Прыжок ягуара - Наталья Солнцева

Савельев водил сухогрузы по всему миру, а теперь остался не у дел. Кряжистый, среднего роста, еще в соку, он производил впечатление разочарованного человека, который махнул рукой на свою жизнь. А ведь мог бы найти новую работу. Возраст позволяет, и здоровье у капитана, судя по внешности, крепкое.

– Чай будешь, журналист? – спросил он, перейдя на «ты». – Идем в кухню.

Лавров молча шагал за хозяином по вытертой ковровой дорожке. Не похоже было, что в квартире живет женщина. Типичная мужская берлога. Но в кухне все надраено до блеска, нигде ни пылинки. Чувствуется морская закалка.

– Садись за стол. Ну, что тебя ко мне привело? Хочешь написать о сомалийских пиратах? Мне с ними встречаться не довелось. Бог миловал! В плену не бывал, в закордонных тюрьмах тоже.

– Вообще-то, я по другому вопросу…

Савельев неторопливо поставил на плиту чайник, достал заварку, подготовил чашки и сел напротив незваного гостя.

– Позвольте выразить свои соболезнования… – смутился под его взглядом «журналист».

– Ты о чем?

– О вашей дочери, Камилле Савельевой. Она…

– Я знаю, – перебил бывший моряк. – Мне позвонили из полиции, что она умерла. Потом допрос устроили. Оказывается, Камиллу убили. Надо организовать похороны. Разумеется, я все сделаю. Тело выдадут только завтра. Там какие-то формальности, проволочки. Удивляешься моему равнодушию?

– Признаться, да, – опешил Лавров. Он ожидал чего угодно, но не этого полного спокойствия.

– Мы с дочерью не поддерживали отношений. Не встречались, не созванивались. Я ушел из семьи очень давно, и с тех пор не виделся ни с бывшей женой, ни с ребенком. Я сознательно закрыл эту страницу своей жизни. Осуждаешь?

– Да нет…

– В жизни всегда приходится выбирать. Я выбрал море! С тех пор прошло много лет, мы с Камиллой – чужие люди. Я даже не узнал бы ее при встрече. А она меня. Не возьму в толк: тебе-то что до этого, журналист? Хочешь написать об отце, который забыл свою дочь? Состряпать душещипательную статейку для домохозяек?

– Не совсем. Мне необходимо выяснить, из-за чего погибла молодая девушка, что сыграло роковую роль в ее судьбе.

– Тут я тебе не помощник, – отрезал Савельев. – Что сыграло, то сыграло. Мы с тобой ничего уж не изменим.

Он внимательно изучал гостя, приглядывался, взвешивал каждое слово. Видно, не привык болтать с посторонними на личные темы. Но если сразу не выгнал, согласился на разговор, значит… больно тоскливо одному.

Закипела вода в чайнике, и бывший моряк принялся заваривать чай.

– Вы больше не женились? – спросил Лавров, наблюдая за его размеренными движениями.

– Мне хватило одного раза, – не оборачиваясь, бросил Савельев. – Ты сам-то женат?

– Пока нет.

– Значит, мы понимаем друг друга.

– Надеюсь. Я к вам через всю Москву ехал за интересным материалом. Неужто откажете?

– Нечего мне сказать, мил человек. А то бы непременно подсобил. Тебя интересует, кто Камиллу убил? Это мне неизвестно. Идет следствие, но вряд ли убийцу найдут и посадят. Верно?

– Ну…

– Вот и я так думаю.

– После смерти Камиллы вы, как ее родной отец, получите приличное наследство.

– Вон к чему ты клонишь, – угрюмо протянул капитан. – Я о наследстве не помышлял. Но раз по закону оно мне достанется, я отказываться не буду.

– Выходит, вам прямая выгода.

Савельев выронил чайную ложку, и она громко звякнула о блюдце. Спина капитана выпрямилась и напряглась. Он медленно повернулся с кривой усмешкой на губах.

– Ты меня подозреваешь, журналист? Ох-хо-хо!.. Вы со следователем будто под одну дудку пляшете. Может, это он тебя подослал?

– Я сам по себе.

– В ночь, когда убили Камиллу, у меня аврал случился. Труба в ванной прохудилась, я соседей внизу залил. Бригаду аварийную вызывали, до утра в мыле бегали. Трубу меняли, ущерб подсчитывали. Я виноват, что с ремонтом тянул. Лень меня одолела. Веришь? Ничего не хочется. Была бы жена, заставила бы засучить рукава. А так я вольный бездельник. Плохо это или хорошо, голову не ломаю. Живу, как живется.

– Значит, у вас алиби! – подытожил Лавров, который и так знал, что Савельев дочь не убивал.

– Не мог я дочку убить. Я запретил себе о ней думать. То же и следователю сказал. Он мои показания насчет трубы проверил, соседи все подтвердили. Сходи и ты к ним, убедись, что я не злодей бездушный. Я на женщину сроду руки не поднимал, тем более на родную кровь.

