Кладбище чужих секретов - Дарья Донцова

я обозлился на Лизу? Девушка намного моложе меня, а ей досталось во сто крат больше бед, чем мне, рафинированному баловню судьбы. На мою долю не выпало и сотой части испытаний юной танцовщицы. Какое право я имею злиться на полунищую девушку, которая не желает садиться кому-то на шею и сама борется со всеми невзгодами?

И тут ожил телефон – со мной захотел поговорить наш клиент Рудольф.

– Как дела? – без долгих предисловий спросил он.

– Работаем, – коротко ответил я.

– Продвинулись вперед? Хочется услышать, что уже выяснили.

– Мы в процессе.

Наученный горьким опытом, я давно принял решение никогда не рассказывать, как идет расследование. Когда я только начал работать самостоятельно, ко мне обратилась дама со вздорным характером. Она требовала отчета каждый вечер. И я, наивный, старательно выкладывал сведения. Закончилось дело плохо – женщина набросилась на свою подругу, посчитав ее виновницей своих бед. А когда сообразила, что сделала на основе моих докладов неверные выводы, свалила всю ответственность на меня. С тех пор у меня правило: вся информация – исключительно по окончании работы. Точка!

– Можно к вам приехать? – продолжил Рудольф. – Случайно узнал кое-что и теперь не понимаю, что делать. Честно говоря, нахожусь в растерянности. Если минут через сорок буду у вас, примете?

– Буду рад встрече, – вежливо ответил я.

Глава тридцатая

– Не знаю, как начать, – пробормотал Рудольф, опускаясь в кресло.

– Что случилось? – осведомился я.

Доктор сцепил пальцы рук в замок.

– Сразу напомню, что мой отец – гениальный врач, и он был очень хорошим мужем. Он прекрасно относился к жене. Он ее в самом деле любил. И вот еще что: на момент знакомства с будущим супругом мама была бедной девушкой во всех смыслах этого слова. Она стояла на нижней ступени социальной лестницы. У нее не было денег, хороших друзей и нормального жилья. Папа для супруги стал Пигмалионом. Он создал эту статую, а она ожила и…

Рудольф потер лоб.

– Трудно говорить, извините, если стану повторяться. И придется выдать не самые хорошие сведения о маме. Но я хочу выяснить, кто ее отравил. Отец… ну… он, естественно, знает о результатах вскрытия… Но он не желал постмортального исследования! Почему?

Вопрос адресовался мне. Я постарался говорить предельно аккуратно, осторожно подбирая слова.

– Вероятно, муж полагал, что ее смерть не криминальная, поэтому не хотел тревожить покойную.

– Возможно, – согласился Рудольф. – Но потом-то стало понятно, что маму отравили. Неужели у любящего супруга нет желания наказать убийцу?

– По-разному случается, – вступил в беседу Борис. – Порой люди по разным причинам не желают, чтобы информация о насильственной смерти начала распространяться. Владимир Федорович – владелец медцентра, ему сплетни не нужны.

– Отлично! – воскликнул Руди. – Давайте спрячем голову в песок, подобно страусу, и сделаем вид, что ничего не случилось!

– Но вы ведь тоже не обратились в полицию, – заметил я, – объяснили нам, что не обрадуетесь официальному расследованию.

– Да, – громко подтвердил младший Деревянкин. – Боюсь травмировать отца, он мне намного ближе матери. Но тут… С одной стороны, следует вам сообщить… А с другой… непростая задача…

– Мы не полицейские, – сказал Боря. – Что бы вы ни рассказали, оно останется в этом кабинете.

Я промолчал, не стал уточнять, что частным детективам запрещено скрывать от правоохранительных органов ставшие им известными факты готовящихся или совершенных преступлений. Если мы выясним, кто отравил Елену Николаевну, то обязаны поставить об этом в известность полицию. Но поступим мы так или нет? И сколько наших коллег не подчиняются в таких случаях закону?

