Львы и Драконы - Виктор Исьемини

Потолковав с постояльцами, Дартих возвратился за стол (сегодня он усадил узника рядом с собой) и объявил:

— День будешь отдыхать. Отоспись, как следует, потому что дальше пойдем с купцами. Там, если устал или ногу стер, никто ждать не станет, бросят нас и уйдут.

— Нас? А ты меня, значит, не бросишь.

— Своих не бросаем, — отрезал коротышка. Потом хмуро добавил. — Живых.

Воспользовавшись советом, пленник проспал большую часть дня, а Дартих озаботился покупкой теплых плащей — себе и спутнику. Одежка ношенная. С обтерханными краями, зато теплая.

В путь выступили до рассвета. Два десятка повозок выехали из Дегера и покатили по дороге. Было зябко, с гор, синеющих у горизонта, тянуло холодом… Возницы кутались в плащи, зевали, чесались. Несколько пешеходов (Дартих с юным невольником в их числе), пристроившихся с караваном, тоже кутались, зевали, чесались. Взошло солнце, сразу потеплело… В течение дня кое-кто из возниц распрощался со спутниками и свернул в сторону, взамен к каравану присоединились новые попутчики. Места здесь были довольно глухие, поселения попадались нечасто, и путешествие протекало спокойно. На ночлег остановились у лесной опушки. Распрягли лошадок, собрались у костра… Завязалась неспешная беседа… Говорили в основном о дороге — что, мол, вряд ли в этих необжитых краях водятся разбойники, что Гилфинг милостив, что проскочили… Под монотонное бормотание юный невольник задремал.

Проснулся он от толчка в бок — и тут же вскочил. Ржали испуганные лошади, метались люди, почти невидимые в темноте — выли, визжали, рычали. Попутчики, сидевшие рядом у костра, разбежались, и теперь не возможно было понять, кто из темных силуэтов возчик, а кто — разбойник. Один выскочил к костру, здоровенный детина. Заросшее буйной бородищей лицо перекошено, ревет, дубиной размахивает. Юноша увернулся — дубина обрушилась в костер, расшвыривая горящие ветви…

Парень бросился в одну сторону, в другую, запутался в цепях, упал… Дартиха было не видать, и узник даже не успел сообразить, хорошо это или плохо — просто вскочил да пустился наутек, прочь от огней и завывающих темных силуэтов… Бородач с дубиной погнался следом, хрипло дыша, оглушительно топая и треща кустами, когда врезался в них, не разбирая дороги. Невольник, более легкий на ногу, может, и сумел бы удрать, но мешали цепи, цеплялись за сучья и рвали назад. Наконец юноша не удержал равновесия и снова свалился. Сил, чтобы подняться, у него уже не было, он только и смог, что сесть и прикрыть голову исцарапанными ладонями. Преследователь взрыкнул совсем рядом… что-то хрустнуло, зашипело… и наступила тишина. Вдалеке орали разбойники, и ржали испуганные лошади, а здесь было тихо… только булькало поблизости. Невольник опустил руки. Из-за туч вышла полная луна, сразу стало светло. Дартих разжал левую руку, и бородач, стоявший спиной к коротышке на коленях, тихо сполз на землю, из распоротого горла с бульканьем выплеснулись последние струйки… Хозяин юнца склонился над зарезанным разбойником, вытер нож о его лохмотья и тихо сказал:

— Своих не бросаем.

Глава 16

Над Ванетинией плывет колокольный звон — храмы столицы приветствуют только что объявленного главу церкви. Из кафедрального собора движется пышная процессия — епископы в сопровождении столичных священнослужителей провожают своего избранника в Валлахал, где архиепископа Мунта встретит его императорское величество и попросит благословить. Первое благословение главы Церкви достанется ее любимому сыну. На улицах толпится народ, привлеченные колоколами жители Ванетинии явились поглядеть на верховного пастыря. Каков он из себя, новый архиепископ?

Вот он, шагает во главе клира. Ничем не примечательный мужчина, чуть выше среднего роста, лысоватый, с невыразительным лицом. Еще вчера незначительный иерарх в чиновной пирамиде Церкви, чья епархия к тому же теперь захвачена нелюдями, а ныне — архиепископ, духовный глава людей Мира, и власть его простирается даже дальше, чем власть самого императора. В чем-то его власть уступает светской, но в чем-то и превосходит стократно! Ни для кого, кстати, не секрет, что его величество недвусмысленно высказался в пользу отца Мунта, что и решило исход голосования. Обладает, стало быть, епископ Феллиоста некими достоинствами… столь высокими, что предопределили выбор императора. А это значит, что и всему Миру придется отыскать эти самые достоинства в ничем не примечательном мужчине, чуть выше среднего роста, лысоватом, с невыразительным лицом…

Алекиан во главе блестящей свиты поджидал архиепископа на ступенях Валлахала. Его преосвященство прошествовал вдоль встроенных рядами гвардейцев, сверкающих надраенными доспехами… император сошел навстречу, склонился перед главой Церкви. Тот, бормоча молитву, очертил вокруг головы самодержца святой круг. Когда Алекиан разогнул согбенную спину, толпа наблюдавшая сквозь распахнутые ворота, разразилась рукоплесканиями.

Его величество обернулся и вместе с архиепископом направился во дворец, за ними следовала свита — за Алекианом блестящие придворные, за Мунтом — епископы в темных мантиях эльфийского шелка… Удивительная ткань переливается радужными разводами на складках при каждом движении прелатов. Эльфов всегда удивляло, зачем им заказывают шелк темных тонов? Не красный, синий, зеленый, радующий глаз? Удивлялись, но исправно везли дорогую ткань в Приют, туда, где императорским ордонансом указаны места торговли с нелюдями. Теперь не везут — война.

Первым за архиепископом шагал Фенокс, глава Гонзорской епархии и ныне — канцлер Империи. Алекиан не слишком заботился о том, как сработаются святые отцы, довольно того, что оба обязались хранить верность лично ему, императору… Как бы там ни было, Фенокс беспрекословно отдал свой голос за Мунта, чего же еще? Войдя под своды Валлахала, Алекиан тут же, пренебрегая торжественностью момента, задал наиболее интересующий его вопрос:

— Итак, ваше преосвященство, вы готовы заняться осуществлением тех планов, о которых уговорено между нами?

— Разумеется, — кивнул Мунт, — нашей Церковью накоплены огромные мирские богатства… предназначенные для спасения Империи, Церкви и веры, когда придет трудный час. Ныне сей час пришел. Уже сегодня я предоставлю короне бессрочный заем…

— Бумаги готовы, требуется только подпись и печать, — вставил канцлер.

— Отлично, — кивнул император. Шагая рядом с прелатом, заметно уступающим ему в росте, долговязый юноша сутулился и клонился к собеседнику. — Мы немедленно пустим деньги в ход. Сэр маршал!