От олигархии к демократии. Книга I. Монопольное государство - Виталий Глухов

Конечно, правительство понимает, что довольно трудно заставить народ согласиться на предложенную концепцию, но им согласие и не требуется, им бунта не хотелось бы. Именно по этому значительное место в концепции, как и в старые времена, уделено обещаниям и перспективам. Нам снова предлагают урезать свои потребности, затянуть пояса и больше работать сегодня, чтобы завтра можно было жить в раю, под названием регулируемая рыночная экономика.

Но не лучше ли добиваться человеческих условий жизни в настоящем, чем все время жить в нищете, с призрачной надеждой на неопределенное будущее.

Спасительны ли рецепты Николая Шмелева

Современные мелкобуржуазные экономисты, в вопросах дальнейшей экономической политики, раскололись на два основных лагеря. В одном лагере собрались те, кто выступает за развитие рынка (за эталон берется рынок, существующий в развитых европейских странах, где производство ведется на основе частных капиталов), за здоровые товарно-денежные отношения, именно так и заявляют – за здоровые товарно-денежные отношения, за торговлю ценными бумагами, то есть за все то, что существует в странах с развитыми частнокапиталистическими отношениями. Нельзя сказать, что в данном лагере наблюдается полное единство, хотя все они желают жить так, как живут во Франции или в Англии, ну, на худой конец, как в Чехии, а пока живут в России. По правде сказать, возникающие разногласия не являются антагонистическими и вращаются вокруг предоставления больших или меньших свобод частному капиталу.

В другом лагере собрались те, кто предлагает сохранить государственную монополию на средства производства, а кризис преодолевать путем мелких реформ, в основном ведущих к повышению степени эксплуатации наемных работников.

При всей видимости противостояния этих двух течений, у них очень много общего. Во-первых, ни в первом лагере, ни во втором, никто себя не утруждает анализом существующей системы экономических отношений, никто не пытается понять – а что же мы имеем? Во-вторых, в обоих лагерях собрались смелые люди, так как предлагают различные способы лечения страны, не поставив диагноз. А в-третьих, они все учились у одних профессоров, защищали свои кандидатские и докторские на одни и тех же кафедрах, и даже большинство из них состояли в одной партии. Все они являются представителями советской экономической школы, хотя здесь слово экономической даже не уместно, а больше подходит идеологической школы в области экономики, которая выхолостила всякую мысль и утверждала лишь одно – начальник всегда прав. А то, что он утверждают сейчас – просто игра, и чем она закончится, их мало волнует.

Одним из самых активных представителей первого лагеря, ниспровергающий с вершин своих оппонентов, является Николай Шмелев. Его публикации отличаются афористичностью и смешением противоположных понятий. Видимо голову Николая Шмелева обуревает такое огромное количество различных идей, что он затрудняется последовательно их изложить.

В своей статье, вышедшей в журнале «Новый мир» за июль 1987 года, Шмелев задался целью загадывать загадки, ответы на которые не знает и сам автор. Пытаясь проанализировать современное экономическое состояние нашей экономической системы, автор определил два основных недостатка: монополию производителя в условиях дефицита и не заинтересованность в научно-техническом прогрессе. Но вот почему имеется монополия производителя и что это такое, а тем более при дефиците? Почему предприятия не заинтересованы в научно-техническом прогрессе? Это, похоже, не ясно и самому Шмелеву. А мне не ясно одно – зачем автор поднимет вопросы, ответы на которые он не знает? Причины экономического отставания автор статьи увидел в том, что у нас переломлены экономические законы и подавлены складывающиеся веками, отвечающие природе человека, стимулы к труду. Кто? Зачем? Почему законы переломлены? Почему и кем подавлены стимулы к труду? Об этом читатель должен догадываться сам.

Н. Шмелев далек от понимания того, что общество всегда развивается по законам присущим определенному уровню развития его производительных сил, определенному способу производства. Отдельный человек, как и все общество, может действовать согласно закону или отступать от него, хотя и эти отступления так же закономерны, но если индивидуум или общество попытается переломать объективные законы, то скорее переломает себе хребет. Попробовал бы автор, в своей практической жизни, хотя бы один день проигнорировать закон притяжения. Тогда бы он наверняка убедился, что можно не знать закон, но игнорирование его быстро приведет к печальному концу.