– Вопрос щекотливый, – продолжил Рудольф. – Комбинация лекарств, которая обнаружилась в маминой крови, привела ее к смерти. Кто-то подсыпал смесь ей в еду? Иначе каким образом она отравой «угостилась»? Если принимаем данную версию, то убийца находится в ближайшем окружении. Да, можно, конечно, подумать про походы в ресторан с разными людьми. Ключевое слово тут – «разными». У маман не было одной какой-то закадычной приятельницы и любимой харчевни. Она принимала спонтанное решение о посещении того или иного кафе. Едет по городу и велит водителю: «Тормозни, мне вон тот ресторанчик понравился». И вспомним резко отрицательное отношение маман к медицине и любовь к шаманам, знахарям, разным гуру и предсказателям. Вместо того чтобы спешить к терапевту, а потом с его рецептом в аптеку, мама мчалась к бабке, которая торгует сушеными мышами!

Мужчина тряхнул головой.

– Чем она только не увлекалась! Нельзя исключить, что какая-то ведьма ей смесь лекарств составила, маман ее сама и приняла. Но, не знаю почему, я уверен, что она понятия не имела, что ее убивают!

Рудольф опустил голову.

– Отношения с маман у нас были сложные. В детстве я ее боялся так, что даже заикаться начал. Почему? Уже говорил, настроение у нее менялось, как погода на каком-нибудь острове в море. Подул южный ветер – жители радуются, что тепло и сухо. Раз! – и северный налетел, холодно! Не успели в куртку влезть – здрассти! Восточный разбушевался, прогнал он северный ветерок, зато прибил к острову тучу, теперь дождь льет! И все это за один день. Вот и маман такая была, от улыбки до припадка адского гнева разгон меньше минуты. Вышел я завтракать, она мне улыбается. Взял я чашку – получил подзатыльник, напиток выплеснулся на стол. Крик: «В кого только дураком уродился! Разлил какао! Вон отсюда!» Так она меня сама по голове ударила, у меня рука дрогнула, поэтому и скатерть испачкалась! По какой причине моей черепушке досталось? Нет ответа. Я вежливо поздоровался, сел… и получил. Лет до десяти при виде маман меня трясти начинало. Потом понял, как следует общаться с ней, выработал тактику.

Рудольф тихо кашлянул.

– Простите, я совершенно здоров, это на нервной почве… Мама не только ко мне так относилась, но и к остальным членам семьи тоже. С посторонними она тоже не особо церемонилась, но хоть в каких-то рамках себя держала. А с родными был просто беспредел. И мать была далека от меня. Мне грех жаловаться, я всегда был сыт, хорошо одет, у меня прекрасный отец, я не страдал от голода и холода. Хорошо бы всем жить, как я. Но в последний год прямо Армагеддон был у нас… Ладно, достаточно я ходил вокруг да около, повторил то, что вам уже известно. Короче! Отец завел любовницу! Понимаете?

Я молча кивнул.

– Его нельзя осуждать, – быстро продолжил Руди. – Отец долго терпел. Но сколько можно-то? Понятно, что он мне ничего не рассказывал. Я случайно узнал. Поехал в центр профессора Роковотинского Альберта Орестовича, он меня приглашает для консультации пациентов. Застрял в пробке, захотел в туалет. Смотрю, прямо по курсу кафе, сетевая бургерная. Я такой едой не балуюсь, но знаю, что в этих харчевнях, несмотря на большой поток посетителей, чистые санузлы. Зашел в зал. Народу тьма! Иду в сортир – и вижу!

Рудольф поморщился.

– Прямо как в дурном кино с глупым сценарием! Кто за столиком? Отец! В пятисортной забегаловке! Да он не во всякий дорогой ресторан зайдет! И нате! Сидит не один, с ним баба, которую я сразу узнал. Лукерья Виллер! Она в нашем центре работала. Амбициозная особа. Прошла путь до старшей медсестры. Но следует признать, умная, хваткая, работала безупречно. Потом вдруг уволилась! Меня девушка никогда не интересовала, мы общались исключительно по работе. Спустя время мне сказали, что Лукерья получила диплом врача. Я за