Сталкерша (СИ) - Бэнкс Натали

***

Сминаю в кулаке салфетку и швыряю ее на землю. С меня хватит! Тело подбрасывает в воздух как на пружинах. Хватаю ее за руку и тащу прочь от веселой компании, которая смеется, пьет и отрывается на полную катушку. Она упирается, а эти падальщики, мои так называемые друзья, притихли и пялятся на нас в предвкушении очередной позорной сцены. Он тоже смотрит ─ чей-то знакомый, имени которого я не знаю, и тот с кем она флиртовала так нагло, что этого только слепой не заметил бы.

─ Марк, что на тебя опять нашло? ─ зло шипит она, завязая голыми ступнями в песке и пытаясь вывернуть запястье из моих сведенных судорогой пальцев.

Не обращая внимания ни на её крики, ни на компанию, которая осталась позади, тащу невесту к воде. Мне до смерти надоело чувствовать себя вечным рогоносцем на минималках. Еще и месяца не прошло с того дня, когда я застал ее целующейся с моим концертмейстером. Тогда я не только проиграл конкурс, но и решил положить всему этому конец. Мы расстались…но ненадолго. Она пришла ко мне со слезами и примирительными поцелуями с ярким привкусом вины, которые жгли и ласкали тело, и я вновь сдался. Простил в очередной раз. Каждое такое прощение вело меня к пропасти, а её ─ к могиле.

И вот моя девушка вновь переглядывается с другим, мило ему улыбается и делает комплименты стальному прессу, который он демонстрирует всем подряд.

─ Ты опять делаешь из меня идиота, ─ ору я, чувствуя, как голова загорается, а в глазах пачками лопаются капилляры.

─ Ты чертов параноик, ─ отвечает она не менее громко и яростно и рывком выдергивает из моих пальцев запястье, на котором теперь горят пунцовые следы.

─ Я все вижу! ─ кричу я, но уже почти беспомощно. Чувствую себя ребенком, который может только реветь от несправедливости, но исправить что-то бессилен.

Она всегда переворачивает все так, словно её флирт и мелкие измены ─ это моя вина, либо пытается внушить, что я все надумал.

─ Видишь, да? ─ шипит мне в лицо токсично и саркастично. Голубые глаза сверкнули презрением, а губы тронула презрительная усмешка. ─ А может, дело в тебе? Может, дело в том, что мне с тобой скучно? Я сыта по горло твоими партитурами и занудством. Ты сам не отрываешься и меня утягиваешь в свое болото!

Разворачивается, провернувшись на босых пятках и, брызжа песком, быстро идет к накрытым поодаль от воды столам. Хватаю ее за руку и с силой дергаю, развернув лицом к себе.

─ Что, еще захотел? ─ рвано выкрикивает она, задыхаясь от зашкаливающего сердцебиения. ─ Так будет тебе еще, Марик! В койке ты ни о чем! Илья лучше.

Про Илью, моего лучшего друга, она сказала совсем тихо, но мне показалось, что прокричала на весь мир. Песок под ногами ─ раскаленная лава, а воздух такой густой от гнева, что мне теперь нечем дышать.

Вместо того чтобы застыть, ошарашенным новостью о внезапно открывшемся предательстве, или просто уйти, как и должен поступить любой настоящий мужик, выдаю реакцию, которую и сам от себя не ожидал. Взвожу руку и отвешиваю ей звонкую оплеуху. Это мой первый в жизни удар, если не считать детских потасовок, и предназначается он девушке, которую я безумно люблю.

─ Прости, ─ бормочу я, выпустив её руку из пальцев.

Окатывает меня полным ненависти взглядом и, зажав пылающую щеку, несется к реке, которая сегодня бесится, как и моя душа, что нашпигована иголками, как какая-нибудь кукла Вуду. Я стою на берегу, словно завязший в зыбучем песке, и наблюдаю, как ее тело пожирают бьющие белыми пенными гребнями волны. Что-то внутри плачет и скребется, умоляя броситься за ней и спасти, но я слишком зол и разочарован, а потому просто смотрю, как она рвется к оранжевым буйкам, что дрожат на серой воде. Я точно знаю, что она до них не дотянет, и просто слежу за головой, которая мелькает над волнами. Каждую секунду обещаю себе, что сейчас отомру и кинусь за ней, но меня отмораживает, только когда глаза теряют ориентир в виде ярко-малиновой макушки…