– Можно полюбопытствовать, почему вы развелись с женой? Не сошлись характерами? Или она ревновала вас к морю? Требовала бросить любимую работу?

Савельев молча разлил чай в чашки, поставил на стол и сел напротив гостя с оскорбленным видом. Желание оправдаться пересилило досаду, вызванную назойливостью «журналиста».

– Пей, мил человек. И слушай. Если честно, свою первую и единственную жену Анну я любил всем сердцем. Но бывают обстоятельства непреодолимой силы. Слыхал такое выражение? Мы с Анной были молоды, хороши собой… особенно она. Настоящая красавица. Еще в период ухаживания у нее случались приступы меланхолии. Я по наивности был очарован этой ее романтической печалью. На нее вдруг накатывала какая-то беспочвенная тоска, грусть, для которой не было причины. А я человек другого склада, понимаешь? Ну не мог я сидеть у ее ног, постоянно утешать, развлекать, рассеивать ее уныние. То, что мне сначала нравилось в Анне, потом стало раздражать. Я старался поменьше бывать дома… словом, не сложилось у нас. Когда жена забеременела, ее меланхолия усилилась. Я думал, рождение ребенка ее встряхнет, заставит как-то оживиться. Не тут-то было. У меня лопнуло терпение. Каюсь, я бросил жену с маленькой дочерью и даже не навещал их. Деньги высылал регулярно, но видеться не хотел. Зачем друг другу душу бередить? Разошлись, как в море корабли… и баста.

– А где вы поселились после женитьбы? Снимали квартиру?

– Зачем? Анна – коренная москвичка. Ее мать рано умерла, а отец был в добром здравии. Мы все втроем и проживали на его жилплощади. Когда развелись, я переехал к другу, потом ушел в рейс. Возвращаться в Москву повода не было. Жил, как перекати-поле, где придется. Лет через десять тетка написала мне письмо, звала к себе, жаловалась, что еле ходит, нуждается в помощи. Я ей деньжат подбрасывал, сиделку нанял, чтобы она за ней присматривала до самой кончины. За свою заботу получил вот эти хоромы, – он повел в воздухе руками. – Теперь хоть есть где голову преклонить.

Он рассуждал, как старик, хотя выглядел крепким и моложавым. Словно жизнь его кончилась. Остался один, бобыль бобылем. Если о чем и жалеет, то о морских путешествиях. Вероятно, много стран повидал, разной экзотики насмотрелся. Что ему Москва? Тишь да скука.

– Какие ваши годы, – улыбнулся Лавров.

– Везет мне на наследство, – тяжело вздохнул Савельев. – Тетку похоронил. Что Анна умерла, узнал от следователя. Не думал, что дочку переживу… да так, видно, судьбе угодно.

– И что, ни разу сердце не дрогнуло? Не захотелось обнять Камиллу, посмотреть, какая она стала? Все же родная душа.

– Мне про ее душу ничего не ведомо, – насупился бывший моряк. – Чужие мы с ней. И с Анной были чужие. Может, я вообще в мужья не гожусь! Не всем же быть отцами семейства. Вот ты, например, тоже жениться не торопишься.

– Вы правы.

– Ты пей чай, небось, остыл уже. Лимон клади. Заболтались мы с тобой, как две сплетницы.

Сыщик из вежливости опустил в чашку ломтик лимона и сделал пару глотков остывшего чая. Кашлянул. На языке у него крутился вопрос про ожерелье из зеленых камешков, но вместо этого брякнул:

– Неужели вы так и не встретили подходящую женщину? Ни одна вам не приглянулась?

– Были у меня женщины, – признался капитан. – Хорошие и не очень. Но жениться я зарекся. Сам как-нибудь проживу.

– Анна вам охоту отбила?

– А хоть бы и так! Тебе-то что, журналист?

– Интересно. Не каждый день встретишь убежденного однолюба. Видать, вы свою жену так и не сумели забыть. Я угадал?

Савельев побагровел, сжал челюсти и ослабил ворот синего джемпера. Ему не хватало воздуха.

– Ты… ты… полегче… Что ты понимаешь в жизни?.. Я… я бы Анну никогда не бросил… если бы…

– …не ее болезнь? – подхватил Лавров.

– Душевные недуги заразны, – выдавил капитан. – Я сам… чуть умом не тронулся…

– В каком смысле?

– В прямом, мил человек. Мне черт знает что стало мерещиться. То будто дышит кто-то рядом… то клыки скалит…

– Какие клыки?

– Зря я тебе все это говорю, – рассердился Савельев. – Ей-богу, зря! Разве ты поймешь? Я бы сам в жизни не поверил. Но тогда… у меня волосы на голове шевелились, и все тело деревенело. Я ведь трусом никогда не был… возненавидел себя за собственный страх! А поделать ничего не мог. У меня развилась мания преследования. Появилось ощущение, будто кто-то крадется сзади… сопит… Я даже запах чувствовал! Шерсти и пота…

– И вы решили, что это связано с вашей женой? Что вы заразились от нее безумием?