгибе вечности суть живое». Все его заявления бьют меня по башке Войдите, хоть я их и не понимаю. Я знаю, что Доктор Сакс обращается к самому донышку моих мальчишеских проблем, и все их можно решить, если только я постигну его рацеи.

«Сюда заходили чумазолицые путники, приходили серо и кротко ждать у дверей в зал комиссии и консультационную кабинку Замка — всем им дали от ворот поворот».

«Когда вы туда пойдете?»

«Сейчас — ночью, — ответил Доктор Сакс, — и ты можешь быть сегодня со мной, как и с кем угодно где угодно — ради собственной безопасности —» Вдруг на нас во тьме воззрился пылкий глаз, на верхней перекладине забора. Доктор Сакс смахнул его в сторону своим тенистым хлыстосаваном. Я не разглядел, когда Глаз исчез — на миг мне показалось, что он пролетел по небу, а затем я тут же понял, что у меня в глазу вспыхивает соринка, и он опять закрылся.

Далеко впереди, пригнувшись вдоль забора, плыл Доктор Сакс и вел меня дальше.

Мы выходим на задний двор Хэмпширов, я вижу свет в окне Дики, где он рисует смешилки, которые покажет мне в воскресенье дома, когда моя мама готовит карамельный пудинг — Я знаю, что Дики ни за что не увидит своими слабыми глазами ни Сакса, ни меня. «Дрянь», — говорю я, ругая дом, — мы поссорились после случая с плотом — через три дня помиримся, встретившись мрачными и неохотными взглядами на безотзывной тропе в темноте, и обменяемся «Тенями».