Момент, когда волны утянули ее за собой, я не забуду никогда. Внутри что-то оглушительно дзынькнуло и порвалось. Я рухнул на песок и впал в забытье, темное, холодное, раскинувшее свои жалящие щупальца сквозь время и пространство.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Дни слились в один бесформенный комок. Родные заставляли меня есть, принимать душ и изредка даже вытаскивали на улицу. Все же остальное время я проводил во сне. То был анабиоз, в котором мне было хорошо, если не считать одного момента: пальцы дико болели и пульсировали. Я не то чтобы не мог играть, а готов был их отрезать. Собственно, однажды сестра и застала меня за попытками отрубить безымянный палец обычным кухонным ножом. Я вопил и плакал, пока отец держал меня окровавленного и обезумевшего, а сестра звонила в скорую психиатрическую помощь.

Они всё надеялись, что я смогу снова сесть за инструмент, если подлечусь, и вместо того, чтобы просто упечь несчастного безумца в знаменитый на весь город «красный дом», отец устроил меня в лучшую психушку Златоглавой. Так я попал в место, в народе прозванное «Канатчиковой дачей». Там я уже не предпринимал попыток навредить собственным рукам. Впрочем, это неудивительно ─ меня держали на таких дозах лекарств, что я только и мог, что пускать слюни и смотреть в одну точку. А потом настал день чуда.

Меня вели по коридору ─ точнее, тащили в душевую, потому что мыли и кормили все так же принудительно. Я увидел её, и моя затуманенная, истерзанная психика приписала девушку к ангелам. Темноволосый ангел с огромными голубыми глазами, в которых я увидел отражение собственных страданий. Что-то было в ней такое родное и привычное. В тот момент я понял, что прошел весь этот путь, финалом которого стала психушка, не просто так. Я должен был сделать все возможное, чтобы освободить ее, ведь девушка страдала в этих стенах так же как и я.

Я почувствовал себя новорожденным. В больном разуме что-то замкнуло, щелкнуло, взорвалось и встало на место. Я убедил их всех в своей полной дееспособности. Окружающим я стал казаться даже еще более нормальным, чем был, вот только игру на инструменте эмитировать не мог, но родным было не до этого ─ они были счастливы, что я вернулся.

Когда мне удалось вырваться из мягких стен, я принялся искать ее, но Маша, так звали моего ангела, затерялась в огромном муравейнике, кишащем потерянными душами. Единственное, к чему я мог прикоснуться, ─ это отзвуки её прошлого: то была история аморального и безумного поступка, которую полоскали на всех новостных говносайтах. Такому обычно ужасаются, но меня восхитила её способность любить наотмашь, страстно и беззаветно. Я решил занять его место, чего бы мне это ни стоило.

Глава 16. Эта жизнь. 16.3

─ Ты все знал и не сказал, ─ бормочу я, медленно и болезненно приходя к осознанию того, что все это время Марк строил отношения с убийцей и был в них счастлив. Или, по крайней мере, казался таким.

─ Я думал, что будет лучше, если ты сама мне расскажешь, но ты все тянула, а я больше не мог смотреть, как ты себя мучишь каждый день и все рвешься травиться таблетками.

─ А поезд? ─ загорается в моей голове внезапная догадка.

─ Что поезд? ─ смотрит на меня непонимающе.

─ Как ты это подстроил? ─ спрашиваю я, не понимая, кем надо быть, чтобы организовать «случайную» встречу в купе и так правдоподобно все отыграть.

─ Я ничего не подстраивал, ─ пожимает Марик плечами, и по его прямому, открытому взгляду я понимаю, что он не врет. ─ Само все произошло. Ты даже не представляешь, как я обалдел, когда увидел тебя в купе. Ты меня не узнала, и я решил, что лучше начать знакомство с чистого листа, не упоминая встречу в лечебнице. А потом у нас все случилось… Ты назвала меня в ту ночь его именем и сбежала.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Я плохо помню тот наш первый раз в поезде. Но раньше я этого не осознавала. Мне казалось, что тогда мой разум в кои-то веки не блуждал, и я видела реальность без искажений. В действительности же мои воспоминания о нас тогда ─ это картинки, которые пытаешься разглядеть сквозь очень грязное стекло. Сейчас я четко понимаю, что ту ночь я провела с Димой, а Марк стерпел нахождение на чужом месте и часто вспоминал нашу близость в поезде как нечто особенное. Если бы он не был таким же психом, как я, то попытался бы забыть ту ночь как страшный сон.