Если законы существования общества в условиях монопольного капитала отличаются от законов существующих при частных капиталах или монополистических, то это совсем не значит, что общество существует вопреки законам. Но «величайшее» открытие ХХ века, которое поставит автора в один ряд с великими, и, несомненно, сделает переворот в экономической мысли, а тем самым «поможет» нам вырваться из затяжного кризиса, заключается в том, что оказались подавлены, складывающиеся веками, отвечающие природе человека стимулы к труду. Сделав данное заявление, Н. Шмелев, к сожалению, не посчитал нужным доказать его, не посчитал необходимым разъяснить читателям, какие стимулы к труду складывались веками и почему вдруг они оказались подавленными. Попытаемся сами отгадать эту загадку. Если Н. Шмелев подразумевает, что человек всегда действует согласно инстинкту самосохранения, то здесь не учитывается главное, что он действует в конкретных условиях, которые не только определяют форму его деятельности, но и формируют стимул к труду. «Лишь конкретное, – еще Г. В. Ф. Гегель отмечал, – есть действительное…». При определенном способе производства, который определяется формой соединения средств производства с живым трудом, вырабатываются и отвечающие ему стимулы к труду. Для раба – это кнут, для крестьянина – власть помещика или феодала, для наемного рабочего – стремление иметь средства к существованию. При этом существовали и другие классы, у которых стимулом их деятельности была страсть к обогащению, к власти, к наслаждениям, за счет ограбления тех, кто производил материальные ценности. А для некоторых продажных идеологов стимулом к их деятельности является желание угодить начальству. Уж этот стимул точно вырабатывался веками.

В реальной действительности стимулы к труду не вырабатываются веками, а изменяю вместе с изменением способа производства, с изменением общественных отношений, с изменением и природы человека. Нельзя согласиться даже с тем, что физическая природа человека остается неизменной. Изменяется способ производства, изменяются технологии производства, изменяются продукты производства, изменяется среда обитания человека, изменяются потребности человека и способы их удовлетворения, а соответственно изменяется физическая конституция человека и его духовный мир. Трудно понять, что подразумевает автор «великих переворотов» под неизменной природой человека.

В своей публицистике Н. Шмелев касается не только вопросов экономики, но и вторгается, подобно метеориту, в область других наук. В своей статье «Либо сила, либо рубль», Н. Шмелев делает переворот в философии, заявив, что законы природы и законы экономики – это одно и тоже. Да. Можно согласиться, что как в природе, так и в обществе существуют законы, но законы природы и законы экономической жизни общества это далеко не одно и тоже. Даже «положа руку на сердце» невозможно согласиться с этим утверждением автора. Как только люди стали производить необходимые для жизни продукты и орудия труда, а не просто брать то, что им предоставлялось природой, так сразу начали складываться общественные отношения, изменяющиеся не по законам природы, а по законам человеческого общества. Если же автор подразумевал законы диалектической логики, то они имеют отношение к экономике только самое общее, и в данной ситуации ничего не проясняют.

После «глубокого и всестороннего» анализа нашего общества, прежде чем предложить свои утопические рецепты по спасению всего общества, автор убеждает читателя, что готовых рецептов у нас нет, и высказывает по этому поводу глубокое сожаление. Как жаль, что ни Маркс, ни Энгельс не разработали для Шмелева рецептов на все случаи жизни. А ему так хотелось бы иметь готовую схему, исходя из которой, можно действовать, не обременяя свою голову составлением различных рецептов. Но классики научного коммунизма тем и отличались от утопистов, что не разрабатывали различных утопий, а вскрывали существующие законы общественного развития, и лишь, в общем, показали к какому результату придет общество, действуя в рамках этих законов. «„Борец“» же с догматизмом Н. Шмелев желает иметь в своем арсенале еще одну догму, для того, чтобы пускаться в абстрактные рассуждения.